Ускользающие тени
Шрифт:
Наверху, в тишине своей спальни, особа, вызвавшая множество догадок и слухов, писала Сьюзен, изливая свои чувства, сообщая если не всю правду, то по крайней мере се большую часть. Ибо Сара была слишком сильно уязвлена, чтобы признаться даже своей лучшей подруге в том, что ее сердце разбито недостойным поступком короля.
В самом деле, эти несколько дней были наполнены странными и необъяснимыми событиями. Вспоминая о них, Сара думала, что ее видение явилось дурным предзнаменованием – то самое видение, в котором она вообразила, что на ее собственных драгоценных клавикордах играла таинственная женщина в несуществующем доме. Очнувшись, Сара обнаружила,
Четыре дня спустя в Салоне она обнаружила, что ее царственный возлюбленный обеспокоен и напряжен, а над ней самой открыто насмехаются принцесса Августа и ее фрейлины. Затем до ее ушей донеслась ужасная новость: Георг должен жениться на немецкой принцессе.
– Но он обручился со мной! – воскликнула Сара, правда, когда осталась одна, убежала в Чащу и бессильно опустилась на каменную скамью. Она не могла сдержать дрожь – ее мир рушился на глазах, все надежды юности оказались грубо попранными, просто рассыпались в прах благодаря мужчине, ради которого она пожертвовала своей добродетелью и который так пренебрежительно отшвырнул ее прочь. Хуже всего – или, наоборот, лучше, – оказалось то, что и Сте, и Чарльз Джеймс были сейчас дома: старший мальчик, очень подросший и похудевший, вернулся из длительной поездки, а младший из Итона. Именно этот средний сын Генри Фокса и Кэролайн обнаружил свою юную тетю сидящей в совершенно подавленном состоянии. Она устремила вперед отсутствующий взгляд, и двенадцатилетний мальчик разразился слезами. Подбежав к Саре, Чарльз обнял ее и они зарыдали вместе. В конце концов он решил спросить то, о чем уже догадывался:
– Сара, милочка, что встревожило тебя? Прошу, расскажи.
Сара взглянула на него покрасневшими глазами на мертвенно-бледном лице, на котором в этот момент не было и признака ее поразительной красоты.
– Не могу. Это тайна, о которой мне не следует говорить.
– У тебя будет ребенок? — спросил догадливый не по возрасту Чарльз.
Сара вздрогнула:
– Нет, какие отвратительные вещи ты говоришь!
– Тогда в чем дело? Король собирается жениться на другой?
– Откуда ты знаешь?
– В Итоне болтают об этом. Я слышал, как мои приятели держат пари на то, что моя тетя вскоре станет королевой Англии.
У Сары дрогнул подбородок:
– Они проиграли. Его величество должен жениться на немецкой принцессе.
– И это большая глупость с его стороны. – Язвительность, которой в дальнейшем предстояло обеспечить Чарльзу Джеймсу Фоксу репутацию дерзкого политического деятеля, промелькнула на его лице. – Попомни мои слова, Сара, это его погубит. Я отомщу ему за то, что он заставил тебя страдать, обещаю тебе.
– Но я не испытываю к нему ненависти. Я все еще люблю его.
Мальчик ответил ей умным взглядом
– Это со временем пройдет. А теперь поклянись, что больше ни один человек не догадается, как сильно уязвил тебя его поступок. Пожалуйста!
– Но чем я объясню свои слезы, Чарльз? Я вся пошла пятнами.
– Где-то рядом, под деревом, я видел раненого бельчонка. Давай возьмем его в дом и скажем, что ты расплакалась из-за него.
Сара изумленно смотрела на своего юного племянника:
– Ручаюсь, ты так же хитер, как твой отец. Это
– Кровь сказывается, – мудро ответил Чарльз и повел свою тетю домой, осторожно неся в руке бельчонка. В доме он всем и каждому успел поведать, что леди Сара Леннокс куда больше обеспокоена здоровьем несчастной зверюшки, чем последним капризом его величества.
Но теперь, когда Сара уселась за свой письменный стол честность побудила ее сообщить о случившемся Сьюзен.
«С тех пор как я писала тебе в последний раз, я бывала там очень часто, – сообщала она, – но так ничего и не услышала: ему доставляло удовольствие держать меня в неведении, говоря двусмысленности, странно глядя на меня; даже в прошлый четверг, в тот день, когда было оглашено его решение, этот лицемер подошел ко мне и говорил в самом благосклонном тоне – казалось, он хочет сообщить мне нечто большее, но опасается».
В самом деле, как недостойно вел себя се возлюбленный, думала Сара, и в какое безвыходное положение попали они оба. Почувствовав прилив естественного гнева, она продолжала:
«Должно быть, он послал за этой дамой прежде, чем ты покинула город, но зачем тогда опять начал игру со мной? Короче говоря, он вел себя как бессовестный, недостойный и бесчестный мужчина. Я собираюсь появиться при дворе в четверг через неделю и всем своим видом намерена дать понять, что ничуть не расстроена, но, если, правда, что можно досадить кому-либо холодным и сдержанным поведением, я обещаю доставить ему это удовольствие».
«Молодец», – решила Сидония и принялась читать дальше.
Закончив письмо, Сара вскочила на ноги, бегом спустилась по лестнице и вошла в музыкальную комнату. Прекрасное дерево клавикордов поблескивало в углу этой светлой и уютной комнаты, однако спокойная обстановка, в которой Сара провела столько счастливых часов, упражняясь на инструменте, подаренном се царственным возлюбленным, на этот раз не вернула ей присутствие духа. Сара ударила по клавиатуре, извлекая из нес резкие, нестройные аккорды.
– Никогда, никогда, никогда я больше не прикоснусь к тебе! – дико вскричала она и выбежала из дома. В самой глубине парка она вволю выплакалась, не опасаясь, что кто-нибудь ее увидит.
Сидония, самим сердцем впитывая события жизни Сары, дочитала письмо до конца, ничего не зная об отчаянном взрыве, которым было прервано это письмо.
«Что касается моих чувств, то, если не считать желания маленькой мести, я почти забыла его, – продолжала Сара. – К счастью для меня, я его не любила, всего лишь увлеклась, даже его титул для меня не имел особого значения…
— Этому я охотно верю, – вслух произнесла Сидония, вспомнив сцену у стога сена.
«…Так что разочарование лишило меня хорошего настроения всего на пару часов.
Уверяю тебя, я и слезинки не проронила, как, вероятно, сделала бы ты, ибо я знаю, ты всегда была слабее меня. Больше всего меня раздражает мое глупое положение, ибо столько времени было потрачено впустую, но теперь уже все равно. Если он вздумает переменить свое решение (чего быть не может) и попытается уверить меня в случайности своего проступка, я не приму его заверения: он слишком слаб, так что им способен управлять первый встречный, и меня мало привлекает возможность проводить время с таким человеком».