Успокой моё сердце
Шрифт:
– Успокойся, - Каллен заправляет выбившуюся прядь мне за ухо, внимательно следя за тем, как краснеет светлая ткань.
Я не могу от него оторваться. От глаз, завлекших меня в свою глубину. Смятенных, встревоженных, завораживающих…
Это нечто нереальное.
– Извини, - длинные пальцы легонько касаются моего плеча. Совершенно по-иному, чем в столовой.
Все, теперь я точно знаю, что сплю.
Однако несмотря на это, губы изгибаются в робкой улыбке, прогоняя опасения.
Испуг, вызвавший кровотечение, постепенно отступает,
Убираю покрывало, убедившись, что крови больше нет.
Не меняя позы, Эдвард продолжает смотреть мне в глаза.
– Это болезнь?
– Нет, - ограничиваюсь лишь словами, не подключая к ним качание головой, дабы все не началось заново, – истонченные капилляры.
– Хорошо, - с некоторым облегчением замечает мужчина. Неужели он разбирается ещё и в медицине?
Малахиты пробегаются от моих ног к макушке за считанные секунды. Огонь, напугавший меня, давно погас.
Лицо Эдварда серьезнеет.
– Я никогда тебя не трону, - внезапно обещает Каллен. Его слова звучат так уверено, а взгляд настолько решительный и честный, что у меня в груди ощутимо теплеет.
Я хочу ему верить даже несмотря на недавнее происшествие.
Так хочу!..
Прерывисто вздохнув, заставляю уголки губ приподняться.
Сейчас слова не нужны.
Никакие.
*
Крохотный мирок – зыбкий и прозрачный, как мыльный пузырь – может быть дороже самой большой Вселенной.
Я – тому явное подтверждение.
Внутри детской нет никого, кроме нас с Джеромом. Малыш, уже проснувшийся после принудительного сна, устроился на моих руках, доверчиво прижавшись к груди.
Он слушает сказку про Маленького принца. Снова.
Расслабленно улыбаюсь, рассказывая небольшую, но такую светлую историю, и одновременно с этим наслаждаюсь теплом мальчика. И внешним, и внутренним.
После морозного леса жар комнаты сослужил добрую службу. К нему тянуло, а не отталкивало. Даже после обеда и неожиданного (мягко говоря) поведения Эдварда.
Все-таки самая страшная жара лучше, чем холод.
Может мое мнение сформировано месяцем на улице или февральской «сессией» с Джеймсом, однако при минимальной минусовой температуре я чувствую себя некомфортно. Позже это состояние перерастает в панику. Любой угол, любой плед – все, что угодно, только бы избавиться от ледяных клещей мороза.
Была бы моя воля, зимы бы не было.
Никогда.
– …они скакали на лошадках, - перед глазами возникает иллюстрация нас с Эдвардом, пробирающихся сквозь коряги к белому особняку. Конечно, никаких «лошадок» не было, и мы «не скакали», однако гораздое на креативные мысли подсознание подбирает именно такую ассоциацию.
– …готовились к пышному балу в замке, - особняк-замок? Что же, тут могу согласиться. Очень похоже.
Неприступный, мрачный, каменный средневековый замок. Не хватает только стражи в железных доспехах с
А ещё смотровой башни, откуда бы предупреждали об надвигающихся опасностях.
Стоп! Похоже, меня саму увлекает в довольно странную сказку. Не стоит забывать, что мой маленький слушатель жаждет продолжения. Отвлекаться не следует.
– …надевали самые пышные и дорогие платья, - напоминает мой неожиданно появившийся гардероб, неправда ли?
Сложно забыть то чувство, когда Эдвард впервые открыл передо мной шкаф, по меньшей мере с сотнями нарядов.
– …улыбались, потому что все королевы были с ними, целые и невредимые, - завершаю, чмокая малыша в макушку. Все королевы… все принцы… мой принц со мной. Это – важнее всего иного.
Приятный аромат его тела заполняет всю доступную площадь легких.
– Конец, - шепчу, обнимая Джерома чуть крепче.
В ответ мальчик тихонько вздыхает, слегка поворачиваясь и тем самым приникая к моей ключице. Нежные пальчики осторожно гладят кожу.
– Я люблю тебя, - отвечаю я. Мягким шепотом, ставшим, кажется, частью этой комнаты.
Сложно поверить, что все могло сложиться совершенно иначе.
…Каллен не появлялся в моей жизни, лишая возможности избежать предначертанного с Кашалотом.
…Маркус был бы жив и наши встречи до сих пор продолжались бы, только уже за большую плату.
…Джеймс до сих пор имел бы надо мной бесконечную власть, контролируя и мысли, и чувства, и более материальные вещи вроде тела.
Но самое страшное – я бы не встретила Джерома. Не узнала бы о существовании маленького ангела, живущего в заточении большой белой клетки, из которой его давно пора выпустить.
Не познала бы всего того, что чувствую к нему в данный момент.
Не полюбила бы.
И он бы не полюбил…
Нет, все-таки настоящее прекрасно, как ни крути. Даже если порой реальность подсовывает неприятности и невзгоды, она лучше болезненного прошлого и туманного будущего.
– Мое солнышко, - наклоняюсь к малышу и легонько трусь носом о розовую щечку.
Не знаю, как сказать ему, что чувствую. Как глубоко чувствую…
Стоит ли вообще говорить это ему?
Ограничиваюсь прикосновениями, которые соврать не могут. Которые нужны моему ангелу больше всего иного. Осторожно касаюсь его израненной спинки, белокурых локонов, бледной кожи, постепенно переходя вниз, на плечи и руки.
Джером окончательно расслабляется, тихонько вздыхая.
Слушаю его ровное, спокойное дыхание, упиваясь тишиной.
Я знаю, что ничего не закончено. Меня ждет трудный разговор с мальчиком о причинах его побега, наплыв мыслей о случившемся между мной и Эдвардом в столовой и после, другие проблемы, которые могут возникнуть по мере решения предыдущих или параллельно с ними…
Я все знаю.
Но сейчас не хочу портить нашу с Джеромом идиллию болезненными вопросами.
Мальчик настолько близок ко мне – во всех смыслах – что грех разрушать такой момент.