Уснуть и только
Шрифт:
– Милорд? – обратился к судье Джон.
– Да-да? – очнулся Роберт.
– Изъявляете ли вы согласие, милорд, на создание такого парка-заповедника на перечисленных мною условиях?
– Э-э… Да.
– И будет подписан документ, что в случае моей болезни или смерти мои наследники могут продолжить это начинание?
«Чего это он сегодня так важничает?» – подумал Роберт, но вслух сказал:
– Да, безусловно.
Удовлетворенно улыбаясь, Джон сел на место, и заседание продолжилось.
– Заявления и жалобы, милорд, – объявил Коггер.
Роберт обратился в слух, дела подобного рода обычно бывали весьма
– Симон Люк, пьянство.
– Два пенса, – без промедления высказались присяжные.
– Уильям Доси, кража курицы у вдовы Баттон.
– Шесть пенсов.
– Питер де Чиллоп, согрешил с женой Уолтера Кокереля из Мэгфелда.
– Четыре пенса.
– Джон Винтер, согрешил с Марджори Свитинг, Матильдой ле Кок, Кристиной Колин, Алисой де Эверсфилд и Матильдой де Ред, а также постоянно сожительствовал с вдовой Стелд, вдовой Чомелс и вдовой Баттон. Кроме того, обрюхатил Джулию Серимонд.
– Господи помилуй! – вырвалось у Роберта. – Джон Винтер, где вы, покажитесь!
Маленький человечек с заискивающим и виноватым выражением на обветренном лице выступил вперед и извиняющимся тоном произнес:
– Я это делал, только чтобы угодить им, милорд, уж больно они на меня наседали. Особенно вдовы, те так вообще проходу не давали.
Роберт поучительно заметил.
– Нужно было своей головой думать. Вы что, себя не контролируете?
Судорожно сглотнув, Винтер признался.
– Да не всегда получается, милорд.
«Кто я такой, чтобы судить его?» – с раскаянием подумал Роберт, в то время как присяжные объявили:
– По пенни за каждый грех. Вдовы от штрафа освобождаются. Когда родится ребенок, дело будет рассмотрено повторно.
По залу прокатился смешок. Винтер, побагровев от стыда, поспешил скрыться в толпе.
Заседание суда шло своим чередом, а Роберт вновь начал думать о Николь. Наконец откуда-то издалека до него донеслось, как присяжные объявили приговор по последнему из рассматриваемых в этот день дел. Коггер закончил принимать плату от арендаторов. Первая судебная сессия 1335 года завершилась.
Владелец Шардена встал и, окинув напоследок своих арендаторов строгим взором, направился к дверям. Люди, чьи жизни всецело зависели от него, тихонько переговариваясь, потянулись к выходу, навстречу холодному февральскому дню.
Зима, наконец, сдалась, и весна окончательно вступила в свои права на благословенной и прекрасной земле Суссекса. Ориэль, обхватив себя руками, закружилась по комнате, чувствуя, как смена времен года эхом отдается великими переменами в ее теле. Двухмесячное отсутствие связанных с луной кровотечений могло означать только одно: свершилось чудо зарождения новой жизни, и семя Маркуса де Флавье расцвело внутри нее; от великой любви двух людей появилось новое живое существо. С благоговейным трепетом ощутив причастность к этой вечной тайне мироздания, Ориэль расплакалась от нахлынувших на нее чувств.
Она была уверена, что точно знает, когда это произошло, в тот самый холодный зимний день, когда они были в хижине дровосека. Тогда, встав, Ориэль почувствовала внезапную слабость, и это – во всяком случае, так она считала – и был миг зачатия. Значит, даже когда они в тот день по сугробам и льду возвращались во дворец, она уже была беременна.
Ориэль захотелось пробежать по комнатам и поделиться своей радостью со всеми, слугами, стражниками, поварами и кухарками. Но наверху никого не было, и, сбежав по широкой каменной лестнице, Ориэль выпорхнула на крыльцо и увидела Поля д'Эстре, который сидел на садовой скамейке, зажмурившись и подставляя лицо еще совсем слабым, робким лучам ласкового весеннего солнышка.
– О-о, дорогая моя, – он открыл глаза, слегка подпрыгнув от неожиданности, когда она дотронулась до его рукава, – это ты, Ориэль, дитя мое. А я, кажется, задремал.
Ориэль улыбалась, глядя на него, и рыцарь ласково потрепал ее золотые волосы.
– Моя милая девочка. Ты сегодня выглядишь такой счастливой.
Ориэль ничего не могла с собой поделать, она знала, что поступает неразумно, но не могла больше скрывать переполнявшую ее радость. Чмокнув Поля в пухлую щеку, она рассмеялась:
– О, сэр Поль, я и в самом деле очень счастлива – потому что у меня будет ребенок.
Вздрогнув, д'Эстре отстранился от нее.
– Что ты сказала, Ориэль? Ты уже говорила кому-нибудь, кроме меня? Твоя мать знает?
У Ориэль внезапно подступили слезы к глазам.
– Нет, я никому пока не говорила… А вы совсем не рады? Почему вы так нахмурились?
– Потому что вероятность того, что отец этого ребенка – Колин, слишком ничтожна, чтобы ее можно было воспринимать всерьез.
Ориэль испуганно посмотрела на него.
– Но… Колин ведь мой муж. Неужели кто-нибудь заподозрит…
– Правду. Что ты и Маркус все это время были любовниками. Что это его ребенка ты носишь под сердцем.
День вдруг померк в глазах Ориэль, ей стало холодно.
– Откуда вы знаете? – упавшим голосом произнесла она.
– Потому что Колин – сущий ребенок во всех отношениях. Совершенно очевидно, что твоим любовником мог быть только Маркус.
– И все остальные тоже догадаются?
– Скорее всего. Но ты ни в коем случае не должна давать им повода укрепиться в подозрениях. Пусть болтают, что хотят, но ни у кого не должно быть оснований показывать на тебя пальцем. Умоляю тебя, Ориэль при твоем исключительном положении родственницы архиепископа даже тень скандала не должна касаться твоего имени.
– Но что я могу сделать?
– Немедленно прекратить особые отношения с Маркусом.
Ориэль не ответила и, развернувшись на каблуках, побрела в дом. Задумчиво глядя ей вслед, Поль озабоченно покачивал головой. Затем, видимо, придя к какому-то решению, он поднялся и, войдя во дворец, подозвал слугу.
– Оседлай-ка побыстрее лошадь. Нужно срочно отвезти письмо в Шарден.
– Хорошо, сэр. Мне подождать ответа?
– Обязательно. И возвращайся как можно скорее.
Ярмарочный день в Баттле. Едва въехав в город, Хэймон де Шарден, вынужденный в течение не скольких недель откладывать поездку к Николь из-за плохой погоды, оказался затянутым в бурлящий водоворот толпы. Крестьяне вели на продажу коров, овец и свиней, тащили корзины, полные яиц, колбас, сыров, у кого-то под мышкой или в лукошках кудахтали куры и гоготали гуси, скрипели возы и телеги, ржали лошади, и покрикивали возницы, и посреди веси этой шумной, веселой толпы танцевала на невысоком помосте девушка в широкой развевающейся юбке, позволявшей разглядеть крепкие длинные ноги, ей аккомпанировал на рожке мужчина на деревянной ноге.