Условие Эвелин
Шрифт:
Вики едва сдерживала слезы.
— Эвелин… Эвелин была так добра к нам…
— Дело не только в ее доброте. Такова была ее жизненная позиция. Она не могла оставаться безучастной, видя, как губят юное дарование. К тому же она была убеждена, что ее воспитанницам из благополучных семей необходимо видеть рядом с собой и тех, кому не так повезло в жизни.
— Вряд ли это чему-то научило моих одноклассниц, — сквозь слезы улыбнулась Вики. — Но все равно, несмотря на все их уколы и издевки, я провела в Майлстоуне семь самых счастливых лет. Однако…
— Однако, — мягко перебил ее Джек, —
— Они молодцы и умники! — с жаром воскликнула Вики. — И в университете одни из первых!
— Я нисколько в этом не сомневаюсь, но ведь вы уже по уши залезли в долги, оплачивая их обучение.
— Мальчики помогают мне, — возразила Вики. — Они подрабатывают во время каникул.
— Но вы ведь понимаете, что это капля в море. К тому же у вас есть собственная жизнь.
— Мы уже говорили с ними на эту тему. Как только они закончат учебу, наступит моя очередь.
— Великолепно! Когда? Лет через десять, когда они встанут на ноги и вы сообща сумеете расплатиться с долгами, да, Виктория?
— Я хочу дать им самое лучшее, — упрямо произнесла она. — Они не должны страдать только потому, что отец…
— Потому что ваш отец отказывался выполнять свои обязанности. — Голос Джека стал вкрадчивым. — Но вы ведь не отказываетесь выполнять свои, не так ли? Равно как и я. Об этом и идет речь. О выполнении своих обязанностей. Вот почему я прошу вас выйти за меня замуж. Это помогло бы нам обоим.
— Я не…
— Постойте, не говорите пока ничего. — Он улыбнулся ей такой теплой улыбкой, что тяжесть, лежавшая на сердце Вики, мгновенно исчезла. — Давайте сначала съедим этот чудесный обед.
Джек краем глаза наблюдал, с каким изяществом Вики управляется с серебряными щипцами и вилочкой, как смакует каждый кусочек розоватой мякоти. Все ее внимание было поглощено лежащим перед ней роскошным живописным омаром.
Наконец она закончила и, подняв взгляд, обнаружила, что Джек смотрит на нее с таким выражением, словно не верит собственным глазам.
— В чем дело? — сердито спросила она. — Я делаю что-нибудь не так?
— Напротив, — возразил Джек, в голосе которого слышался лишь слабый намек на улыбку. — Никогда еще мне не доставляло такого удовольствия наблюдать за человеком, поглощающим омара. — Предоставив ей истолковывать его слова, он попытался сменить тему. — Прежде чем нас отвлекут следующим блюдом…
— Еда не отвлечение, — возразила она. — Разве можно так говорить?
— Ладно, я плохо воспитан, — признал Джек. — Я мог бы заказывать омаров на завтрак, если бы захотел. Но меня мучает один вопрос…
— Разве? По-моему, вы знаете все.
— Далеко не все. Во всяком случае, далеко не все понимаю. — Джек задумчиво и внимательно посмотрел на Вики. — Ваш отец… как он мог так безответственно распорядиться своей жизнью? Неужели у него не осталось никаких родительских чувств?
— Отец… — начала она и тут же замолчала. Нет! Это его не касается. Это никого не касается.
Но Джек был очень серьезен, и Вики подумала: он действительно хочет это знать. Ему небезразлично.
Ему небезразлична я.
Эта мысль была такой неожиданной, что Вики смешалась. Она никогда никому о себе не рассказывала, но ей вдруг почему-то захотелось рассказать ему. Хотя бы раз.
— У меня остались самые счастливые воспоминания о раннем детстве, — медленно начала она. — Но затем отец очень быстро и необъяснимо изменился. Его словно затянуло в какой-то водоворот и неумолимо тащило ко дну. Единственное, что оставалось на поверхности, — это непомерный эгоизм. Он требовал от всех нас одного: чтобы его потребности немедленно обеспечивались. Чтобы его кормили, чтобы всегда были деньги на выпивку и чтобы в доме никто не вопил и ничего от него не требовал. А поскольку я последовательнее, чем остальные, пыталась достучаться до того, прежнего человека… — Вики поглубже втянула в себя воздух, — он, мне кажется, меня возненавидел.
— Судя по тому, что я знаю, это весьма справедливая оценка.
Она покачала головой.
— Может быть, не стоило бы так обвинять его… Я и сама бывала несносной. После смерти матери единственным его желанием было напиться до бесчувствия, а я пыталась помешать ему.
— И как вы его останавливали?
— О, это было непросто. Я тайком вынимала деньги из его кошелька, и, когда он приходил в бар, ему не хватало на выпивку. Воришкой — вот кем я была. — Она помолчала, затем продолжила: — Иногда, когда я болела или была измучена до предела, мне удавалось, пристыдив его, заставить что-то сделать по дому. Порой казалось, что на моих руках оказались не двое, а трое детей… Но ведь он был моим отцом. А потом… потом, однажды ночью, когда он вернулся домой в полном беспамятстве, случился этот пожар, в котором мы все чуть не сгорели…
— Боже, какой ужас, — выдохнул Джек. — Об этом я ничего не знал.
— Мы с мальчиками проснулись и смогли потушить пламя. Но отец, спавший в каморке на первом этаже, задохнулся от дыма…
Пока убирали тарелки и меняли приборы, Джек молчал, думая о том, что, несмотря на сведения из архива Эвелин и информацию матери, он даже не представлял, что за жизнь приходилось вести этой девушке. И нужно было иметь огромную силу духа, чтобы сохранять при этом свойственные ей ясность ума и жизнерадостность.
Принесли основное блюдо. И тут уж никакие радости или горести этого мира не смогли бы отвлечь Вики от фаршированного фазана — произведения кулинарного и оформительского искусства.
Джек, не столь усердно занимавшийся своей порцией, не отрывал от нее изумленного взгляда. Он никак не мог привыкнуть к тому, что женщина за обедом все свое внимание сосредоточивает на еде!
Наконец, подчистив остатки соуса с тарелки, она смогла вернуться к более прозаическим вопросам — вроде его предложения выйти замуж — и тут же перешла к делу.