Успокой моё сердце
Шрифт:
Я доверяю тебе его безопасность. Не разочаруй меня.
Dire Э. К.»
Размашистый, торопливый почерк. Местами ручка слишком сильно давила на бумагу. Почти порвала её. Самая глубокая линия разместилась в слове «разочаруй».
Наиболее светлый цвет – когда стержень едва касался бумаги – в подписи. Загадочного «dire» почти невидно. Будто он пытался его написать его так, чтобы я не заметила…
Пора бы начать учить французский. Кажется, скоро все послания моего похитителя будут писаться
Вспомнить хотя бы тот случай в столовой, когда оглушив меня внезапным поцелуем, Эдвард бормотал странные фразы. Вкупе с его горящими глазами и подрагивающими руками они звучали устрашающе. При любом значении.
А может, я просто ещё не до конца отошла от того дня? Прошло уже больше трех суток, а мои впечатления так и не собрались в одном месте. Не пришли к единому мнению.
Одни твердят, что ощущать губы Эдварда мне было достаточно приятно (ситуация бы обстояла лучше, если бы они были чуть мягче, конечно же). Другие же, убежденные в своей правоте, вопят, что как только такое снова повторится, я непременно окажусь в постели мужчины.
Но он же мне обещал! Глядя прямо в глаза обещал… честно!
«Из-за крови».
Возможно. Горько признавать это, но вполне может быть, что зарок Эдварда обусловлен моим начавшимся кровотечением. Как бы хотелось верить, что это не так и от своих слов Каллен так просто не отступится.
Я тоже не хочу разочаровываться в нем.
Совершенно.
Что же касается нашего времяпрепровождения с Джеромом – оно единственное, благодаря чему я все ещё улыбаюсь.
Малыш как никогда верит мне, пытаясь отвечать на задаваемые вопросы с максимальной открытостью. Не утаивая не эмоций, ни правды.
Маленькие «драгоценные камушки» блестят, светясь грустью и испугом, когда спрашиваю про побег из особняка.
– Ты сам убежал?
Кивок.
– Плохой сон приснился?
Отрицание.
– Потому, что я ушла?
Робкий взгляд из-под длинных светлых ресниц и едва заметное, но качание головой.
Малыш не хочет, чтобы я думала, будто не нужна ему. Он боится что-то сделать не так. Боится потерять меня.
Надеюсь, убедить его в том, что никуда не денусь, в скором времени удастся окончательно.
– Тогда почему, милый? – участливо спрашиваю, разглаживая белокурые волосы.
Малахиты опускаются ещё ниже. Смотрят точно в пол.
Он не знает как или не хочет отвечать?
– Джером, - приседаю рядом с мальчиком, притягивая его в свои объятья – Я и папа очень сильно тебя любим. Мы оба сильно испугались, когда не нашли тебя в кроватке. Если ты расскажешь, почему убежал, я обещаю, мы постараемся больше никогда не повторять того, что тебя напугало в ту ночь. Хорошо?
Моя речь воздействует на Джерри. Шумно сглотнув, он робко поднимается глаза, утыкаясь ими в мою шею.
– Скажешь мне, солнышко? – ласково потираю крохотные ладошки, стремясь услышать долгожданный
Моих версий много. Две из них уже отметены Джеромом, но это не мешает оставшимся активироваться и завладевать сознанием.
Розовые губки малыша изгибаются, когда он пробует сказать желаемое. Внимательно слежу за ними.
«Па».
«Па».
– Папа?
Два беззвучных слога, легко соединяющихся.
По-прежнему не глядя на мое лицо, белокурое создание выражает свое немое «да».
– Папа сказал что-то неприятное тебе? – состыковываю факты, ища правильный вариант.
Короткий вздох мальчика дает подтверждение этой версии.
Все именно так.
– Джером, он не хотел тебя обидеть, - целую малыша в щечку. – Что именно тебя расстроило?
Мальчик отстраняется. В его глазах повисает самая настоящая тоска, когда указательным пальцем мой ангел указывает в свою сторону.
– Ты?
Да.
– Его любимый малыш? – что Каллен мог сказать про сына, чтобы тот решился на побег из дому? Что вообще он мог сказать конкретно про него? Мне казалось, Эдвард сообщает лишь об окружающих людях. За все те недели, что я здесь, он ни разу не затронул обвинением Джерома. Он в принципе так не делает.
Размышляя, не сразу улавливаю лихорадочное отрицание Джерри мною сказанного. Нижняя губа ребенка выпячивается вперед с каждым новым движением.
О чем он? Последний мой вопрос был…
– Нелюбимый? – мой голос разом становится тише.
Он считает?..
Да.
– Джером! – восклицаю я, нагибаясь, дабы все же встретиться с его взглядом – Даже не думай так! Папа очень сильно тебя любит!
Нет.
Его немые ответы, подкрепленные краснеющими глазами, из которых вот-вот польются слезы, сводят меня с ума.
Неужели мальчик успел уверить себя в том, что отцу совершенно не нужен? Неужели именно этому обязан его побег? Они с Эдвардом даже воображают глупости в одно время. Нет сомнений, что их духовная связь крепче некуда.
– Он никогда бы не сказал тебе такого, милый, - убеждаю, очерчивая одним из пальцев контур личика малыша. – Ты просто не так понял.
Джером зажмуривается, быстро-быстро кивая. Пытаясь сказать, что ошибиться не мог.
– Когда? – сдаюсь, усаживая мальчика на свои колени, - когда он сказал такое?
Поджав губы, тот указывает на дверь, а затем на меня.
Видя непонимание, повторяет свои жесты снова.
– Мне уйти?
Испуганно распахнувшиеся малахиты отметают такой вариант к чертям. Ладошки мальчика крепко сжимают мои пальцы.
Джерри ещё раз совершает странные манипуляции, полный желания объяснить мне.
– Когда я ушла? – предпринимаю вторую попытку. На этот раз удачную.
Мальчик кивает.
– В ту ночь папа ничего не… - начинаю говорить, но память активизируется, включая для меня напоминание о том дне. Когда я покинула малыша, Эдвард ждал в коридоре. С виски…