Усобица триумвирата
Шрифт:
– Мы теперь муж и жена, - сказал он, не зная, что ещё сказать. Ему было всего восемнадцать, и хотя больше года назад, перед свадьбой Вячеслава, они с братом сходили в Подолье «к девицам», особого опыта ему это не прибавило. Изяслав и накануне венчания предложил ему пойти побаловаться напоследок с какими-нибудь холопками или вдовицами, но Игорь не пошёл, он уже видел свою невесту и ждал её, любил заранее с первого взгляда.
– Да, - кивнула она, уставившись на свои накрытые коленки.
– Ты… - Ему хотелось спросить, не испугал ли он её ночью, не сделал ли чего-то, что ей не понравилось? Но он боялся спрашивать. – Голодна?
Елена покачала головой.
– Позавтракаем позже?
–
Темы для разговора заканчивались, но Игорь хотел говорить с ней, расположить её к себе, дать ей понять, как она ему нравится. И сам он хотел понравиться ей.
– Пойдём на службу?
– А… можно не ходить? – осторожно, почти шёпотом спросила Елена, покосившись исподлобья, из-под упавших на щеки локонов.
– Не хочешь?
Застывшая, она не шевелилась, не позволяя понять, каковы её мысли. Вот так прямо сказать, что не прониклась ни на родине, ни здесь длительными богобоязненными обрядами она не могла. Разве вежливо пренебрегать обязанностями и идти вопреки установленного порядка? Но Игорь почувствовал её нежелание без слов. Медленно протянул руку и взял в неё ладонь девушки.
– Тогда не пойдём. Всеволоду это, конечно, не понравится, но… мы скоро уедем на Волынь, и нам незачем привыкать к тому, что принято здесь. У нас будут свои привычки. – Стараясь приблизиться незаметно, Ярославич всё-таки не мог дотянуться до губ Елены совсем внезапно, поэтому замер на середине пути, посмотрев на её реакцию. Она не отстранилась, а опустила взгляд на его губы. Уголки её рта взволнованно дрогнули. Поддаваясь внутреннему порыву, Игорь совершил задуманное – поцеловал юную жену. Чуть вытянув шею ему навстречу, она отпустила одеяло и положила руки ему на плечи. Обрадованный, Игорь оторвался на миг. – Ты же, правда, не боишься меня?
– Не боюсь, - улыбнулась робко, но искренне Елена. Теперь, после ночи, когда она узнала его близко, когда узнала, о чём предупреждали её женщины, она избавилась от страха неизвестности. И её сердце наполнилось симпатией к тому, с кем связала её судьба.
– Совсем не боюсь.
Князь рьяно притянул её к себе и, плюнув на положенный церемониал для новобрачных, постановил, что первой трапезой вполне может стать и обед.
– Это неприлично, - заявила Анастасия Всеволоду, когда они вернулись из собора. – Игорь и Елена, рекут (1), ещё из сенника (2) не выходили!
– Да, нехорошо они службу пропустили, - вздохнул Ярославич.
– Что вообще творится? Это вчерашнее бесовство! – девушка приложила ко лбу ладонь. – Я думала, не высижу долго. Скоморохи, крики, дудение! А когда за столом им стали подстукивать ложками!..
– Русы часто играют на них…
– При твоём батюшке такого не было.
– Батюшка с возрастом стал очень набожен. Изяслав не такой.
– Он потворствует возвращению старых поганских обычаев, - сказала Настя, подойдя к слюдяному окну, выходящему во двор, где вчера кружились и пили дружинники, бояре, гриди, где бренчали по струнам и били в барабаны. На Подолье, сплетничала челядь, мужики занимались давней забавой – мерялись силами в кучной, кулачной драке, разбивали друг другу носы и лица «в шутку»!
– Нет, не говори так! Брат верует в Бога единого. Если что и заставляет его попустительствовать, так это присутствие нечестивого Чародея! Изяслав считает, что ему нужно угождать, дабы не развязать ссоры.
– Всеслава надо держать подальше от кагана, но твой брат, похоже, находит приятным общение с ним.
– Полоцкий язычник скоро уедет. Да и мы, не переживай, уедем в Переслав, подальше от шума и всей этой суматохи…
– Как ты не понимаешь! – развернулась Анастасия и, подойдя к супругу, взяла его в руки в свои, посмотрела
– У него для советов есть Святослав, - попытался Всеволод сделать вид, что ему неинтересно воспитывать старшего брата. В какой-то степени ему это и не было интересно, но душа, часто возмущаясь и морализаторствуя, желала наводить порядки, установленные в источнике их веры – в Византии. Греческое благолепие и чинность, принесённые Владимиром из Корсуни, нуждались в защитнике. В окружении красноречивых и убедительных умных мужей, приехавших когда-то воспитателями, спутниками и помощниками принцессы Византийской, он не просто веровал, но верил в необходимость распространения веры, что периодически обсуждалось и постановлялось греческими священниками и книжниками.
– Святослав хороший воин, я знаю, что он мудрый человек, но в делах христианства он не понимает так, как ты.
– Значит, ты хочешь остаться в Киеве?
– Нет, конечно, нам надо будет поехать в доставшуюся тебе волость. Но долго отсутствовать не стоит. На нас тоже лежит ответственность. Ты – Ярославич! Под твоей рукой должна процветать праведность.
– Ты права. Да, нам стоит быть рядом с Изом. Иногда его поведение оставляет желать лучшего, - Всеволод вспомнил, что ему сказал один из гридей, будто бы в теремах великого князя опять уже какие-то дела решаются, прямо с утра. – Я схожу к нему и сейчас.
Переславский князь по сеням прошёл к торжественной зале, не нашёл там никого, оттуда опять по сеням к парадному крыльцу и ступил на него через главную дверь, появившись со спины великого князя. Тут же был и Святослав, стоявший у вынесенного резного высокого стула, на котором восседал самый старший Ярославич. Перед ними непривычно притихшими и смиренными стояли внизу, у лестницы на крыльцо, одиннадцать крепких мужчин. Большая часть из них – варяги, но затесалось и трое славян. Этих блудников и разбойников похватала самая верная и дисциплинированная дружина Святослава во главе с Перенегом, сохранившая трезвое здравомыслие во время всеобщего гуляния; кого схватили сразу ночью, кого найдя поутру. Напившись и расхрабрившись, они устроили на Подолье своеволие, кого-то избили, у кого-то погромили хозяйство, а ещё снасильничали над несколькими местными жительницами, пять из которых были ещё не выданные замуж девицы. За то, что их попортили, пришли жаловаться родичи, отцы и дядьки. За оскорбление жён пришли требовать наказания мужья. Их с трудом удалось оттащить от виновных, предупреждая бой и самосуд. Кровную вражду с самого начала правления пытался истребить Ярослав, да и само по себе убийство было великим грехом. Однако злость людская часто застилала глаза, и не закон светский, не закон божеский не могли остановить преступления.
– Придётся вам всем платить виру (3), - сказал, оглядывая пойманных, Изяслав. Он чувствовал за плечом тяжёлое присутствие Святослава и знал, что тот сейчас думает. Брат ведь нашёл его ночью тоже разбушевавшимся, великий князь сам приставал к какой-то девице, догнав её с телохранителями своими у избы, сломав плетень. Святослав успел вовремя, предотвратил. Бросил гривну на починку ограды перепуганным отцу и матери, которых держали воины, увёл Изяслава. Конечно, кагану бы ничего не было, кто его осудит? У них даже митрополита пока нет. Но каков был бы позор! Каково бы было людское недовольство! «Да и без всякого, - думал Святослав, - была бы кара или нет, нельзя вести себя так, самому думать надо, как можно, а как не можно! Вот уеду я, и что будет? Всеволоду бы решительности поболее! Голова-то на плечах у него есть».