Усобица триумвирата
Шрифт:
– О, как ты коварна, сестра, - прошептал ей Всеслав на ухо, - действительно ли ты так невинна, как должна быть? Слишком уж проворна для неопытной девицы.
Нейола обожгла его взглядом:
– Ума можно набраться и не отдаваясь мужчинам, дорогой брат.
– Хорошо-хорошо. Что насчёт Святослава? Как думаешь, быстро их получится поссорить?
– Не знаю. Я увидела у Святослава дальнюю дорогу. Гораздо дальше, чем Чернигов. Я не знаю, куда он направится, но, уверена, не туда.
– Не туда? – задумался Всеслав. Видения и пророчества Нейолы почти всегда попадали в цель. – Интересно…
– Тебе нужно постараться стать опорой Изяслава. Его правой рукой. Пока мы не уничтожим и его.
– Я знаю, в чём можно ему стать необходимым. Теперь, когда нет Святослава,
Брат с сестрой переглянулись. Они не зря рискнули приехать. Всё-таки, однажды они добьются того, чего не смог добиться их отец! Получат полагающееся им по рождению первенство. И Ярославичи расплатятся за все деяния Ярослава.
Примечания:
Рекут – говорят, от старорусского глагола «речь» (который теперь существительное); раньше же были формы: реку, речёшь, речёт и т.д.
Сенник – неотапливаемое помещение, которое летом использовали как спальни
Вира – штраф
Русская Правда – первый письменный закон, источник права Киевской Руси
Бачить – видеть
Струги – плоскодонные судна
Влахами называли в ту пору итальянцев
Картвелы – грузины
Отроки – юноши-телохранители
Глава одиннадцатая. «Расстояние»
Часть стругов пошла прямо по Днепру, а другая свернула по Десне к Чернигову. Киликия уже проделывала этот путь в одну сторону, но в обратную, против течения, он длился дольше, больше суток из-за ночной остановки с высадкой на берег. Глеб и Рома были вновь в восторге от путешествия и возможности посидеть ночью у костра с дружинниками, послушать их походные песни, которые они затягивали даже в мирное время. Если не предвиделось сражения, то воины воспевали прошлое, вспоминая собственную отвагу и отвагу павших героев. Под треск сгорающих веток, в пламени огня возрождались тени погибших, слышались призывы атаковать и смыкать ряды. Искры взметались вверх как от столкнувшихся мечей. Зачарованный фантазиями, покорённый картинами, рисовавшимися перед глазами, Глеб мечтал скорее стать воином, идти в далёкие края, отбивать врагов и покорять их поселения.
Лика смотрела на эти собирающиеся кругом компании и заранее гордилась старшим сыном, так похожим на отца. Несомненно, однажды он должен был стать доблестным и смелым князем! С каждой пройденной верстой ей делалось легче. Во-первых, она возвращается ко всем своим детям, во-вторых – Всеслав остаётся позади и не будет больше маячить поблизости. Одно огорчало – Святослав собирался уезжать.
Чернигов стоял на излучине реки, на углу между Десной и впадавшей в неё Стриженью. Высокий берег, укреплённый земляными валами, выглядел не менее величественно, чем киевский. Разбив Ярослава Мудрого при Листвене, верстах в сорока от Чернигова на север, его брат Мстислав отвоевал левобережье Днепра, присоединив к своему Тмутараканскому княжеству, и соорудил достойную оборонную систему. Ту битву до сих пор ещё помнили многие, как случилась она ночью, в страшную грозу. Лил дождь, гром грохотал яростнее сшибающихся щитов, ржали кони, с которых падали всадники. Вспышки молний давали на миг увидеть врага и не потеряться совсем в бою, но ливень бил по лицам, в глаза, не щадя ратников и воев. Будто небо хотело наказать братьев за то, что пытаются убить друг друга. Ярослав привёл из Новгорода варягов, Хакон Эйрикссон (1) со своими викингами помогал ему, а Мстислав собрал местных, тмутараканьцев да своих касогов (2), что подчинились ему после победы над их князем Редедей. Не было равных Мстиславу по силе и удаче, и в тот раз он тоже схватил её за хвост. В горячей схватке, почти сразу после своей свадьбы, погиб его молодой зять, касожский князь, сын Редеди, но победа была одержана. Много полегло храбрых мужчин, чтобы несколько лет спустя земли всё равно перешли к Ярославу.
Эту историю Киликия слушала от боярынь, приехав сюда впервые весной. Для присмотра за детьми назначили помощниц, и они завораживали старших мальчишек всякими былинами и сказаниями. Даже маленькая Вышеслава с удовольствием
Струги дали в бок по зеркалу воды, отражавшему тучи тёмно-зелёных крон и голубую ленту неба посередине, пристали к причалу. Чайки оглашали просторы, зорко приглядывая за всем с вышины. Святослав ещё свободнее, чем в Киеве, перенёс жену с судна на сушу, не стыдясь более никого. Он здесь хозяин, владетель всего, раскинувшихся налево, направо, куда не погляди полей, лесов, угодий. Он взял Лику за руку, и они пошли от пахнущего сырым деревом причала и плещущейся воды в детинец, который здесь назывался Днешний град. Неуловимые мелочи, названия, лёгкий говор жителей, особенности домов напоминали о том, что некогда Чернигов не подчинялся Киеву, был независим, над ним ничто не возвышалось. То, что звалось в столице Подольем, тут было Передгородьем. Конечно, этому было и объяснение: Киев стоял на холме, у подола которого стелился город, а Чернигов распластался по высокому берегу на равнине. Между ним и Днешним градом протянулся Окольный град – район ремесленников и торговцев, галдящий, стучащий, перекрикивающийся и набитый тесно людьми. Была и ещё одна часть Чернигова, звавшаяся Третьяк. Насельники (3) сказывали, что третью часть поселения выделили при Мстиславе находникам (4), потому оно так и обозначилось (5). Из Передгородья вились три дороги: западная – в столицу, северная – к Любечу, и восточная – в Новгород-Северский (6).
Киликия и Святослав вошли со стороны Стрижени через Водные ворота в град. Княжеские терема – Красный двор – были каменными, в два и три этажа. Одно здание уже приспосабливали для личного жилья княжьей семьи, они отдали в прошлый приезд приказ плотникам и каменщикам подлатать помещения, простоявшие восемнадцать лет со смерти Мстислава без постоянного жильца. Второе оставалось для княжьих дел, приёма гостей, послов, купцов с новостями, но оно тоже нуждалось в ремонте и обновлении.
– Да-а, - протянул Святослав, - дел будет много потом, не буду знать, за что хвататься.
– Только не скажи, что уедешь сегодня же, - наблюдая, как перед ними бегут вприпрыжку сыновья, промолвила княгиня.
– Нет, завтра. Разве могу я разлучиться с тобой надолго, не побыв наедине?
– Хоть и понимаю, что ты должен ехать, а не люблю оставаться одна. Беспокойно мне.
– Я оставлю с вами Алова, он присмотрит.
– А кто же с тобой поедет? – встревожилась Киликия.
– Мне и Перенега с частью дружины хватит.
На крыльце показались слуги. Тиун сбежал по лестнице, кланяясь и приветствуя прибывших. Он крикнул назад челяди, чтобы готовили трапезу.
– Добро пожаловать домой, Святослав Ярославич! С возвращением, княгиня! – засвидетельствовал он почтение. Князь улыбнулся:
– Спасибо! Радостно знать, что домом нашим теперь черниговцы считают свой дом. Не хотелось мне быть не любым народу.
– Что вы, Святослав Ярославич! Все наслышаны о вашем справедливом правлении на Волыни, о подвигах ваших в походах против греков, - поняв, что сказал лишнего, тиун виновато посмотрел на Киликию и склонился.
– Да какие подвиги! – распрямил его князь. – Разбили нас. А на Волыни я не правил, а за порядком следил по велению отца. Так и тут надеюсь, что буду порядок держать, а вам всем стану как отец.
Поднявшись в терем, они встретили и боярынь с холопками, пришедших с женской половины с детьми. Лика увидела троих своих малышей и, выпустив руку мужа, бросилась вперёд:
– Чадушки мои! – взяв из рук служанки годовалого Олега, она прижала его к груди и присела на корточки, обхватив объятием сразу и Давыда и Вышеславу, погодок, безумно похожих друг на друга, как и положено брату и сестре. – Вы мои маленькие, как же я по вам скучала! Как мне вас не хватало! – расцеловала их в щёки княгиня, вызывая одобрительные улыбки у стоявших рядом женщин. Когда пришла весть, что над ними теперь будет один из князей, все ожидали грозного, высокомерного полководца и непонятную, чужестранную византийскую супругу его. Но семейство Святослава оказалось не таким, они были близки к людям и по своим привычкам, и по своим чувствам, которых не стеснялись. И велика в этом была заслуга именно Киликии.