Усобники
Шрифт:
Пора бы и домой, да Даниил Александрович заартачился: «Хочу берлогу отыскать, поднять медведя на рогатину».
Глянул князь Даниил сыновьям в глаза, заметил у старшего беспокойство.
– Я, Юрий, разумею: тебе хочется удел свой иметь, князем сесть. Но я по-другому рассудил: Московскому княжеству надобно не дробиться, а земли собирать и усиливаться. Ныне Коломна и Переяславль тому начало, а вам продолжить. Настанет такое время, когда Москва за великий стол потягается.
Даниил Александрович с сыновьями сидел за столом в избе,
Промолчал Юрий: отец разгадал его тайное желание. Мечтал: умрёт Иван Дмитриевич — сядет он, Юрий, князем Переяславским. Ан отец по-иному решил. Значит, не видать им с Иваном своих уделов. А Иван сторону отца принял, молвил:
– Коли Московское княжество обрастёт землями, городами новыми, её голос вся Русь услышит, а раздробимся — недругам в радость.
– Мудро сказываешь, сыне Иван, а княжить ещё успеете, бремя власти носить тяжело, и надорваться можно. Умом и хитростью должно править, земли Русские собирать воедино. А настанет час, и Орде место указать. Покуда же следует спину гнуть перед ханом, угождать, отводить грозу, дабы не извели ордынцы русичей. Но не так, как великий князь Андрей, — руками ордынцев нас разоряет и тем, мыслит, власть свою укрепляет.
Пока князь с сыновьями отдыхал, с полатей за ними наблюдали любопытные ребячьи глаза. Дети шепталась, иногда заводили спор, и тогда возившаяся у печи мать, ещё молодая крестьянка, прикрикивала.
– Хозяин-то где? — спросил у неё князь.
– Прошлым летом медведь задрал.
– Так и одна?
– С ними вот. Они мне в крестьянском деле помощники.
– Ну-ну, — удивлённо промолвил князь. — А в полюдье тиун к тебе наведывается?
– Ответь, княже, что ему брать у меня? Разве вот детишек.
– То так. — Даниил Александрович поднялся. — Однако ты дань не платишь, а как князю и его дружине быть? Она ведь вам защита.
Крестьянка руки на груди скрестила, спросила со смешком:
– От какого недруга, княже? От ордынцев меня лес спасёт, а вот от гридней, когда они с тиуном в полюдье, ежели случай отведёт.
Даниил Александрович недовольно бросил:
– Ладно, хозяйка, передохнули, спасибо. Пойдём медвежью берлогу поищем, накажем зверя, какой твоего мужа задрал.
Младший сын князя Московского Иван Даниилович, роста среднего, русоволосый, с серыми, чуть навыкате глазами и пушком на верхней губе, имел от роду тринадцать лет. Но, несмотря на молодость, был умён и хитроват.
С братом Юрием он дружил и никогда ему не перечил. Иван понимал: если отец сказал, что не намерен дробить княжество Московское, значит, так оно и будет. А потому после смерти отца, князя Даниила Александровича, сидеть князем Московским по старшинству Юрию, а он, Иван, останется без удела. Но Иван и на то согласен и будет помогать Юрию сделать Москву богатой и княжеством великим.
Высказал Даниил Александрович мысль о Москве как о великом княжестве, и Иван об этом задумался. Понимал, трудным будет путь к величию Москвы. Первый, кто встанет на этой дороге, — родной дядя, брат отца, великий князь Владимирский Андрей Александрович. Он уже готов обнажить меч на Переяславль.
Возвращались с охоты не спеша, не гнали приморённых коней, и каждый размышлял почти об одном и том же. По правую руку Даниила Александровича — Юрий, по левую — Иван, а позади гридни и санный обоз с добычей.
Князь Даниил будто догадался, о чём думал меньший сын, сказал:
– Весной, Иван, отправишься в Переяславль, встанешь над переяславской дружиной. Как проведаешь, что князь Андрей двинулся на переяславцев, заступи ему путь, а там и мы с князем Тверским подоспеем.
– Слышал, будто великий князь звал на нас князей Ростовского и Ярославского? — спросил Иван.
Князь Даниил кивнул.
– Не послать ли им, отец, грамоты, чтоб не держали руки великого князя?
– И я о том мыслил, Иван, да ретивы князья Константин и Фёдор.
– А ежели грамоту с посулами?
– Слыхал, они у Андрея просили переяславскими сольницами совместно владеть, — сказал князь Даниил Александрович.
– И что великий князь? — задал вопрос Юрий.
– Оставил без ответа, — усмехнулся Даниил Александрович. — Будто не слышал, чего князья просили.
Тут Иван снова голос подал:
– А ты, отец, посули, а тот посул посулом и останется.
Даниил Александрович кинул на меньшего беглый взгляд, подумал: «Хитро, хитро, посулить — не значит дать…» А вслух произнёс:
– Разумно, сыне. Покумекать надобно. Как мыслишь, Юрий?
– Без того, что Иван советует, князей Константина и Фёдора от великого князя не оторвать.
– Так и поступим, — согласился с сыновьями Даниил Александрович. — Пошлём грамоты в Ростов и Ярославль.
При впадении Которосли в Волгу, на торговом пути, во времена Ярослава Мудрого заложили город и нарекли его Ярославлем. С той поры город разросся, обустроился, удивляя приезжающих обилием рубленых и каменных церквей, детинцем на холме и большой церковью на мысу — храмом Успения.
На княжьем дворе палаты и постройки всякие. А за детинцем посад Ремесленный, огороды и выпасы.
В Ярославле Олекса бывал лет пять назад. Они с дедом-гусляром пришли сюда из Ростова Великого, а ныне в Ярославль прислал его князь Даниил с письмом к князю Фёдору Ростиславичу. Прельщал московский князь ярославского сольницами переяславскими, обещал добром отблагодарить, коли Фёдор Ростиславич с Москвой заодно будет. Заманчиво писал Даниил, было отчего задуматься. Боялся великого князя, но посулы князя Московского перетягивали…