Усобица триумвирата
Шрифт:
– Хорошо, - после непродолжительного молчания, кивнул Всеслав, и все выдохнули, - ты… я не расслышал, который ты из Ярославовых сынов?
– Всеволод, - представился тот.
– Всеволод, - запоминая, повторил князь Полоцка, проведя языком по своим ровным, белым зубам, словно облизав и проглотив имя. Потом вернулся к своим всадникам и, взмахнув в седло, чуть надавил на бока коня. – Но! Нейола, друзья мои, едем! Погуляем на свадьбе, раз нас пригласили!
Примечания:
(1) эти средневековые образования находились на территории современной Бельгии.
(2) Оду Штаденскую хроники называют женой царя русов без имени, поэтому на её счёт есть много версий, кто
(3) Зверинец – богатая зверем территория к югу от Древнего Киева, лесистая местность вдоль Днепра, где любили охотиться князья
(4) шлях – дорога
(5) Детинец — центральная часть древнерусского города, одно из названий внутренней городской крепости. Сам город расстилался под стенами детинца, вокруг него, тем находясь в меньшей безопасности
(6) Хоревица – холм, небольшая гора, возвышенность на территории современного Киева, предположительно нынешняя Юрковица (Лысая гора). В те времена – в его северном предместье
(7)аршин – около 71 см, соответственно 3 аршина – около 2 метров 13 сантиметров
(8) Копырев конец в Древнем Киеве был районом для иноверцев – язычников, зороастрийцев, мусульман и иудеев, всех, кого заносило в православный город
Глава четвертая. «Евнух»
Киликия и Анастасия, жёны второго и третьего Ярославичей, сидели в тереме со своими детьми и нарочитыми (1) девицами, занимаясь рукоделием и поглядывая в окна с третьего этажа, как тренируют князья подрастающих мальчишек. Они были землячками, обе приехали из Царьграда в Киев восемь лет назад, только Настя невестой, присланной отцом, императором Константином для свадебного пиршества, а Киликия уже венчанной супругой с первенцем Глебом на руках, который сейчас, мужающим маленьким богатырём одерживал раз за разом победу над двоюродным братом. Как он становился похож на Святослава! Такой же смелый, рвущийся вперёд ко всему, что его занимало. Безудержный и пылкий юноша – таким она узнала когда-то его отца. Выйдя однажды в предзакатное время окунуться после жаркого дня – дом её семьи стоял на берегу бухты Золотой рог – Киликия, сопровождаемая служанкой, скинула с себя одежду и вошла в воду. Но вскоре заметила, как какой-то случайно забредший парень стоит, остолбенев, и смотрит на неё. Не закричав и не испугавшись, Киликия с достоинством протянула руку служанке, подавшей ей одежду, прикрылась и, выйдя из воды, указала властным жестом незнакомцу, чтобы он убрался вон. Она никогда не была трусихой, ропщущей от мужчин, как лань. Выросшая при братьях, любимица отца, Киликия знала себе цену, и не видела ничего зазорного в том, что кто-то увидел её девичьи прелести. Пусть стыдно будет тому, кто глядел. Но Святославу стыдно не стало. Шедший из Манганского дворца во Влахернские триклинии (2), где разместили дружину русичей, он немного сбился с пути и, поплутав, решил выйти к заливу, чтобы сориентироваться по нему. Но помимо прибрежной линии наткнулся на прекраснейшее создание, какое встречал до тех пор. Сначала испугано удалившийся, позже он стал искать её, узнавать о ней, кто она и откуда, выпросил её руки за большие деньги – русов, как и варягов, греки не очень любили, считая наёмнической шайкой и диковатым племенем с северного края земли. Киликия для острастки, и чтобы заморский князь не возгордился, делала вид, что всё это ей не по душе, но сама тем временем любовалась его могучей фигурой, расцветающей мужественностью, ясными влюблёнными глазами под серьёзными бровями, напористым и неуёмным желанием добиться своего. Северянин был куда грубее и прямее местных мужчин, но и это
В Византии было намного жарче, чем на Руси, погода большую часть года ласкала человека, там никто не закрывал тела так сильно, как здесь, и откровенные по сравнению с киевскими наряды девушки сводили Святослава с ума. Получив её, наконец, в жёны, он едва не умер от счастья. Она, узнав его ещё ближе, тоже. «Как давно это было!» – приятно окунаясь в омуты памяти, глядела гречанка во двор, когда там возникла суета из-за прибежавшего гридя. Она заметила суматоху первой, потом и другие девицы с Анастасией.
– Что это? – заинтересовалась она, прислушавшись к звукам, прилетающим в приоткрытое оконце. Но слов было не разобрать.
– Если что-то важное – нам придут и скажут, - орудуя иголкой с красной нитью, отвела взор от мужчин внизу Настя.
– А пожар начнётся, будешь ждать, когда огонь придёт и скажет, что бежать поздно? – озорно покосилась на неё Киликия. Найдя глазами свою приближенную боярыню, она велела: - Пошли кого-нибудь из холопок, пусть разузнают, не приключилось ли чего!
Та встала и вышла из светлицы. Все вернулись к работе, вышивая нитями или бисером новые одежды, что готовились к свадьбе, иногда отвлекаясь на бегавшего между ними Романа.
– Сядь, Ромушка! – цыкнула тихо на сына Киликия. – Брата разбудишь, видишь, спит маленький? – указала она ему на дремлющего в люльке Настасьиного Владимира. Но Роман Святославович слушаться не захотел и, продолжая вертеться, прогремел уроненной подставкой под лучину. Возмущённая, Киликия проворно поднялась, поймала отпрыска, настучала ему куда следует, увидев зарождавшиеся на глазах того слёзы выговорила ему строго, так что мальчишка передумал хныкать, и села обратно.
– Ох, и на всё-то тебя хватает, княгиня, - с восхищением закачала головой Анастасия.
– У тебя пятеро будет – и не так научишься управляться! Ещё десять рук вырастет.
– Не знаю, у меня после того, как сын родился, будто все силы вышли, до сих пор иногда то там, то здесь ноет.
– Молодая ты ещё, чтобы ныло что-то, - погрозила ей пальцем Киликия, - это с непривычки, Настя, потом ободришься и забегаешь.
– Дай-то Бог, дай-то Бог, - покивала она.
Посланная в разведку боярыня вернулась и отчиталась:
– Говорят, приехал кто-то издалека. Гости.
– А кто именно приехал-то? – уточнила Киликия.
– Этого не знаю!
– Так что ж не спросила?
– Спрашивала, княгинюшка, спрашивала! Никто не знает, но говорят, Ярославичи распорядились столы накрывать у Коснячки.
– А что ж у него? Аль гости не велики? – сузила вдумчиво голубые очи Киликия.
– Сказали, будто бы, - перекрестившись образам в углу, боярыня прошептала: - язычники!
– Ох! – перекрестилась и Анастасия. Жена Святослава чуть не закатила глаза от их жестов. «К чему это усердие? Господь всегда в душе, разве оскорбит его дурное слово? Что есть слово? Всего название, указание, но не сам предмет. Да, Господь сотворил всё сущее словом, но мы же не боги, чтобы наши слова что-то решали! Мы всего лишь говорим, чтобы понимать друг друга, поскольку, изгнанные из рая, утеряли дар небесный понимать без слов».
Любопытство Киликии разгоралось всё сильнее. Ей хотелось хоть глазом посмотреть на прибывших, кто ж они такие? Она с трудом досидела до конца отведённого под вышивку времени, когда пришла великая княгиня Елизавета и сказала, чтобы все шли отдохнуть перед трапезой. Киликия тотчас же отложила иголки, бусины и материи, поднялась, оправила платье и вышла, препоручив приглядывать за сыном своим наперсницам. Накидывая на ходу простой, добротный, но не богатый плат, она надеялась не привлечь к себе внимание, сойдя за горожанку.