Шрифт:
Дзюнпей Гамикава. Условия человеческого существования
Издательство "ПРОГРЕСС" Перевод 3.Рахима, Я.Берлина, И.Львовой
ЧАСТЬ 1 *
1
ОНИ брели, не задумываясь, куда идут и зачем, и улица казалась им бесконечной. Они говорили, не умолкая, и еще ни слова не сказали о самом главном. Смеркалось. В надвигавшейся темноте медленно кружил снег, крупный, как хлопья ваты. Такой снег -- редкость в Маньчжурии. Обычно он здесь мелкий и сухой и шуршит, как песок, и ветер хлещет им по лицу, так что снежинки впиваются в кожу, как иглы. А сейчас он падал неслышно и мягко, обволакивая все вокруг. Они дошли до угла и остановились. Редкие прохожие обходили их. В окнах, запорошенных снегом, тепло мерцали огоньки. Улица здесь разветвлялась надвое. -- Мне, наверно, пора,-- сказала она совсем не то, что хотелось. Кадзи смотрел куда-то через ее плечо. Она оглянулась. Позади, в угловом доме, был мебельный магазин. Проследив за взглядом Кадзи, она увидела в витрине большое декоративное блюдо. Мужчина и женщина в объятии. По-видимому, с роденовского "Поцелуя". Взгляд Кадзи оторвался от витрины и, скользнув куда-то в сторону, повис в пространстве. Митико перехватила его и заставила Кадзи встретиться с ней глазами. -- Как это не похоже на тебя. Он не понял или сделал вид, что не понимает. -- Ты опять увиливаешь от главного, Кадзи... В бледном свете Митико увидела, как зажглись на мгновение его глаза и снова погасли, стали холодными и суровыми. Девушке стало больно, тяжелый комок сдавил ей горло. - Не могу понять. Ты все твердишь -- война, война... Мы любим друг друга, а пожениться не можем... Это все из-за войны? - Да. - Но почему же, скажи? - Сам не знаю. Кадзи снова глянул на блюдо в витрине. Митико провела пальцами по его плечам и за воротник робко потянула к себе. - Ты... не любишь меня? - Люблю!
– - прошептал он жарко. - Я тоже... Чего же ждать? Почему мы не можем пожениться? - Ну как объяснить, чтобы ты поняла! - И не старайся! Не понимаю и не пойму!
– - Она упрямо тряхнула головой, с капюшона посыпались снежинки.-- Знаю, знаю. В любую минуту тебе могут прислать красную повестку. Может быть, даже завтра! Ты это хочешь сказать? Так вот, я больше не желаю это слышать! Я обыкновенная женщина и хочу выйти замуж за любимого человека; иного счастья себе не мыслю и не желаю. И пусть наутро после свадьбы тебе присылают красную повестку! Пусть, я не буду раскаиваться... Плакать буду горько, изойду слезами, провожая тебя... Но другого счастья мне все равно не нужно! Радость, и гордость, и восхищение этой маленькой женщиной нахлынули на него горячей волной. Его решимость отступила перед этой силой. Повестку ему пришлют, и очень скоро. Не важно, какая она будет -- красная, белая, синяя, но ему прикажут бросить все и уйти. И он должен будет уйти с тоской в сердце, понимая, что не вернется. И ничем не убедить себя, что этого не случится. Так, может быть, и в самом деле уступить, пока это еще возможно, своему чувству и испытать то, что кажется таким желанным?.. Пусть это будет только миг и завтрашний день принесет крушение... -- Хорошо. Пойдем сейчас ко мне. На мгновение девушка опустила веки, потом подняла на него сияющие глаза: -- Идем. И она решительно повернулась, чтобы идти туда, где было общежитие Кадзи. Но Кадзи не шевельнулся. -- Нет. Нельзя,-- прошептал он. Митико остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. Теперь он видел перед собой искаженное гневом лицо девушки, лицо-маску. -- Ты испытывал меня? Ты шутил?! С этим не шутят! Ты испугался? -- Ее прерывающийся от волнения голос вдруг окреп.-- Боишься запятнать репутацию безупречного служащего?.. Трус! И... дурак! Митико убежала. Он остался стоять словно в оцепенении, подняв лицо к темному небу. "Боишься запятнать репутацию..." Это жгло, как пощечина. Боль незаслуженной обиды, гнев, неутоленная любовь раздирали сердце. Он дрожал. Утонуть в ее объятиях, минутной иллюзией счастья заслониться от всего -- от проклятой войны, от мыслей, от судьбы! Все равно не сегодня, так завтра его погонят туда... Взгляд Кадзи снова остановился на блюде в витрине. Любовники в вечном объятии. Почему же ему и Митико отказано в этом счастье? Война... Минуту назад он, может быть, навсегда оттолкнул от себя Митико и навечно потерял возможность обнять ее. У него перехватило дыхание. Возлюбленная... Разве не в этом образе воплощена радость жизни для мужчины? А он оттолкнул ее.
2
Помещение отдела было заставлено письменными столами. Здесь сидело пятьдесят человек. Как это сплошь и рядом бывает в крупных колониальных фирмах, мало кто из них всерьез занимался работой. Большинство исправно появлялись в положенное время и в положенное время уходили. Чтобы не потерять кусок хлеба, требовалось только умело делать вид, что очень занят. Топили исправно. Почти все сидели без пиджаков, засучив рукава сорочек. Лениво перебрасывались словами, писали частные письма на бумаге с фирменными штампами, с упоением разговаривали по телефону. В воздухе висел удушливый дым от дешевых местных сигарет. Их покупали, когда кончались пайковые японские. От этого дыма першило в горле. Письмоводитель из отделения Кадзи говорил соседу: -- Вот уж не ожидал, что немецкая армия выдохнется под Сталинградом... Теперь на Германию не очень-то можно рассчитывать. Что предпримет Советский Союз -- вот в чем теперь вопрос. Он улыбался, будто все это было просто забавно, хотя в действительности за его словами скрывался страх, не покидавший последние дни окружающих. От Маньчжурии до Тихого океана далеко -- поэтому война с Америкой здесь почти не ощущалась. Зато под боком была извилистая, тянувшаяся на тысячи километров советская граница. И немудрено, что всех здесь тревожил один вопрос: что предпримет Советский Союз? -- Э, чепуха! Нам нечего опасаться,-- младший письмоводитель Ониси охотно поддержал разговор.-- Квантунская армия надежно охраняет границу Маньчжурии,-- и, покосившись на Кадзи, громко добавил: -- Будьте уверены, она не дрогнет, не оплошает! Кадзи промолчал. Он писал очередную докладную записку. "Зависимость темпов развития черной металлургии от общего уровня развития промышленного производства",-- аккуратно вывел он на обложке. -- Ну еще бы! -- отозвался кто-то из дальнего угла.-- С такими удальцами, как наш старший ефрейтор Ониси, Квантунская армия, конечно же, непобедима. Старший ефрейтор запаса, письмоводитель Ониси самодовольно ухмыльнулся. Он участвовал в Шаньсийской операции
– - подумал он и усмехнулся: случись это, молодого человека по имени Кадзи уже не было бы в живых... -- А что слышно про южные острова?
– - шепотом спросил кто-то. -- С Гуадалканала, оказывается, мы уже ушли... "Ушли! Просто разгромлены. Гарнизон едва ноги оттуда унес",-- подумал Кадзи, не отрывая пера от бумаги. -- Это стратегическое отступление,-- зычно и самоуверенно бросил Ониси.-- Америкашки дорого за него заплатили, а достался-то он им пустым! Теперь наша армия заняла более выгодные позиции и скоро начнет новое наступление. Вот увидите! И Ониси многозначительно глянул на Кадзи, будто хотел сказать: "Ну что ты можешь на это возразить?" Кадзи поднял на него глаза. Но тут же отвел их в сторону: лавируя между столами, к нему приближался рослый улыбающийся мужчина. -- Как всегда, усердно трудимся,-- шутливо бросил тот, подходя к Кадзи. Это был Кагэяма. Грубые черты лица, широченные кустистые брови и покоряющая широкая улыбка. -- "Зависимость темпов развития черной металлургии от общего уровня развития промышленного производства",-- прочитал он и ухмыльнулся, щелкнув пальцем по обложке.-- Написал бы лучше о зависимости темпов развития любви от хода военных действий! От воспоминания о Митико защемило в груди. Вот уже три дня, как они не разговаривают друг с другом. Она тут, совсем рядом, одним этажом выше. Кадзи чуть было не поглядел на потолок, но вовремя взял себя в руки и остановил взгляд на приятеле. - Ты по делу или так?.. - Да вот проститься пришел. Конечно, это немного сентиментально... Так. Ему уже прислали. Чуть слышно, почти про себя, Кадзи спросил: -- Когда отправляешься? Кагэяма сказал, что уезжает завтра, что через несколько часов -- он взъерошил себе волосы -- этой прически у него не будет, его остригут под машинку, и такую прическу он сможет завести лишь через несколько лет, если ее вообще будет на чем носить. В детстве, когда играли в войну, я всегда был за командира. Постараюсь как-нибудь одолеть и эту игру в солдатики для взрослых! - Завтра? Так скоро? -- Кадзи огорчился, будто это касалось его самого.-- И поговорить толком не удастся... - Я получил повестку пять дней назад. Шлялся все вечера, пьянствовал напропалую. А про тебя вспомнил только сегодня... Да ведь ты, поди, вечерами занят?
– - Кагэяма многозначительно показал на потолок.-- А, Кадзи? - Тебе завтра,-- проговорил в задумчивости Кадзи,-- а кто поручится, что послезавтра вдогонку тебе не пошлют меня? - Пошлют, так пойдешь. Подыхать там вовсе не обязательно. Кто-то ведь должен вернуться. Я врожденный оптимист, Кадзи. Люблю жить! Я здесь четыре года, а по-настоящему ни одного дня не проработал, только пил да гулял. Так что сладостей жизни я вкусил достаточно и особенно скучать по ним не буду. Об одном жалею -- любил без меры, а жениться вот не успел. Не оставил по себе памяти, стрелял, так сказать, вхолостую... За ближайшими столами расхохотались. А Кадзи снова подумал о Митико, и ему стало трудно дышать. Кагэяма посерьезнел. - Что ж, если говорить по-ученому, все это проявление неистощимой жизненной энергии нормального человека, а если попросту -- наивная, слепая вера в будущее. Как ты считаешь? - Не знаю... Может быть, обстоятельства и меня сделают таким, а пока не могу назвать себя безоговорочным оптимистом. - Как ты думаешь, сколько это протянется? -- неожиданно перейдя на шепот, спросил Кагэяма. Кадзи пристально посмотрел на непривычно серьезное лицо Кагэямы. Таким он его еще не видел. Сколько протянется? А какое это имеет значение? Кто поручится, что тебя не убьют в первый же день? - Недолго,-- сказал он уверенно. - Года три?.. - Не больше. Кадзи обвел взглядом комнату. Люди делали вид, что заняты своими делами, но Кадзи понимал, что они прислушиваются к каждому их слову. В военное время не стоит высказывать малоутешительные соображения относительно хода войны, тем более в стенах фирмы, работающей на нее. Но в Кадзи будто бес вселился. Он видел, что Ониси искоса следил за каждым его движением. Пусть! Старший ефрейтор Ониси! Герой Шаньсийской операции, боевой опыт которого сводился к тому, что китаянок насиловать приятно, а человека прикончить легче легкого -- стоит только выстрелить ему в затылок!.. Что ж, пусть узнает о войне кое-что еще. Он все-таки скажет. Фронта ему, так или иначе, не миновать. И Кадзи заговорил: -- Когда объявили о нападении на Пирл-Харбор, мне здорово попало от начальства за мои речи. А сказал я тогда вот что: "Не важно, сколько мы потопили американских линкоров. Пусть даже двадцать! Но если при этом мы потеряли хотя бы один собственный -- это уже не победа! Япония вписала безумную, бессмысленную страницу в историю!" -- Кадзи мельком взглянул на начальника отдела; тот уставился на него сквозь очки, сосредоточенно выпятив губы.-- Арифметика тут очень простая, нужно только сравнить уровни производства стали в Америке и у нас -- цифры-то получатся несоизмеримые. Конечно, боевой дух и всякое такое рассчитывается по другим формулам. Но военный потенциал складывается из стали. Да что сталь, со сталью еще не так плохо. По нефти и энергетическим ресурсам нам вообще сравнивать нечего... Но мы во что бы то ни стало хотим победить! Вот и приходится туго великому японскому духу... Достается ему, не знает он ни сна, ни отдыха, то ему надо превращаться в железо, то в нефть, то в оружие, то еще во что-нибудь. Кагэяма горько усмехнулся. Кадзи сосредоточенно прикуривал сигарету, ощущая на себе враждебный взгляд Ониси. У этого типа достало храбрости расстреливать китайских старух, не больше; задуматься над поражением, которое ожидает Японию, у него, конечно, мужества не хватит. -- Влетело мне тогда крепко,-- продолжал Кадзи.-- После нагоняя я подобрал статистические данные, еще раз произвел расчеты и пришел к выводу, что к середине сорок третьего года производство стали в Японии и Маньчжурии будет близко к нулю. Сейчас у нас март сорок третьего. Пока до нуля мы еще не докатились, но сделали все, чтобы достичь этого уровня в самое ближайшее время. Возможно, в мои расчеты вкрались неточности... Ониси с грохотом отодвинул стул. -- Вы пораженец, господин Кадзи! Вы хотите поражения Японии! Его лицо исказила гримаса ярости. Ониси сказал это негромко, но по меньшей мере половина сидевших в комнате его слышали. У Кадзи заколотилось сердце. Какого черта ему понадобилось заваривать кашу! Но отступать, делать вид, что не расслышал, было поздно. Отказываться от своих слов -- тем более. - Чего ты раскипятился? -- спросил Кадзи, как мог примирительно.-- Я говорил о цифрах, а цифры показывают, что лучше было войну не начинать, только и всего. - К чертям твои цифры! Япония уже воюет!
– - заорал Ониси. Теперь его слышали все. Не могли не слышать. И сам Ониси не мог уже остановиться, даже если б и захотел. Злобно оглядевшись, он набросился на Кадзи: -- Когда вы щеголяли в студенческих фуражках и прохлаждались в кафе, мы проливали кровь в шаньсийской глуши! А что нам пришлось там вытерпеть, ты можешь понять? Не для того мы страдали, чтобы откармливать в тылу всяких студентов-пораженцев!.. Ин-тел-ли-генты! Не выношу! Когда их призывают на учения по штыковому бою, как положено солдатам запаса, они в кусты, бабы трусливые!.. А туда же лезут рассуждать про войну... Это предат...--- он поперхнулся, и от этого оборванного на полуслове выкрика его возмущение показалось не таким деланным. Над комнатой нависла напряженная тишина. Кагэяма иронически улыбался. У Кадзи кровь отлила от лица. Ну и мерзавец этот Ониси! -- Что же ты замолчал? Ты остановился на полуслове. Возьми себя в руки и договаривай. Ты хотел сказать, что я предатель. Скажи!
– - Кадзи швырнул только что прикуренную сигарету.-- Я не спорю, ты участник многих боев, старший ефрейтор пехоты, а я всего только рядовой запаса. Но, как тебе известно, здесь не армия и я твой непосредственный начальник. Рекомендую тебе быть поосторожнее в выражениях! Кадзи вдруг почувствовал, как напружились мускулы на плечах и руках. Так бывало на спортивных тренировках... - Ты тут бахвалился своим мастерством в штыковом бою. Так вот, имей в виду на всякий случай, что я хоть и не под твоим началом проходил эту науку, но штыком тебя достану! - Схватка окончена! О-отбой! -- подняв руку, словно судья на состязаниях по штыковому бою, возгласил Кагэяма. И напряжение, сковавшее присутствующих, спало. У людей отлегло от сердца. -- Что тут у вас происходит? С чего это вы раскричались? -- К ним подошел начальник отдела.-- Прошу не забывать, господа, вы на работе! Кадзи, вытряхнув из пачки сигарету, нервно постукивал ею по столу. Инцидент этот, конечно, запишут в личное дело... Наградные лопнули... Дело ясное -- Ониси, как верноподданный, будет занесен в разряд отличившихся, а Кадзи угодит в черный список... Еще бы -- предатель! Впрочем, не стоит беспокоиться -- наверно, он еще с Пирл-Харбора красуется в списке сомнительных личностей. Э, да пусть делают, что им угодно! Наплевать! Пока-то он им нужен. -- Нельзя забываться, дорогой Кадзи, -- сказал начальник отдела.-- Точность твоих расчетов никто оспаривать не собирается, но разговоров таких вести не следует, -- наставительно продолжал он, оттопыривая толстые губы.
– - Долг интеллигента не только в том, чтобы щеголять точностью своих знаний. Как ты полагаешь? Особенно сейчас, в грозную годину войны! Использование знаний для пессимистических прогнозов, как это делаешь ты, может обернуться антигосударственным деянием... Нужно прилагать знания для обоснования оптимистических расчетов. Правильно я говорю? Именно в этом, по-моему, и состоит патриотический долг! Кадзи не мог оторвать холодного, почти враждебного взгляда от лица шефа, от его оттопыренных губ. -- Господин начальник, вас к телефону!
– - послышался голос конторщицы. Когда он наконец оставил их, Кадзи взглянул на Ониси. Тот наливал себе чай в углу комнаты. Отпив глоток, он выплеснул остальное на пол и пошел на свое место, избегая взгляда Кадзи. Ну что же, Ониси, если на то пошло, сразимся на боевом оружии, без защитных рубашек! Для военного времени дуэль самая подходящая. Вернее, самая идиотская!.. И Кадзи, как ни был он подавлен всей этой глупой историей, рассмеялся. Глаза их встретились. Ну как, померимся силами? Шеф снова подошел к Кадзи. -- Тебя вызывает начальник отдела горных предприятий.
– - Кадзи поднял на него отсутствующий взгляд.-- Наверно, потребовались какие-нибудь пояснения к той докладной, помнишь, ты писал: "О рудных запасах в районе Лаохулин",-- стараясь говорить возможно спокойнее, пояснил он. Да, за Кадзи нужен глаз да глаз. Но очень уж полезный работник. Очень! Компиляторов, стряпающих доклады из чужих выкладок, много... Но написать серьезное исследование можно поручить только Кадзи... -- А насчет Ониси ты не беспокойся, я с ним поговорю. Иди. Кадзи встал. - Получилось небольшое представление в честь твоего отбытия на фронт,-- улыбнулся он Кагэяме. Они направились к выходу. - "Стопроцентный верноподданный и предатель". Драма в одном акте. Как, нравится? В дверях Кадзи оглянулся. Ониси, насупившись, стоял перед начальником. Тот что-то внушал ему, улыбаясь. Ну конечно, что-нибудь вроде: "Ты уж не обижайся, старина, на Кадзи, он у нас такой. Правда на твоей стороне, разумеется. А с ним я серьезно поговорю, будь спокоен". Ох эти верноподданные болтуны, что у них за головы -- кочаны капустные, что ли?
– - думал Кадзи. Договорившись встретиться вечером, приятели расстались. Кадзи направился в отдел горных предприятий. Шершавые бетонные стены коридора у кабинетов членов правления были облицованы мрамором. Кадзи кивнула Ясуко из машбюро. На ее строгом лице мелькнула улыбка. Кадзи показалось, будто она хотела что-то сказать. Но на душе еще не улеглось возбуждение от недавней схватки, и он, вежливо поклонившись в ответ, прошел мимо. В конце коридора Ясуко обернулась. Кадзи остановился у двери начальника горнорудного отдела и постучал.
3
Дверь машбюро ведет в женское царство. Служащие-мужчины охотно открывают эту дверь. За столом у входа в машбюро величаво восседает старая дева в роговых очках, какие носят дамы из армии спасения. Рядом с ней невысокий барьер, за ним запретная для мужчин зона, яркий цветник в гигантском сером здании правления. В строгом порядке стоят шестьдесят машинок, каждая под своим номером. В таком же строгом порядке сидят девушки-машинистки. В комнате стоит ровный стук машинок, из чего можно заключить, что компания недаром платит жалованье строгой особе в роговых очках. Пройдя мимо очков с легким поклоном, Ясуко уселась за машинку номер двенадцать и, делая вид, что, принимается за работу, ткнула пальцем соседку. -- Что с Кадзи? Он сегодня такой сердитый. Вы поссорились? -- Н-нет,-- еле слышно ответила Митико. -- То-то у нас мордочка заплаканная,-- ввернула номер четырнадцатый, Тамае. Вдалеке сверкнули очки. Четырнадцатый номер немедленно выпрямилась. -- Почему вы не поженитесь? -- спросила Ясуко.-- Или у вас платоническая любовь? Митико вспомнила, как пыталась сделать первый шаг навстречу близости, и у нее вспыхнули щеки. -- Он не хочет. Не могу же я первая... -- И правильно делает, что не хочет!
– - забыв о начальнице, выкрикнула Тамае, но тут же спохватилась и, прикрыв рот рукой, зашептала: -- Все равно всех здоровых мужчин заберут в солдаты. Порядочный человек не захочет оставлять любимую женщину вдовой. Митико едва заметно кивнула. - Чего же тут правильного?!
– - Ясуко в сердцах ударила по клавишам машинки.-- Вы любите друг друга, так живите полной жизнью. Мгновенье -- но полное! А то вспомнить будет нечего. Я так скажу: все эти разговорчики для тех, кто не любит по-настоящему. Война, вдовы! Еще и неизвестно, когда она вас разлучит, война. - Вот и я тоже так считала...-- прошептала Митико, кусая губы. Ей с трудом удалось сдержать слезы. Почему, почему он не хочет понять ее чувства? Он просто не любит ее... Ясуко заметила, что пальцы Митико дрожат. Она и жалела подругу и до боли завидовала ей. Бедная Митико, даже похудела за эти два дня, вон кофта будто на вешалке висит. Но Митико любила, у нее был человек, о котором она могла мечтать, она была на пороге счастья, которого так не хватало ей, Ясуко. - Ну же, Мити, ты совсем пала духом! В такую даль забралась, не побоялась, сама на хлеб зарабатываешь! И за счастье борись сама! Я прочитала в одной книге: нельзя позволять, чтобы жизнь проходила мимо... Так не отпускай его, если он тебе дорог... - Я пыталась... - Ну? Митико опустила голову. - Обидел? Ну попадись он мне теперь! - Нет-нет...-- испуганно зашептала Митико.-- Умоляю, не говори ему ничего. - Номера двенадцать, тринадцать и четырнадцать!
– - донеслось до них.-- Что у вас творится? Стоит однажды промолчать, как вы вообще забываете, что такое дисциплина. Я занесу вас в журнал! -- Испугала! -- пробормотала Тамае.-- Что ты понимаешь в наших страданиях, старая карга... Машинки застрекотали, как пулеметы.
4
– - Два раза прочитал,-- сказал начальник отдела горных предприятий, бросая на стол толстую рукопись.-- Занятно. Но не без душка. Кадзи смотрел на знакомую обложку. Печатала доклад Митико. "Проблемы управления колониальной рабочей силой". И в подзаголовке: "Некоторые аспекты использования рабочей силы на Лаохулинских рудниках". -- Чувствуется опыт участия в левом движении. Студенческие увлечения? Кадзи смутился. Не настолько уж он был активен в этой деятельности, чтобы ему можно было приписать "опыт". Многие, услыхав такую оценку его участия в студенческом движении, наверно, усмехнулись бы, и не без иронии. -- Ну ладно, дело прошлое. Молодости свойственно и простительно небольшое безрассудство. Так в чем же все-таки основная мысль сего труда?
– - начальник отдела растянулся в огромном кожаном кресле и ждал ответа. Кадзи заколебался. Откровенничать не стоит: кто знает, чем все это может кончиться? - Ну...-- начал Кадзи,-- в общем, с людьми нужно обращаться как с людьми... Хотя в колонии это... м-м... - Очень трудно. - Вот именно. - Наше гигантское предприятие существует за счет предельной эксплуатации китайских рабочих,-- подсказал начальник отдела.-- Так? - Да. - И это противоречит твоим убеждениям? Кадзи не отвечал. Очки начальника горнорудного отдела слепили Кадзи глаза. И еще яркое солнце из окна. Ему казалось, что его просвечивают. Насквозь. -- Что это с тобой сегодня? Не узнаю тебя. Ты всегда так точно формулируешь свои мысли... Кадзи показалось, что начальник ехидно усмехнулся. Хватит одной истории с этим Ониси. Надо быть осторожнее. - Да, противоречит,-- сказал Кадзи. - Ты что же, хочешь сказать, что все дело в методах? Противоречия противоречиями, а производительность поднять все-таки можно? Значит, я правильно понял тебя? "Кажется, одну ловушку проскочил. Противник сам показал ему выход. Но зачем?" -- Кадзи решил держаться настороже. Он попросил разрешения закурить. Начальник отдела пододвинул Кадзи пачку дорогих сигарет. -- Надо понимать, что ты абсолютно уверен в точности выводов? Кадзи изобразил на лице недоумение. Еще минуту он сидел под испытующим взглядом шефа. Тот бесцеремонно разглядывал молодого служащего, неторопливо покуривавшего сигарету. На вид скромный, но, должно быть, чертовски упрям. И сложен неплохо, физически крепок. Такой может пригодиться для дела. -- Хочу забрать тебя из исследовательской группы. Как ты смотришь на работу в Лаохулине? Кадзи хорошо знал Лаохулин. Это крупное месторождение магнитного железняка. Десять тысяч рабочих. Но добыча ничтожная, производительность труда низкая. Металлургическим заводам приходилось довольствоваться бедной рудой из других месторождений, и производство чугуна резко падало. Шишки за все это валились прежде всего на отдел рабочей силы Лаохулинского рудника. -- Не хочется забираться в глушь? Да, сто километров от города. Первая мысль Кадзи была о Митико. Уехать, оставить ее? Это все равно, что умереть... Не видеть ее. "Ты уезжаешь?" Д-да, возможно, ему придется уехать. Черные глаза Митико влажны от слез. "Покидаешь меня?" Пересохшими губами Кадзи мысленно касается волос Митико. Они удивительно пахнут. Просыпаясь в своем общежитии, он каждое утро вспоминает этот сладостный аромат. Нет, он не может оставить Митико. -- Начальник отдела рабочей силы там давно болен,-- слушает он.-- Его пока замещает Окидзима. Он старше тебя на пять-шесть лет. Давно работает в горной промышленности, китайский хорошо знает, а дело у него не ладится. Просит себе толкового помощника. Кадзи кивнул, и начальник, приняв это за выражение согласия, добавил: -- Твоей научной карьере это назначение никак не повредит. Коль скоро я тебя туда посылаю, я позабочусь и о твоей дальнейшей судьбе. На мгновение Кадзи почувствовал удовлетворение -- не каждый день рядовой служащий крупной фирмы становится избранником начальства! Но разлука с Митико? И кто сказал, что его там не забреют в солдаты? Нет, радоваться решительно нечему. Нечему? А его вечные мечты совершить что-то полезное, большое! Вспомнилась разъяренная физиономия Ониси. Уж одно то, что он не будет больше видеть эту ненавистную физиономию. Нет, он вовсе не спасается бегством от этого типа. Наоборот, таким образом он расправится с ним, покажет его ничтожество: "Что, Ониси, оказывается, работать немного потруднее, чем пускать в расход старых китаянок в Шаньси? Что же получается? Ты верноподданный! Ты обвинил меня в предательстве, а сам не справляешься с работой на благо нации! Нехорошо, Ониси!.." Гнусный тип. Называть предателем человека, который честно и с пользой работает! Кадзи молчал. Сдержанная реакция Кадзи на такое лестное для молодого человека предложение, по-видимому, задела начальника горнорудных предприятий. - Разумеется, тебя никто не принуждает. Но я полагаю, тебя тем более не прельщает перспектива на всю жизнь остаться кабинетным фантазером? - Конечно. - Если ты согласишься взять на себя осуществление идей, тобою же предложенных, я могу в порядке исключения выхлопотать тебе броню. У Кадзи перехватило дух. Ему показалось, что он ослышался. Освобождение от армии!.. Вот это приманка! На нее нетрудно подцепить человека. Ведь каждый день роковые листки бумаги вырывали из жизни здоровых, полных сил людей. Завтра уезжает Кагэяма. А послезавтра, может быть, придет очередь Кадзи. Его мысль неуклонно возвращалась к Митико. Он словно видел перед собой ее радостно сияющие глаза. "Наконец-то мы сможем пожениться! Какое счастье! Ты поедешь? Ну скажи, пожалуйста, что ты согласен! Прошу тебя, скажи, что согласен. Мы поедем вместе. В самую глушь, только вместе!" - Ну? - Можно, я дам ответ завтра?
– - спросил Кадзи. - Вот как?..-- в голосе начальника отдела горнорудных предприятий послышалось нескрываемое изумление, словно он хотел спросить, понял ли Кадзи, какие льготы сыплются ему на голову, и если да, то в здравом ли он уме, не соглашаясь на них немедленно. - Очень тронут вашим предложением насчет брони,-- сказал Кадзи.-- Не знаю, вправе ли я воспользоваться такой привилегией.
5
– Так это же просто замечательно! Кадзи поднял глаза на Кагэяму. Они сидели в "отдельном кабинете" -- закутке, полуприкрытом от общего зала занавеской. Сизый табачный дым висел над переполненным залом. Дикая музыка, визг женщин, грубые голоса мужчин -- все сливалось в один невообразимо оглушительный рев. Кадзи не расслышал и наклонился к Кагэяме. - Я говорю, когда фортуна манит в свои чертоги, люди не отказываются! Так не бывает. - Фортуна! Еще неизвестно. Хотя, конечно, предложение соблазнительное,-- согласился Кадзи. У стойки субъект с внешностью "маньчжурского бродяги" -- так называли японских подданных, подспудно укреплявших позиции отечества в этом крае еще задолго до его открытой оккупации,-- наступал на официантку и орал: -- До чего ж ты мне понравилась, красотка! Питаю к тебе нежные чувства! Он терся о шею женщины щетинистой физиономией, она вырывалась и отталкивала его, прижавшись к стене. Стена была увешана плакатами с патриотическими призывами: "Доведем священную войну до победного конца!", "Вознесем моления о неизменности военных удач!", "Да здравствует победа великой императорской армии!", "Воспитывай в себе воинский дух, увидел врага -- убей!", "Сто миллионов, встаньте, как один!". Хозяин кафе развесил плакаты на видных местах, они должны были свидетельствовать, что он тоже стремится отдать свои силы делу победы великой Японии. Отхлебнув сакэ, Кадзи поднял глаза на стриженую голову Кагэямы. - Знаешь, чего я боюсь? Если меня освободят от армии, я могу забыть обо всем на свете: какое мне будет дело до того, что идет война? Ведь, честно говоря, я избегаю военной службы из чисто эгоистических побуждений... - Ну и что же? Один ты такой, что ли? В отделе личного состава, например, все до одного устроили себе броню, и каждый -- ради спасения собственной шкуры. Нечего скромничать и некого особенно благодарить. Кадзи кивнул. "Бродяга" у стойки снова атаковал официантку. Ей удалось выскользнуть из его объятий. С пронзительным визгом она влетела за занавеску, где сидели Кадзи и Кагэяма. У нее было лицо девочки-подростка, не вязавшееся с фигурой взрослой женщины. "Бродяга" и не собирался преследовать ее. Он оглушительно хохотал и, поводя налитыми кровью глазами, выбирал себе новый объект. Кагэяма усадил женщину себе на колени и принялся как ни в чем не бывало любезничать с ней. "Пусть,-- подумал Кадзи.-- Пусть его насладится последней ночью вольной жизни". Он решил уйти и не мешать им. - А ты забирай Митико и отправляйся в свой Лаохулин,-- сказал Кагэяма.-- Правильно, девочка? - Его возлюбленную зовут Митико? Она красивая? -- Еще бы! А для него -- самая красивая на свете. Кадзи даже не улыбнулся. - Я все думаю,-- заговорил он,-- есть ли у меня моральное право браться за эту работу. Ведь я просто откупаюсь от армии. - Опять!
– - протянул Кагэяма.-- Ну не может человек успокоиться, пока не осложнит все на свете и не вывернет себя наизнанку. - Не болтай чепухи.-- Кадзи помрачнел.-- Начальник отдела -- хитрец. Он отлично понимает, как далеки мои предложения от жизни; он просто хочет использовать меня как буфер. Чтобы удержать в повиновении свое стадо, пастухи прибегают обычно к помощи овчарок, вот в чем суть вопроса! Скажи, за какие заслуги мне сулят освобождение от фронта? Какой ценой должен я заплатить за это? Привести в повиновение тысячи рабочих, так? Стать овчаркой? -- Вот сентиментальный гуманист нашелся, просто загляденье,-- рассмеялся Кагэяма, ссаживая женщину с колен.-- Не прочь приласкать тебя, красотка,-- обратился он к ней,-- но сначала мне нужно поговорить с приятелем. Приходи попозже, ладно? И он легким шлепком выпроводил женщину. Бросив недовольный взгляд на Кадзи, она вышла. - Для гражданина воюющей державы, намеренного активно протестовать против войны,-- продолжал Кагэяма,-- есть только одно прибежище -- тюрьма, заключение, причем пожизненное, гарантирую. Насколько я понимаю, на это у тебя, как, впрочем, и у твоего покорного слуги, смелости не хватит? - Нет, не хватит... Не хватит, повторил про себя Кадзи. И отрицать этого нельзя. Конечно, жизнь во имя идеи, жизнь, полная опасностей и риска, прекрасна и благородна. Кто этого не знает! Но никуда не денешься от того факта, что у него, Кадзи, на такую прекрасную и благородную жизнь мужества не хватило. -- То-то и оно! -- И Кагэяма продолжал: -- Жили-были два честных студента. И такие они были пылкие и смелые, что не побоялись в атмосфере военной истерии посвятить себя политическому просвещению и антивоенной пропаганде в университете, среди одураченных однокашников, которым головы брили по приказу начальства. Но не успели они развернуться, как их заграбастала охранка. Их таскали из одного кабинета в другой, пришивали обвинения, грозили карами, а в конце концов выставили вон, не отдав даже под суд. И начали они тогда ломать головы над одной только задачей -- как избежать хотя бы непосредственного участия в агрессивной войне. Едва окончив университет, они уезжают за море, потому что в колониях больше возможностей увильнуть от мобилизации, и поселяются в крупнейшем промышленном центре. Это основной оплот японского империализма. А они служат здесь, и хоть бы что! Так два молодых героя, два противника войны, выродились в ничтожных торгашей своей совестью... Я-то просто вел беспутную жизнь и не стесняюсь в этом признаться. Вот пересплю последнюю ночку с этой бабенкой, а завтра отправлюсь на фронт в качестве предмета широкого потребления для вражеских пуль.-- Кагэяма расхохотался.-- А ты прилип, как промокашка, к своему столу и превратился в обыкновенного клерка. Не лишенного, говорят, способностей и подающего надежды. Да-да, нравится это тебе или нет, но ты стал самым заурядным клерком. Правда, добросовестным, поэтому тебе и кидают подачку в виде освобождения от призыва. И обижаться на то, что тебе платят за твою добросовестность и способности, по меньшей мере странно. Кадзи стало нестерпимо горько. Честное отношение к жизни -- это не просто добросовестность. Четыре года Кадзи жил, как "промокашка". Замаливал грехи? Окружающие, во всяком случае, воспринимали его поведение именно так. На самом деле он только прятался от самого себя, от сознания собственного малодушия... Устал он от этих мыслей. Забыться... Но как? Женщина? Митико... Но такой, как сейчас, он, наверно, не нужен и Митико... -- Саке сюда! Два двойных!
– - крикнул Кагэяма. Субъект у стойки убеждал какую-то девицу не ломаться. Он с восторгом прошелся на счет ее прелестей и теперь уверял, что и он сам не какая-нибудь мелкая рыбешка. -- Гнушаешься?
– - куражился он.-- Да ты знаешь, кто я такой? Я поважнее здешнего начальника гарнизона! Я в этих местах все могу получить, что только захочу! Поняла? Я вот уже двадцать лет маньчжурскими делами занимаюсь. Если бы Квантунская армия вовремя меня послушалась, не пришлось бы ей хлебнуть горя под Халхин-Голом! Поняла, с кем имеешь дело? ...Взгляд Кадзи остановился на плакатах, расклеенных по стенам. "Вознесем моления о неизменности военных удач". Смысл этих слов не сразу дошел до его сознания. Только когда смолк сиплый хохот пьяного, и в кафе наступила тишина, Кадзи понял, что они означают. -- Может быть, мы с тобой никогда больше не увидимся...-- сказал он Кагэяме.-- Не помолиться ли и нам о неизменности военных удач?.. До чего же мы с тобой опустились! Мы катимся в пропасть. Не пора ли остановиться?.. -- Брось ты эту литературщину! Мы просто смирились с фактом. Этот факт -- война,-- Кагэяма проглотил еще одну порцию рисовой водки.-- Ты тут распространялся о пастухах и овчарках. Очень верное сравнение, Кадзи! Мы и есть собаки. Так вот признай это, смирись и начни все сначала. У тебя-то для этого еще достаточно времени. И не забывай -- овчарка тоже может заслужить великую благодарность баранов, если приведет их на тучное пастбище. Понял, друг? -- Да... если только на свете сыщется такое пастбище... Кагэяма встал, выглянул за занавеску и поискал глазами официантку. Он поманил ее пальцем и кивнул на входную дверь.
6
Митико проснулась, будто кто-то на разные голоса звал ее по имени. Она открыла глаза, но веки слипались, и она не могла с ними совладать... -- Заждалась тебя, любимый мой... Этими словами она встретила Кадзи во сне. Он ничего не сказал. Он подошел и крепко обнял ее. Сладко закружилась голова. А потом она вдруг увидела, что дверь комнаты распахнута настежь. В конце коридора тусклым желтым пятном светится электрическая лампочка, а в комнате полно чужих, незнакомых мужчин. Один из них что-то протянул Кадзи, и она знает, что это красная повестка, и Кадзи знает, но не размыкает своих объятий. Зачем? Он не обязан никуда уходить. Они принадлежат друг другу и никому больше! И останутся навсегда вместе. Навсегда! Им нет дела до повесток. Пусть эти люди убираются со своими повестками. Но вот -- она не помнит, как это случилось,-- Кадзи уже нет с ней рядом; солдаты, сверкая штыками, обступили его и уводят из комнаты, и он исчезает, будто растворяясь в воздухе. Митико хочет бежать за ним и не может.
– - зовет за окном низкий мужской голос.-- Митико! Ясуко вздрогнула. -- Может быть, это Кадзи? Открыть окно? Но Митико уже вскочила и бросилась к форточке. Высунувшись наружу, она разглядела внизу, под окном мужскую фигуру, неподвижную, будто высеченную из лунного камня. -- Митико! Увидишь Кадзи, всыпь ему хорошенько, если он и на этот раз не сделает тебе предложения. Митико задрожала. Не только от предутреннего холода. Что это? -- Он влюблен в тебя по уши,-- кричал ей Кагэяма с залитой лунным светом улицы.-- Счастье, черт его побери, само в руки не дается! Но раз уж оно попалось тебе, вцепись в него покрепче и не выпускай, поняла? Плевать вам на эту войну! Сейчас твой болван, наверно, спит и во сне обнимает тебя... Ну, я пошел. Смотрите у меня, живите дружно! Митико благодарно кивнула ему. Ей было и радостно и грустно. -- Писать не буду. Передавай привет твоему Кадзи! И, не дожидаясь ответа, Кагэяма повернулся и пошел прочь по заснеженной дороге, ослепительно сверкавшей под луной. Митико закрыла форточку и прислонилась лбом к разукрашенному морозом стеклу, не слыша ничего, кроме трепета своего сердца.
7
Тамае вернулась из канцелярии с кипой бланков и новостью от секретарши: Кадзи переводят в отдел горнорудных предприятий и посылают в какую-то глушь -- в Лаохулин или что-то в этом роде. Известие это как громом поразило Митико. Ясуко повернулась к ней. -- Ты ничего не знала? Митико покачала головой, кусая побелевшие губы. С того визита Кагэямы под окно общежития прошло пять дней. Значит, с Кадзи она не разговаривала больше недели. Она не избегала встреч, хотя немного сердилась на него. Обеденный перерыв Кадзи проводил на волейбольной площадке. Она следила за ним, не отрывая глаз. Когда, ловко подпрыгнув, он удачно отбивал мяч, она с трудом удерживала себя, чтобы не захлопать в ладоши. А вот заговорить с ним у нее не хватало решимости. -- Расстраивать тебя не хотел, вот и молчал,-- утешала ее Ясуко. Нет, так не бывает... Если люди любят друг друга, они делятся хотя бы самым важным и серьезным из того, что происходит в их жизни. -- Да ведь это повышение, глупая!
– - зашептала ей Ясуко.-- Тебе надо радоваться, поздравить его, а ты... Ступай сейчас же! И скажи, что ты счастлива за него. От одной мысли о встрече с Кадзи кровь ударила в лицо. Митико оглянулась. Старая дева поднялась со своего стула. Девушки знали, что, перед тем как отлучиться из машинного бюро, она проверяла, у всех ли машинисток есть работа. Неторопливо заправляя в машинку очередной лист, Митико ждала. Начальница, завершив обход, еще раз окинула комнату строгим взором и наконец удалилась. Митико кинулась к ее столу, подняла телефонную трубку и назвала номер Кадзи. -- Мы встретимся сегодня, хорошо?
8
После конца работы на площади перед зданием фирмы выстраиваются очереди на автобусы. Митико выскочила из машбюро со звонком. И все же на автобусной остановке уже вытянулась очередь. Митико поискала глазами Кадзи. Его не было. Она пропустила несколько автобусов, а Кадзи все не было. Смеркалось. В окнах исследовательского отдела, где работал Кадзи, все еще горел свет. Митико несколько раз порывалась подняться к нему, но удерживала себя. Она осталась одна на остановке. И уже решившись было идти за ним, увидела Кадзи в дверях подъезда. Она побежала навстречу. -- Прости меня, пожалуйста,-- сказал Кадзи, улыбнувшись.-- Нужно было привести в порядок бумаги и сдать дела. Я звонил тебе сразу после конца работы... -- Пойдем,-- сказала Митико. Они пошли пешком. Снег, еще неделю назад серебристый и пушистый, теперь потускнел, в тени смерзся в комья, черные от сажи, а на солнце уже стаял. -- Значит, решил ехать?
– - спросила Митико, не глядя на Кадзи. Она боялась повернуться к нему, чтобы он не прочел обиду на ее лице, а еще больше боялась услышать в ответ сухое: "Да, решил!" Тогда она уж совсем не смогла бы скрыть своего горя... - Не сердись на меня, Митико. Я сам знаю -- нехорошо получилось, что не посоветовался с тобой...-- Кадзи неторопливо шагал с ней рядом. - Ну что ты!
– - Митико проглотила горький ком, подступивший к горлу.-- Я должна поздравить тебя. - Не знаю, стоит ли поздравлять. Дело в том...-- Кадзи замолчал. Несколько шагов они прошли молча. -- В Лаохулине нет ничего, кроме китайских фанз, рабочих бараков и магнитного железняка. Поэтому...-- Кадзи снова замялся.-- Поэтому я не решаюсь даже просить тебя поехать со мной... У Митико подкосились ноги. Мимо них прокатил пустой автобус и обдал их грязью. Кадзи обругал водителя автобуса и, сняв перчатку, платком стер капли грязи с лица Митико. -- Что ты сказал, Кадзи? -- Поедешь со мной? Она схватила его за рукав и сердито тряхнула. - Ты еще спрашиваешь?! - Подумай хорошенько,-- сказал Кадзи,-- потому что я сам не могу толком разобраться, правильно ли я поступаю... - И не собираюсь! Хватит с меня, думала достаточно! - Прошу тебя, Митико, выслушай меня, обдумай, а потом уж принимай решение.-- Кадзи говорил, опустив голову. - Я давно все решила. - Я поторговался немного со своим новым шефом, и он кинул мне кость -- броню... - Что ты говоришь?
– - Ее голос дрогнул.-- И тебя теперь не заберут в солдаты? Кадзи кивнул. - Какое счастье!
– - На ресницах Митико сверкнули слезы.-- Я не смела об этом и мечтать. - Ты рада? - Ты еще спрашиваешь!
– - И Митико порывисто обняла Кадзи. - Ну, если ты рада,-- Кадзи улыбнулся,-- то и я тоже рад... - Как странно ты говоришь. Что с тобой? - Видишь ли... Кадзи остановился, поискал глазами какой-нибудь ресторанчик, где можно было бы поговорить спокойно. Но они еще не вышли из кварталов жилых домов компании, и до городских улиц было далеко. - Видишь ли, получается, что я продал свою докладную записку, ну, точнее, обрывки своих мыслей, и выторговал себе за это право жениться на тебе. Я до того обнаглел, что потребовал от начальства гарантий. Прямо так и сказал: я беру на себя управление рабочей силой в Лаохулине, а вы мне гарантируете броню. Не просто обещаете, а гарантируете... - А он? -- Кто, шеф? Поинтересовался, почему я такой недоверчивый. Ну, я объяснил ему, что на карту поставлено счастье двух людей... А он смеется. Спросил: женишься, что ли? Я сказал, что женюсь. Поздравил меня и посулил преподнести в качестве свадебного подарка освобождение от мобилизации. - Какое счастье!..-- Митико подняла на него сияющие глаза. Она шла, крепко прижавшись к Кадзи. - Все это так... Но кое в чем мне еще нужно разобраться, Митико. Во-первых, я согласился поехать в эту глушь только ради того, чтобы избавиться от мобилизации и получить возможность жениться на тебе. А начальник взял меня потому, что признал подходящим на роль сторожевого пса. Броня -- это кость, брошенная собаке, понимаешь? Как я могу принять ее? Кагэяма говорит: как собака и прими! Я понимаю, что он имел в виду. Смешно становиться в позу незапятнанного борца за идею, после того как столько лет кормился хозяйскими подачками. Стал собакой -- служи, я понимаю... Ну, если б я еще принял это предложение из идейных побуждений, понимаешь, ну, для того, чтобы применить на практике свои взгляды на использование рабочей силы, коль скоро мы работаем здесь в колониальных условиях, я гордился бы собой, я не колебался бы ни минуты. Но пойти на это только для того, чтобы жениться... Прости меня! Не пойми так, будто я ни во что не ставлю наши отношения. Кадзи растерянно взглянул на Митико. - Я все хорошо понимаю,-- улыбнулась Митико. - Тогда выслушай меня до конца, пожалуйста. Я убежденный противник милитаризма. Мне, конечно, будет легче жить, если меня не возьмут в армию. Что ни говори, здесь человек может думать, а иной раз и рассуждать о том, что наболело. В армии -- нет. Ну вот, я и боюсь: получу я броню, почувствую себя в полной безопасности от солдатчины и начну разглагольствовать на всякие принципиальные темы. А честно это будет? Имею я на это право, я...-- Кадзи запнулся и умолк.-- А возьми наши с тобой отношения. Уж если мы так крепко любим друг друга, почему мы не вместе? Наперекор всем трудностям и преградам! А я до сих пор никак не мог решиться на это. По существу, я предоставил решение нашей судьбы воле случая. Значит, у меня нет твердого убеждения в необходимости, неизбежности нашего брака... Кагэяма мне говорил как-то о жизненной энергии простого человека... о вере в будущее... Видно, не хватает во мне этой жизненной энергии. И вообще нерешительный я какой-то. Я должен бы верить, что сумею своими руками построить счастье, и никакая мобилизация не сможет мне помешать... А вместо этого плыву по течению. Подвернулся счастливый случай -- посулили броню, и я тотчас решил жениться. А случись иначе? Где же она, твердая линия в жизни? Ты не думай, что я не хочу воспользоваться этим случайным даром судьбы или говорю все это так, для красного словца. Нет, я принимаю подарок без колебаний, беру то, что дает жизнь. Но чего стоит такая пассивность? Если вдуматься, так это просто самообман. Иной раз я кажусь себе обыкновенным пошляком... Митико съежилась под тяжелым, неподвижным взглядом. Он проникал ей в самую душу, и ей стало больно. -- Зачем ты терзаешь себя? Кадзи опустил голову, а когда снова поднял ее, лицо у него было растерянное, как у заблудившегося ребенка.-- Человек голоден... Он кидается на любую приманку, хотя наверняка знает, что в ней спрятан крючок... -- Ну, если так рассуждать, то крючок везде -- и в жалованье, и в наградных. А тебе-то что за забота? Ты откуси, сколько сможешь, а крючок выплюнь. И скажи спасибо,-- засмеялась Митико. Радость бурлила в ней. Слова слетали с ее губ звонкие, задорные. Она светилась счастьем. Кадзи повеселел. - Дорогой, нам есть ради чего жить, у нас есть надежда, большая и светлая,-- наш союз! Ведь правда? Знаешь, я недавно размышляла, что бы я делала, если б тебя все-таки забрали в солдаты...-- Она зарделась.-- Если придет такой день... я сделаю так, чтобы у меня был ребенок от тебя... Это, наверно, глупо? - Нет.-- Кадзи остановился.-- В тот вечер права была ты, а не я. Я просто струсил. Митико покачала головой. Она взяла Кадзи за рукав и потянула в сторону кафе. -- Зайдем, посидим немного. Они вошли в кафе. Знакомых не было. Оркестр играл какое-то чувствительное танго. Они сели за столик и долго молчали, глядя в глаза друг другу. Волнение не проходило. -- Ты победила. Сдаюсь,-- невесело улыбнулся Кадзи.-- Буду всегда помнить, как я люблю тебя, и нежность поможет мне жить... Рука Митико с чашкой кофе дрогнула. Чашка со звоном опустилась на блюдечко. - Не могу прийти в себя. Не могу...-- На глазах у нее блеснули слезы, она протянула к нему руку.-- Успокой меня! Когда ты едешь? - На будущей неделе. - А мы... когда? - Сегодня?
– - решился Кадзи. В таинственной глубине зрачков Митико вспыхнул и погас радужный огонек. -- Хорошо,-- еле слышно сказала она, будто вздохнула. Она покинула Японию, чтобы избавиться от опеки в сущности равнодушных к ней родственников, уехала в далекую Маньчжурию. Скучно, одиноко жила здесь. Пока не встретила Кадзи. Она сама создала свое счастье -- только теперь она поняла это. Теперь начнется новая жизнь! - Завтра оформим твое увольнение. Потом займемся покупками самого необходимого: две чашки, две тарелки и тому подобное... - Какая я счастливая...-- тихо сказала Митико.-- И ничего мне не надо! Самое главное -- нас теперь ничто не разлучит, ничто, даже война, правда? Кадзи хотел отпить глоток кофе; теперь звякнуло его блюдечко, теперь задрожала его рука. Они вышли из кафе. На улице было темно. Кадзи обнял Митико, и они пошли, тесно прижавшись друг к другу. На углу, где они обычно прощались, они даже не остановились. Теперь у них один путь. Навсегда! В витрине мебельного магазина все еще висело то самое блюдо. "Поцелуй" Родена. -- Купим?
– - деловито спросил Кадзи. Открыв тяжелую стеклянную дверь, они вошли в магазин.
9
Переезд на грузовике в Лаохулин был их свадебным путешествием. К несчастью, в тот день над степью буйствовал свирепый монгольский ветер. Тот, что у древних китайцев назывался "желтая пыль на десять тысяч верст". Пыль была действительно желтая. Несомая ветром, она заслоняла от них всю вселенную, она была везде -- и на земле, и на небе. Кадзи и Митико, сидевшие в кузове, мгновенно превратились в бесформенные фигуры, заметенные рыхлой пылью. Кадзи досадовал на неблагосклонность небес. Митико уткнулась в его воротник и мечтала о будущей жизни. Она была счастлива. Три года любви, и сколько еще впереди... -- Вовсе не так уж плохо,-- беспечно улыбнулась она, когда Кадзи с досадой пробормотал что-то насчет дороги, ветра и пыли. Ей и вправду было совсем неплохо. Свадебное путешествие получилось у них необычное, не такое, как у других. Значит, и жизнь у них будет замечательная, особенная! Конечно, это доброе предзнаменование... -- Как приедем, сразу искупаемся, да? Промчаться через бурю и пристать к домашнему очагу,-- разве это не удивительное начало супружеской жизни? И главное -- броня, она защитит их от разлуки. Так пусть беснуется этот ветер. Теперь Митико не сомневалась, что их ожидает счастье. Только счастье. Они миновали несколько селений и покатили по пустынной равнине, почти невидимой за сплошной завесой пыли. Когда возлюбленные хотят уединения, может пригодиться и завеса желтой пыли. И когда они проехали равнину, и начался подъем в гору, Митико стало грустно, что такое замечательное свадебное путешествие близится к концу... Они добрались до перевала. Начался спуск. Ветер стих. Кадзи выпустил Митико из своих объятий. Внизу расстилалась широкая долина, от края до края застроенная красными кирпичными домиками. Отсюда они казались игрушечными. Трудно было представить, что в них ютятся шахтеры, задавленные нуждой и непосильной работой. -- Вот мы и приехали,-- сказала Митико, наклонившись к Кадзи.-- А скоро все расцветет. Как здесь будет красиво! Кадзи молча кивнул и продолжал смотреть вниз. Там внизу живут незнакомые люди, с которыми с сегодняшнего дня будет неразрывно связана его жизнь... Подскакивая на рытвинах, машина спустилась с горы и остановилась на площадке перед кирпичным зданием на окраине шахтерского поселка. "Отдел рабочей силы" -- было написано над входом в здание. Чуть поодаль перед грубым некрашеным столом стояла очередь -- два ряда людей в засаленных лохмотьях. Загорелый, коренастый японец придирчиво осматривал каждого -- особенно пристально руки и ноги; одних выталкивал из очереди к столу, других отсылал в сторону. У тех, кто оказывался перед столом, брали отпечатки пальцев -- они были приняты на работу. Коренастый оглядел последнего, пощупал его правую руку, сверкнул глазами и приказал разжать пальцы. Плюнул ему на ладонь, затем краем его рубахи растер плевок. Из-под грязи проступила гладкая мягкая кожа. Нерабочая рука. -- Скотина! Вздумал меня обмануть!-- Коренастый толкнул человека от стола.-- Захотелось опиума даром получить! Пошел вон! Кадзи спрыгнул с машины. Коренастый заметил его и пошел навстречу, расплываясь в улыбке. - Господин Кадзи из правления? - Да. - Будем знакомы. Моя фамилия Окидзима. Вот, полюбуйтесь на этих заморышей. Всякий раз, как объявляем набор рабочих, повторяется одна и та же история, валит одна шваль -- немощные, как вялые огурцы. Хилый здесь народец, не то что в Шаньдуне. -- Вы так полагаете? Окидзима снова сверкнул глазами. -- Полага-аете!..-- скривился он.-- С сегодняшнего дня мы с тобой коллеги, работы у нас будет до черта, а времени мало, так что ты про эти любезные выражения забудь! Тут не до светских манер... Увидев, что Митико пытается выбраться из кузова, Окидзима подбежал и, протянув свои ручищи, бесцеремонно подхватил ее и опустил на землю. -- И как это вы решились забраться в такую глушь? Или готовы с ним на край света?
– - Он кивнул на Кадзи. Запыленное лицо Митико осветилось приветливой улыбкой. -- Вы правы. Ну вот, прошу нас любить и жаловать. Окидзима рассмеялся, обнажив дочерна прокуренные зубы, и продолжал разглядывать молодую пару. -- А я ждал вас -- не терпелось поскорее посмотреть, кому же это так покровительствует начальство. Все гадал, что за тип ко мне пожалует. - Ну и как?.. - Я, конечно, не предполагал, что сюда пришлют зеленого юнца с высоким лбом... А с виду ты крепкий малый. Как это тебе удалось отвертеться от военной службы? Кадзи немного опешил от этого фамильярного тона. - У меня как раз перед освидетельствованием был катар кишечника, ну вот и... - Как раз!.. Гм... Знаем мы эти фокусы, только редко кому они сходят с рук. Тебе повезло!..-- Окидзима расхохотался.-- Ладно, посмотрим, удастся ли тебе поладить с нашими горлопанами... Читал твою докладную. Как ее... Ну, эту, про управление рабочей силой в колониях, так, что ли? В общем ничего, только больно часто пользуешься одним окончанием "изм" -- "рационализм", "профессионализм". Мы, горняки, этого не понимаем. Могут принять тебя за ученого-карьериста какого-нибудь. Сам знаешь, кто на рудники идет -- проходимцы да подонки всякие. Таких, как ты, здесь не встретишь. - Ну, спасибо за предупреждение.-- Кадзи весело рассмеялся. - Ты чего это? Окидзима недоумевающе посмотрел на Кадзи, затем на Митико и тоже засмеялся. - Ты все-таки молодец. Написать такую штуку, сидя за столом в правлении,-- это надо уметь! Нащупал самую суть, так я считаю. Правда, только нащупал, ухватить ее тебе тоже не удалось. - А в чем же именно не удалось? - Кабы знал -- сам бы написал! Из дома вышли несколько рабочих, и Окидзима велел им выгружать вещи. -- Я покажу твоей жене вашу квартиру, а ты ступай представься директору, что ли... Вон туда.-- И Окидзима показал пальцем на мрачное здание на склоне горы. Даже отсюда видна была огромная вывеска: "Рудник Лаохулин".
10
Директор Куроки, бегло просмотрев красные цифры на не просохшей еще после мимеографа сводке дневной добычи, небрежно швырнул листок на стол. Красным было показано только недовыполнение плана добычи и число рабочих, не вышедших на работу. Теперь он ждал начальников участков, контролеров и других ответственных служащих рудника. Им надлежало являться в кабинет в течение десяти минут после подачи сводки. Опоздание на диспетчерские совещания сотрясало шестипудовую тушу господина директора приступами неукротимого гнева. Все кругом -- сплошные бездарности, Куроки был убежден в этом. Если бы главный инженер, контролеры, начальник отдела рабочей силы были такими, как он, Куроки, то Лаохулин, бесспорно, не только выполнял бы, но и перевыполнял план добычи. И не пришлось бы ему выслушивать ехидные замечания директора компании и теоретиков, засевших в правлении. Да что там, он не раз получил бы уже благодарность верховного командования за выдающиеся заслуги в деле укрепления военной мощи империи... "А получаю одни нагоняи..." -- с горечью жаловался он жене в те редкие ночи, когда делил с ней супружеское ложе в казенной городской квартире. Жена осталась в городе, где было правление,-- не мог же сын оставить гимназию. Впрочем, Куроки мало-помалу начинал верить, что он из патриотических побуждений пренебрег радостями семейной жизни и обрек себя на лишения, денно и нощно служа родине на "промышленном фронте". На руднике острословы язвили, что вспышки ярости господина директора объясняются вынужденным воздержанием в супружеской жизни... Если судить по усердию, он и впрямь был неплохим директором. У него даже были шансы в недалеком будущем заполучить кресло начальника отдела горных предприятий компании. Но для этого, конечно, он должен был резко повысить уровень добычи на своем руднике. Директорский стол, как и все в округе, был покрыт мельчайшей желтой пылью. Вытирать ее -- дело бесполезное. От пыли из монгольских степей защиты не было. И именно это переполнило чашу его терпения. Он схватил сводку и стал ожесточенно сметать ею пыль со стола... Начальники участков и участковые контролеры нехотя шли к директору, проклиная заведенный им порядок ежедневных докладов, а вернее, ежедневных взбучек и разносов. За себя они не особенно тревожились -- им было чем оправдаться. Сегодня, как и обычно, они собирались доложить, что отдел рабочей силы опять не досылает рабочих. Так они и сделали. Как обычно, директор выдал весь запас брани, заготовленный им на сегодня. Окадзаки, контролер первого участка, огрызнулся: -- Да что, вчера, что ли, это у нас началось? Он напомнил, что сегодня в первую смену вместо положенных двух тысяч пятисот человек спустилось только полторы тысячи. Директор перевел взгляд на начальника первого участка Сэкигути. - Кроме того, у нас хроническая нехватка механизмов и крепежных материалов...-- сказал тот. - А кроме того, господин Сэкигути, у нас война!
– - Нытье этих людишек еще больше разъярило директора.-- А работать все равно надо, и именно потому, что у нас многого не хватает. -- Так хотя бы рабочих давали достаточно!
– - снова ввязался Окадзаки.-- Ведь говорят же везде, что этих самых "людских ресурсов" у нас хоть отбавляй. Не хватает агрегатов -- это я понимаю, взять негде, так подкиньте хотя бы этих скотов, а тогда и спрашивайте с меня. Я их в гроб загоню, а план выполню! -- У вас?
– - Директор повернулся к начальнику второго участка. - Да примерно так же,-- ответил тот, переглядываясь со своим контролером.-- Не ладится у нас, правда, с транспортерами, но это, как говорится, полбеды, будь у нас рабочих достаточно... - Хватит, все ясно! Подавай вам механизмы, подавай вам рабочих! Скажите прямо, что вы отказываетесь работать, пока вам не будут созданы идеальные условия... Лицо директора пылало. Глаза метали молнии. Инженеры переглянулись, подавляя насмешливую улыбку; сегодня Куроки на взводе от монгольского ветра, что ли... - Да ничего такого мы не говорим,-- ухмыльнулся Окадзаки.-- Мы только просим, чтобы в отделе рабочей силы немного пошевеливались... - Без тебя знаю, что все упирается в этот чертов отдел,-- перебил директор.-- Но там люди стараются не меньше вашего. А вы делайте то, что вам положено! Какая у тебя выработка на одного рабочего? А? То-то! Окадзаки стоял, скрестив руки на богатырской груди, и молча сверлил директора глазами, в которых тот мог безошибочно прочитать все, что о нем думали: "Напрасно хорохоришься, директор! Хотел бы я посмотреть, что ты станешь делать с первым участком без Окадзаки! Вот когда ты запоешь!" Дверь кабинета приоткрылась, послышался скрип песка под ногами. В кабинет нерешительно вошел Кадзи. Он представился директору. Выслушав Кадзи, директор познакомил его с остальными. -- Ты как раз вовремя,-- сказал директор.-- Мы здесь только что говорили об отделе рабочей силы. Отстает он у нас. Устал с дороги? Понятно. Но тебе полезно будет послушать, что говорят эти господа. Садись. Кадзи пришлось сесть. Это не входило в его планы. Он надеялся, что на сегодня его оставят в покое, хотел помочь Митико привести в порядок новое жилье, смыть желтую пыль и отпраздновать первый день новой жизни... -- Что рудник не выполняет плана добычи, ты, безусловно, знаешь. Кто в этом виноват? В значительной мере отдел рабочей силы! Из этого следует, дорогой Кадзи, что отдел рабочей силы не содействует победам императорской армии. Ясно? Кадзи слушал, изобразив на лице почтительность и внимание. От него не ускользало и то, что эти четверо рядом не принимают всерьез разглагольствования Куроки. Он разглядывал лысеющую голову директора, обремененную явно не столько заботами о положении на фронтах, сколько тревогой за собственное благополучие. -- Ты, вероятно, знаком с нашей статистикой. Но я все же напомню, что у нас на руднике числится десять тысяч рабочих, а на работу выходит не более пятидесяти процентов. Довести выход на работу хотя бы до семидесяти процентов -- и мы сможем выполнять план. Конечно, с большим напряжением, но сможем. Вот какое у нас мнение... Повинуясь здравому смыслу, Кадзи собирался заметить, что ему трудно судить о положении дел, с которым он по сути не знаком, но остановился под колючим взглядом Окадзаки. Выражение белесых глаз на мясистой, багровой физиономии контролера первого участка недвусмысленно говорило: "Нашел с кем советоваться -- с молокососом!" И Кадзи кратко ответил: - Полагаю, что ваши расчеты в основном верны. - Так вот, на тебя и Окидзиму ложится задача -- любой ценой довести выход рабочих до этого уровня. Для этого, полагаю, тебя и прислали сюда, не так ли? Кадзи кивнул. И когда директор спросил, что же он намерен предпринять, Кадзи решил не отговариваться незнанием обстановки, что в его положении было бы, вообще говоря, естественно. -- Конкретные предложения я доложу потом,-- сказал он,-- после обсуждения дел с Окидзимой, а пока хотел бы начать с уточнения численности рабочих, закрепленных за рудником. Ведь тут всякое, может быть: подрядчики могут, например, показывать лишних людей в списках артелей, чтобы получать лишние пайки. На бумаге рабочий числится, а на руднике его нет... - Да, Окидзима в свое время говорил об этом. Но как это проверить? - Позвольте, но ведь у всех рабочих взяты отпечатки пальцев? Окадзаки и контролер соседнего участка Кавадзима обменялись насмешливыми улыбками. -- Окидзима здесь тоже с этого начинал, а потом бросил -- ничего не вышло,-- отмахнулся директор.-- То есть проверить, конечно, можно, но для этого потребовалось бы каждому рабочему вешать на шею номерок и не выпускать с шахты! "Этот мальчишка, оказывается, ни черта не смыслит!" -- говорили глаза директора. - Так или иначе, но мы обязаны привести фактическую численность рабочих в соответствие со списочным составом,-- сказал Кадзи и вспыхнул под насмешливыми улыбками контролеров. В голосе директора он уловил неудовольствие и быстро пропадающий к нему интерес. - Но как?
– - спросил директор. - Путем, скажем, улучшения условий труда. Бежать будут к нам, а не от нас. - Что ты имеешь в виду? - Если вы не возражаете, я пересмотрю систему оплаты труда. Может быть, ввести оплату продуктами вместо денег... Лучше всего, конечно, сдельная система -- она стимулирует производительность труда. Но на таких рудниках, как наш, при артельной организации труда и слабой механизации, от сдельщины проку мало. Рабочий ничего не выгадает, всю переработку присвоит подрядчик. Поэтому лучше будет, пожалуй, платить повременно... - Это что же значит? Надо только выйти на работу, а там хоть спи целый день, все равно заплатят?
– - перебил Окадзаки. - Не торопитесь, пожалуйста. Против этого у нас найдутся средства. Во-первых, для того и создана ваша должность, чтобы не позволять рабочим бездельничать... Окадзаки перекосило. Директор улыбнулся. - Во-вторых, нужно перестроить организацию управления рабочей силой. - Точнее? - Упразднить господствующее положение артельного подрядчика и ввести индивидуальные трудовые соглашения между рабочим и рудником. Для начала в порядке эксперимента это можно проделать с теми артелями, где подрядчики явно грабят рабочих и где производительность труда самая низкая. Такие артели расформировать, а с рабочими заключить контракт непосредственно в отделе рабочей силы. Он смотрел на недовольные лица. Уж больно просто все получается у этого писаря из правления. До чего же самонадеян, сопливый бумагомарака! Только появился, а уже хочет одним махом реорганизовать гигантское предприятие! - И пустить все прахом? -- зло бросил Окадзаки, метнув на Кадзи враждебный взгляд.-- Верно я говорю? -- Он повернулся к Кавадзиме. Тот немедленно согласился. - Но почему же, скажите пожалуйста, все должно пойти прахом? - Ах, почему? А вы подумайте, как вас там... господин Кадзи, что ли... подумайте хорошенько... У нас двести подрядчиков, мелких и крупных. Вы что же, не понимаете, что среди них не найдется ни одного, кто не урезал бы заработок рабочим и не устраивал махинаций с пайками? - Отлично понимаю. Но сейчас нас заботит другое -- как повысить общий процент выхода на работу и производительность труда. Я считаю, что рабочие не хотят работать потому, что мы плохо оплачиваем их труд, а подрядчики отнимают последнее. Отсюда и наплевательское отношение к труду: работай, не работай -- толку нет. Не решив этого главного вопроса, вопроса оплаты труда, мы никаких семидесяти процентов не добьемся. По-моему, это каждому ясно. - Уж не скажу, какой это вопрос -- главный или не главный, а только рабочие у нас совсем не такие, как ты себе представлял, сидя там в канцелярии. Как ты считаешь, Кавадзима? Кавадзима кивнул. -- У тебя получается, что стоит только компании заключить с рабочими контракты и повысить оплату, как все кинутся работать. Ну-ка, Кавадзима, объясни ему, что будет делать рабочий, если мы прогоним страшного подрядчика и поставим в надзиратели какого-нибудь мальчишку, только что вылупившегося из университета, да еще станем отваливать этому самому рабочему денежки. Не глядя на Кадзи, Кавадзима с готовностью подхватил: -- Заработает на харчи -- и все, работы от него не жди. Начнет бездельничать, играть в маджан или еще там во что и не выйдет на работу, пока не растранжирит все до последнего медяка. Начальники участков Сэкигути и Коикэ только улыбались, давая понять, что им нечего возразить против аргументов Окадзаки. -- Правильно говоришь, Кавадзима! Все кули таковы, все из одного теста! Мало ли что там в книжках пишут!-- продолжал Окадзаки. Кадзи промолчал. Это подбодрило Окадзаки. -- Вы же знаете, господин директор, что эти скоты только и шевелятся, когда подрядчик глотку дерет. А то они и кайла в руки не возьмут! Директор одобрительно кивал. Чтобы получить выгодные работы, подрядчики дают взятки контролерам -- это не было тайной для дирекции рудника, но пресечь махинации никто не решался, не желая, как говорит пословица, резать быка, чтобы добыть рога. Все делали вид, что ничего не знают. Директор выжидающе посмотрел на Кадзи, словно приглашая его продолжить спор. -- Теперь мне все ясно,-- холодно сказал Кадзи.-- Во всяком случае, ясно, почему на работу выходит только пятьдесят процентов рабочих. Должен оказать, что взгляды у нас действительно расходятся. Если подобная практика будет продолжаться, я не вижу возможностей повышения этого процента. У него защемило сердце. Захотелось уйти и сейчас же вернуться в правление. Но ему не простят бегства. Уволят? С этим бы он еще примирился. Страшнее другое -- они отнимут у него броню, а значит, и Митико! Да, Окидзима был прав -- ему придется схватиться с наглыми и грубыми людьми, которые здесь хозяйничают. Похоже, схватка уже началась. И начал он ее, кажется, не самым лучшим образом... Но все равно, раз он в нее ввязался, он не может, просто не имеет права ее проиграть! -- Погоди,-- заговорил директор, видимо задетый резким и холодным тоном Кадзи.-- "Система подрядов" - я выражаюсь языком твоих трактатов -- конечно, запутанная штука, ее тоже можно отнести к так называемой "азиатской отсталости"... Все это верно, но можно ли вот так просто, как ты говоришь, взять да и вырвать ее, будто сорную траву? Ведь частенько бывает, что на практике все оборачивается сложнее, чем кажется, пока сидишь за письменным столом, а? Только тут Кадзи осенило, что директор, вероятно, и сам недалеко ушел от Окадзаки. Подрядчики сидят на горбу у рабочих, окадзаки берут взятки с подрядчиков, а командует этой потогонной машиной не кто иной, как директор! Но тогда какое же место в этой пирамиде должен будет занять он сам? Кадзи посмотрел на руки директора. Ожидая ответа Кадзи, директор сжимал и разжимал кулаки. Кадзи невольно перевел взгляд на свои руки. Ничего не скажешь, сильные мужские руки, развитые спортом, хотя сразу видно, что кирки еще не держали... "Белоручка,-- это он хочет сказать?" - Если дело обстоит так, как вы говорите,-- ответил Кадзи, то либо сама теория в корне ошибочна, либо она неправильно применяется на практике. Прошу не понять меня превратно. Я лично никогда и не считал эту задачу простой. Но мне почему-то кажется, что решить ее сможет именно дилетант, такой, как я. Дилетант бесстрашен -- подобно слепцу, который не боится змей... Директор слушал, постукивая по подлокотникам кресла волосатыми кулаками, на вид мягкими и бессильными. Контролеры и начальники участков пристально следили за его лицом, пытаясь угадать его отношение к словам Кадзи. Но лицо директора было непроницаемо. Он забыл о присутствующих. Его мысли были далеко. Кадзи -- ставленник начальника отдела горных предприятий, это ясно. Успех или провал Кадзи неминуемо станет успехом или провалом этого субъекта из правления. Может быть, есть смысл провалить затею Кадзи и таким образом утереть нос кабинетному начальству, чтобы знали -- не так-то просто руководить большим предприятием, как это кажется издали? Заманчиво, но рискованно. Волосатые пальцы директора застыли, обхватив подлокотники. - Ну что же, попробуем. Предоставляю тебе свободу действий. Но попрошу тебя об одном: прежде чем переходить к практической реорганизации, запроси санкции начальника отдела горных предприятий. Договорились? - Хорошо. Кадзи поклонился и пошел к двери. Директор остановил его. -- Да, вот еще что: ты, конечно, понимаешь, твоя деятельность здесь не может ограничиваться кабинетными изысканиями. Ты руководитель! С этого дня ты отвечаешь мне за рабочую силу. Закупки и распределение продовольствия, вывоз нечистот -- их тут, как-никак, десять тысяч человек! Словом все, вплоть до графика "дежурства" проституток... -- Кого?.. Все засмеялись. -- Проституток. Окидзима введет тебя в курс дела. Тут у нас имеется специальное увеселительное заведение для кули. Пятьдесят маньчжурок. Так что теперь ты у нас как бы содержатель публичного дома! Все снова расхохотались. - П-понял...-- пробормотал Кадзи. - Ну, пока, кажется, все. Сегодня посиди дома, ублажи жену. Директор прошелся насчет приятного времяпрепровождения молодоженов. Остальные с готовностью поддержали его солдатскую шутку. Кадзи открыл дверь. Заскрипел песок. Ну что ж, вот и началась его новая работа. И никому нет дела, как он себя чувствует в новой роли...