Уст твоих бурный ветер
Шрифт:
– Я снова прошу прощения за то, что вам предстоит сделать!
– Тилос говорил на ритуальном.
– Забудьте про солнечный свет и морской ветер. Перед вами только Путь. Вы не можете свернуть с него, не предав себя, вы не можете следовать ему, не предав себя. Я лишь прошу вас делать, что должно.
Ритуальные формулы падали в пространство, и лишь шелест ветвей служил им фоном. Кромешная тьма окутывала небольшое плато. Тройной ряд сидящих на пятках троллей окружал Тилоса полукругом - головы склонены, на коленях тоскалы и палицы. Сразу за ними начиналась небольшая пропасть, отвесный обрыв, преодолеть который не смог бы никто, кроме троллей-скалолазов.
– Тысячелетиями
– Сегодня особый случай. Сегодня вам придется убивать соплеменников. Вам пришлось делать выбор между заветами предков и долгом, и ваш выбор нелегок. Я в неоплатном долгу перед вами.
– С точностью до миллисекунды выверенная пауза.
– Не бросайтесь вперед сломя голову. Я не хочу, чтобы на мне лежала еще и ваша кровь. Я иду впереди, ваше дело - добивать выживших. И помните - полная тишина, пока возможно. Никто из них не должен уйти, никто не должен рассказать о сегодняшней ночи. И еще - я хочу, чтобы вы еще раз обдумали как следует предстоящее нам. Если вы не чувствуете в себе силы преступить черту, лучше останьтесь здесь. Я даю вам время Та для последнего решения.
Секунды текли почти осязаемо, вязко. Таймер внутри тикал словно бы медленнее, чем обычно. Никто из них не откажется, я знаю, но, по крайней мере, моя совесть останется чиста хоть здесь. Вам еще не приходилось работать палачами, ребята, и это ощущение вы не забудете никогда. Прав ли я, что устраиваю такое? Не знаю. Я давно уже не различаю добро и зло, свет и тьму. Я просто использую любые средства для достижения видимой только мне цели. Да полно, видимой ли? Я помню, каким был триста с лишним лет тому назад - мальчишкой по имени Семен, веселым увлеченным студентом, студиозусом, любящим от нечего делать поразмышлять о вечном. Потом я стал - меня сделали!
– Хранителем, потом - киборгом, совершенным, почти идеальным, но - киборгом. Что после всех превращений осталось во мне от того, прежнего человека? Я знаю, что получил взамен, и никогда не отказался бы от таких приобретений, если бы мне предложили выбирать свой путь заново. Но что я потерял? Жалость? Милосердие? Умение просто жить, любить, умирать? Не знаю. Та цель, что маячит в тусклой мгле передо мной, недостижима, и я это знаю. Но у меня нет необходимости рассчитывать жалкие крохи времени, что Вечность брезгливо дарит людям. Я не могу умереть, а потому планирую путь на десятилетия и столетия вперед.
Но кто сказал, что мои планы нужны кому-то, кроме меня самого? Может быть, я - как тот кагурл: паразитирую на обществе и пытаюсь не допустить в него конкурентов. Но кагурлу, чтобы выжить, приходится питаться соками хозяина, мне же нет необходимости и в том. Я просто не вижу другого способа существовать, другой цели в жизни, как не видят их Демиурги со своими играми. Неужто я ничем не отличаюсь от них?…
– Время Та истекло!
– голос Хлаша прозвучал сухо и торжественно.
– Все приняли решение. Я иду за тобой, Хол-аз-Гуштым, в смерть и унижение.
– Я иду за тобой, - тихо откликнулся хор.
– В смерть и вечность, в величие и унижение, я иду за тобой с открытыми глазами. Веди нас, Хол-аз-Гуштым.
– Спасибо, ребята, - вздохнул Тилос.
– Тогда двинулись, и да ведет вас Путь!
Небо на востоке начало сереть, когда из темноты возникли две темные фигуры - высокая и низкая. Элиза заметила их только после резкого движения Старана, кажется, просидевшего всю
– А вот простужаться не надо!
– сообщил ей знакомый голос.
– Тилос… - прошептала девушка.
– Я думала, что вы никогда не вернетесь… что что-то случилось…
– С нами все в порядке, котенок, - хмыкнул Тилос.
– Хлаш?
– Старан, - откликнулся голос матхи, - место общего сбора - как и намечено. Спасибо за помощь.
– Да, учитель, - откликнулся охранник.
– Прямого тебе Пути.
Тролль сделал движение в сторону и бесшумно канул в предутренние сумерки.
– Вот и все, старый друг, - произнес невидимый во тьме Тилос.
– Вот и все, котенок. Эла, пора прощаться. Хлаш проводит тебя…
– Что значит - прощаться?
– удивился матха.
– С какой радости? Твои дела еще не закончены, и я не собираюсь бросать тебя одного.
– Мы договорились, - с досадой ответил Тилос.
– Хлаш, не усложняй ситуацию. Если бы ты мог помочь хоть чем-то…
– А я и могу помочь. Тебе понадобится прикрытие, чтобы какой-нибудь мародер на свалился на голову в самый неподходящий момент.
– Не свалится. А ты должен охранять не меня, а…
– Я смогу защитить вас обоих, - хмыкнул Хлаш.
– Да и Элиза не лягушонок, чтобы держать ее в кувшине за пазухой. Я решил.
– Упрямый болван!
– с досадой сказал Тилос. Хлаш коротко рассмеялся.
– Не трать зря время, друг. Опасность грозит тебе, не мне. В крайнем случае мы с нашей подружкой юркнем в кусты, и пусть попробуют нас догнать! Верно, Эла?
– Я не брошу Тилоса!
– горячо выкрикнула девушка.
– Пусть придут охотники! Мы им покажем!
– Показала одна такая… - фыркнул Тилос.
– Ладно. Нет у меня времени на пререкания. Хлаш, раз уж ты увязался за мной, могу я попросить тебя поднести футляр? Я пуст, нужно накапливать энергию.
– Не вопрос. Дотащил я твое железо сюда, дотащу и до места. Но, кажется, пора выходить. Путь по местным буреломам нелегок, особенно для…
– Я не отстану!
– заявила Элиза.
– Сейчас…
Она подхватила заплечный мешок и начала лихорадочно запихивать в него одеяло. Мокрая кое-как свернутая ткань упорно не хотела влезать в узкую горловину. Кто-то - судя по прикосновению грубой кожи, Хлаш - отобрал у нее и то, и другое.
– Я донесу, - сказал тролль тоном, не допускающим возражений.
– Пойдемте, а то ночное зелье начинает выдыхаться. В третий раз за ночь настой пить я не стану, и не просите.
– Навязались вы на мою голову… - пробурчал Тилос.
– Детский сад, да и только. Эла, держись за мою руку и постарайся не запинаться.
Тысячелетия назад тут не существовало никакого лога. Лишь одна из бесчисленных речек, которой много позже люди дали имя Светлая, несла свои не слишком обильные воды почти точно с севера на юг. Но именно здесь скрытая под огромными отложениями осадочных пород горная гряда почти выходила на поверхность. Если севернее и южнее воды реки могли свободно разливаться по глинистой равнине, то здесь поток протискивался по довольно узкой лощине между двумя чудовищными гранитными глыбами, пологой на западе и отвесной на востоке. Долгие годы вода промывала себе путь, вынося рыхлую породу и обнажая камень, смещая свое русло все дальше к востоку, к крутой скале, пока, наконец, не уперлась в остановивший ее твердый склон.