Ussr
Шрифт:
Потом, после перерыва, выступил Алексей Толстой. Мы говорили о пролетарской литературе.
После чего я поехал домой. На Украину. Я уже не помню, точно ли так она называлась. Но точно - ну УССР, а, кажется, УСР. Хотя, по логике.... Хотя нет.... Зачем - логика?
И вот, утром 41-го, нет, никого не бомбили, просто едва два поезда не столкнулись. Какой-то работник проявил героизм, поезда не столкнулись. Тут везде стояли наши войска. И вот, рано утром на подбитом мессере прилетел немец-перебезчик. И он говорит - в 4 часа будет война, вот тут всякие карты. Но потом, потом оказалось, что это - не настоящий ССР, а тренажёр.
Я вышел на крышу,
– Как ты думаешь, с чем лучше сделать шашлык?
– спросил он.
– Натуральный?
– А какой же еще?
– Обычно делают из баранины. Но можно жарить кур.
– На сетке?
– Точно.
– Мы делали шпикачики, - сказал он, - соус был натуральный, из Ирана.
– Может рыбу?
– осведомился я.
– А как её готовить?
– А просто. Она быстро жарится. Только пока жарится, вокруг запах такой - воняет рыбьим жиром.
– А что, это идея, - сказал он.
Это и весь дневник. Но я еще не знаю - надо ли сворачиваться? Ночь темная и густая. И там, словно дорога между адом и землей - Чернавский мост, со своими холодеющими огнями, бросающими части своих тел в воду - черную и страшную. Дро уже храпит. В другой комнате. Слышно через стенку. Клинских спит, где хочет. Потому что кот. И в небе, ненасытные, всезнающие друзья - бот, дрон и змея. Но странно, что барыганьё Мизию схавало на раз, два, а друзья фиг с маслом принесли, а не информацию.
83. Надя
Она пришла утром. Дро был на крыше, там был чище сигнал, получаемый от наших электронных напарников. Клинских подался слушать события через голову. Мы были вместе, и нам никто не мешал. Любовь - это штука опасная. Она как насос. Она как прорва сама по себе. Если же учесть, что воронка не закрывалась никогда, у меня был прекрасный шанс упасть туда, через неё - это было слишком уж символично. И это, конечно, была не любовь, а поедание. Хотя она не могла быть хищником. Она просто хотела тепла. Но отсутствие жизни - это вечный генератор в обратную сторону. Словно бы вас облучают, рядом уран. Во всем теле теряются силы. Ткани начинают распадаться. Кровь стремительно пропадает. Она не хочет этого. Она, Надя. Да она вроде бы и живёт нормально. У неё есть муж. С ним ничего не случилось. Видимо, он точно - тень ихнего сопроводительного бота. Тогда понятно, что она тянется к другим людям и другим телам. Потому что с мужем - это все равно, что с растущим в пустыне деревом. Тут, конечно, можно довоображать, допридумывать - дерево алчное, и оно также испытвает страсть, оно словно змея, адский сухой старик.... Но всё это поэтика. Что теперь? В плоских развлечениях, с одной стороны, важны параметры тела, но всё это ерунда. Тьма способна возбуждать молекулы души, но если повестись на это, ты станешь мышью, которая сама пришла к ужу. Ни больше, ни меньше.
И не важно, понимает она это или нет. Всё желание - в ней. А я привык не сдаваться и не бояться. Но, может быть, здесь было что-то большее?
Я себе сразу сказал: игры - это всегда игры. И всё прочее бесполезно. В игре играют. Но всё равно не живут в ней. Живут где-то еще.
– Ты меня заберешь?
– спросила Надя.
– Ты что-нибудь знаешь о себе?
– Конечно.
– А что именно?
– Зачем тебе это? Живу. Ты же
– А при чем тут Ованес?
– спросил я.
– Не при чем.
– Ты точно ничего не знаешь. Но лучше тебе и не знать.
– Ты знаешь, что я тебя люблю?
– сказала она.
– Я предполагаю.
– А ты?
– Функционально, - ответил я.
– Ты любишь. Просто ты слишком строгий. И у тебя всё по расписанию.
– Что же делать?
– спросил я.
– Тогда подумай. Мне надо срочно бежать. Подумай. Покопайся в себе.
Она пошла одеваться, я смотрел на неё со спины, и, конечно, надо было себе сказать - так и есть. Так и есть. Я же горжусь тем, что я достиг почти полного автоматизма, стал хомо если можно так сказать дьявол-автомат, умеющий почти всё. А то, что при этом теряется теплота душа? Но разве она теряется? И здесь всё на высоте.
Это плохо, что ли, без слабостей? Ну, не важно. Это для юношей. Когда они молодые и молочные. Наоборот, глупым быть интересно.
Ну, это ж природа. Щенята тоже глупые.
– Ну что?
– спросил я.
– Ты на меня смотрел?
– Да.
– Я чувствовала.
– Вдруг это в последний раз?
– сказал я.
– Почему?
– Просто так.
– Может. Тогда смотри. Может, и в последний.
Она ушла, а я не вставал. Потом, стал думать - день ключевой, нужна ли водка? Нужна! Но водка была обычная - "Московская", а налил граненый стакан и выпил залпом. Теперь можно было сесть к "Шелялису" и соединиться с общим портом.
84. Письмо от Александра
Знаешь, мой друг, в первую мировую я жил на Балканах. Можешь мне поверить. И никогда не проверяй - правда это или нет, так как никто не знает, что такое правда. Есть невероятный холод жизни. Если тебе удасться где-нибудь так подклеиться к жизни, чтобы ты был совершеннейшим колоском, который живёт только сегодня, а дата, когда тебя срежут, уже назначена, знай, что это - счастье. Потому что всё хорошее остается только в памяти. Потом эта черная память носится в мирах без света.
Ты, наверное, часто думаешь - правди ли, что ты в данную минуту живешь? И правильно, что так думаешь. Верно. Нет доказательств, что ты живёшь, и что ты разговариваешь со мной, а не с самом собой. Но я просто так это тебе пишу. Чтобы ты взял и размечтался.
И вот, 1915-й год, и что первая мировая война. За что я воевал? За Австрию, надо полагать. Именно за неё. Я попал в плен и находился на Балканах. Меня в каком-то доме поселили. И так тоскливо. И ничего больше не происходило. А потом приходит, значит , мужик в шапке, в овечей шапке- говорит - мы тебя решили женить. И всё. Что хошь делай, а мы решили.
Не знаю, зачем им это было надо. Может - мужиков не хватало. Тем более, что я в горах жил. Село, снег. Может быть, состав крови поменять? Я выражаюсь крайне образно. Обычно все гораздо сложнее. Или, быть может, проще. Постепенно я начинал тосковать - так как в Австрии у меня осталась семья. И даже тот факт, что меня женили на тонкой и юной местной особе, меня ни коим образом не удовлетворял. Я чувствовал себя не более, чем пленником. Может быть, здесь можно провести параллель с породоистой собакой, которую держать на развод. Она хочет убежать, но никто не даёт ей сделать это. Но если не пытаться, то все тебя будут отчасти даже уважать. Такая штука.