Ussr
Шрифт:
Мизия повернулся, встречая барыганов. Александр Савельев, Игорь Днепров, Гурген, Цмыкало. Стрелка, как стрелка. Даже если предположить, что он заподозрит неладное, нам ничего не грозит. Наша группа - лишь пушечное мясо.
Динамик кашлянул.
– Не сгорел?
– спросил Дро.
– Братишечка, - проговорил Сачик, пританцовывая, - ну чо ты, чо ты?
– А ты вроде опух?
– осведомился Мизия.
– А хрен его знает, братишечка.
– Надо бы здоровье поправить, - заметил Гурген.
– Бреешься?
– спросил у него Мизия.
–
– А не надо бы. В питомник примут бесплатно.
– А?
– не понял Гурген.
– Сухумский обезьянный питомник, - сказал Мизия, - тебя ждут!
Гурген замялся. Нет, надо было играть, а не мяться. Тем более, он не один, и задание четко и понятно.
– Ну, - сказал Мизия.
– Не знаю, - ответил Гурген, - о чем ты, типелло?
– О том, давай, садись. Побазарим.
Я взял листочек, на котором были выведы электронные чернила - это был ипровизированный тачпэд, с помощью которого можно было манипуляровать прицелом дрона. Но смотреть нужно было сразу на три телевизора, и один из них был черно-белым. Наши магнитофоны записывали показания в виде кодированных пакетов. Все эти кассеты и катушки следовало после, в виде отчета, отправить в центр. Но всё это и так понятно.
– Помехи, что ли?
– сказал я.
– Чего там?
– Прицел не появляется.
– Сейчас появится. Задержка сигнала.
Нет, я все же думаю, идея с разносом кафе была бы верной. Гуманизм тут ни для чего. Жалко, конечно. Там девушка на буфете. Там на кухне пара тетечек, толстых, как урожай 1962-го года (пшеница, рожь, помидоры). Но никто нам бы их не приписал. Вопрос о неумелом использовании ресурсов. Даже не так позорно, если тебя поймают в парке и окажется, что ты - экгибиционист, и ты вышел настречу прогуливающимся студенткам и болтал. Болтал, того мать. И тебе скажут на комиссии:
– Откуда у вас такие пристрастия?
– Не знаю.
– Так сильно хочется? Именно так? Демонстрация половых органов беззащитным?
– Да!
– Ладно, давайте выпишем вам билет в санаторий, на два месяца. Отправляйтесь.
Но это предположение. Когда ты чувствуешь, что дело пойдет не так, то это ни о чем не говорит. Всё еще может сложиться и хорошо.
– Давай, - сказал Дро.
Мы чокнулись. Водка, слеза. Перец. Но я уже понимал, что дело не клеится - будто бы некоторая часть моего разума была немного в будущем.
– Ну что, шавки?
– сказал Мизия, открывая водку.
– Кого ты шавками назвал?
– осведомился Днепров.
– Вот тебя, в частности. И тебя. И тебя.
– Охренел, паря.
Вот тут, вот тут всё было очень быстро, очень плохо. Потому что он вынул нож и порезал их буквально секунд за десять. Никто даже ничего не понял. Никто ничего не сказал. Никто, конечно, не попытался защититься или бежать. Это было серьезнее, чем нарезка цыплят на птицефабрике для праздничного обеда.
Что-то ужасное, наверное - адская картина, которая висит где-то на тайной стене, в галерее вещей, недоступных для осязание по причине силы пафоса.
Прицел появился, я нажал стукнул пальцем
– Смотри, - сказал Дро.
Один из телевизоров переключил обзор, и мы увидели крупным планом змею, словно бы разрезанную ножом. Из её брюха торчал какой-то окуляр Еще секунда, и сигнал с дрона пропал, переключаясь на бот.
– Атака, - сообщил бот.
Это было последнее, что он сказал.
– Змея!
– закричали мы хорошом.
Я был в норме. Проигрывать учат. Потому что всё это - тоже из серии турниров Большого Шлема. Вышел, встретился с сотой ракеткой мира - выиграл. Потом встречаешься, например, с десятой ракеткой турнира, и он тебя делает в трёх сетах. Что? Ничего. Стёр с лица пот вафельным полотенцем, пошёл в душ. Потом - слушаешь, что скажет тренер.
– Вот сука, - проговорил Дро, - Влас, ты уверен, что змея была наша? А? Изначально?
– Наверное, - ответил я.
– Нереальный прокол.
– Но если змея не наша, почему она на нас не напала?
– спросил я.
– Откуда я знаю. Вопрос безопасности. Змея нападает на агентов, присылают более крупную бригаду.
– А какая разница в том, что было тогда, и что сейчас?
– спросил я.
– Не знаю, Влас.
– Как ты думаешь, что нам теперь делать?
– Давай подождём Клинских.
– Может, сообщить в центр?
– Может.
Конечно, мы тотчас поставили на крыше зенитный автомат. Конечно, змея могла приползти, поэтому, на каждый угол крыши был установлен стереоглаз, призванный сообщить об опасности на колесный микробот, который бы открыл огонь оттуда бы, прямо с крыши.
Что до того, что кто-то туда забредёт? Человек? Будем вязать. Вязать и пытать.
– И всё же, - сказал в окончании нашего крутого фейла Клинских, - кто знает - наша или не наша змея?
– Может, и наша, - сказал я.
– Тогда в чем смысл?
– Предположим, кто-то прикрывает Мизию из Центра, - сказал Дро, - в этом случае все логично. Нет никакой нужды нападать на нас. Нужно устроить провал операции, нужно поставить нас в неловкое положение. У Мизии на руках козырь. Он предполагает, что мы не будем докладывать в Центр о провале. Таким образом, он может уйти молча, оставив нас наедине с собой и с обломом.
– Очень может быть, - сказал Клинских, - а вам не кажется, операция была спланирована безалаберно?
– Я сам пранировал операцию, - ответил я.
– Тогда ладно.
Включился передатчик "глаза" из кафе. Были видны тела наших "сотрудников", свисающих со своих стульев. Только Сачик распластался. Со всех сторон сбегались люди.
– Надо срочно составить новый план, - сказал Клинских.
– Идём по запаху, - предложил Дро, - только так. Вооружаемся и идём по следу. Грубо, топорно, без церемоний.
Да, всё к тому и шло. Не люблю, когда так. Но, с другой стороны, подпали я это кафе, нам бы не пришлось теперь карячится и рисковать. Да, но если мы теперь полпалим что-нибудь другое, нам никто и слова не скажет. Но всё зависит от хренова успеха.