Установление и Империя
Шрифт:
(Вот так-так, — пробормотал Фран в своем углу, но только про себя. — Что за манера высказываться о Селдоне!)
Ранду задумчиво посасывал свою трубку.
— В самом деле? Почему ты так говоришь? Я бывал на Установлении, знаешь ли, в молодости — и мне в голову тоже приходили всякие великие мысли. Но почему ты сейчас такого мнения?
Бейта сидела задумавшись, утопив пальцы ног в белый пушистый мех ковра и подперев свой маленький подбородок пухлой рукой.
— Мне представляется, что вся суть плана Селдона заключалась в создании мира лучшего, нежели древний мир Галактической Империи. Когда Селдон основал Установление,
Ранду медленно кивнул. Торан гордо взирал на свою жену блестящими глазами, а Фран в углу поцокал языком и тщательно наполнил свой бокал.
Бейта продолжала:
— Если рассказы о Селдоне правильны, значит, с помощью своих законов психоистории он предвидел полный крах Империи и оказался в состоянии предсказать необходимость тридцати тысяч лет варварства перед основанием Второй Империи, которая восстановит цивилизацию и культуру человечества. Цель всей его жизни заключалась в том, чтобы подобрать такие условия, которые обеспечат быстрейшее возрождение.
Ворвался низкий голос Франа:
— И вот почему он основал два Установления, да славится его имя.
— И вот почему он основал два Установления, — согласилась Бейта. — Наше Установление было собранием ученых умирающей Империи, предназначенным пронести науку и познания человека к новым высотам. Выбор его местоположения в Галактике и его историческое окружение были рассчитаны гением Селдона так, чтобы через одну тысячу лет оно превратилось в новую, более великую Империю.
Последовало почтительное молчание.
Девушка мягко произнесла:
— Это старая история. Вы все ее знаете. Почти три века она известна каждому человеческому существу на Установлении. Но я подумала, что ее хорошо было бы припомнить — хотя бы вкратце.
Сегодня день рождения Селдона, как вы знаете, и это нас объединяет, даже если я с Установления, а вы — с Хэйвена.
Она, не торопясь, закурила сигарету и с отсутствующим видом взглянула на ее пылающий кончик.
— Законы истории столь же абсолютны, как и законы физики, и если вероятность ошибки выше, то лишь потому, что история имеет дело не с таким огромным количеством людей, как физика — атомов, так что индивидуальные различия сказываются сильнее. На протяжении тысячелетнего развития Селдон предсказал серию кризисов, каждый из которых будет вынуждать нашу историю к новому витку на заранее рассчитанном пути. Именно эти кризисы и направляют нас — и, следовательно, сейчас должен наступить кризис.
— Именно сейчас! — с силой повторила она. — С прошлого кризиса прошел почти целый век, и за этот век все пороки Империи были воспроизведены Установлением. Инертность! Наш правящий класс знает один закон — никаких перемен. Деспотизм! Они знают одно право — силу.
Несправедливость! Они имеют одно желание — цепляться за свое.
— Пока остальные голодают! — неожиданно взревел Фран и могучим кулаком ударил по ручке кресла. — Девочка, твои слова — это жемчужины. Жирные тузы на мешках с деньгами разваливают Установление, пока храбрые Купцы скрывают свою бедность на дрянных мирах вроде Хэйвена. Это позор для Селдона, бросок грязи ему в лицо, плевок в его бороду, — он высоко поднял руку, и тут лицо его вытянулось. — О, если б у
— Папа, — сказал Торан, — не принимай это близко к сердцу.
— Не принимай близко к сердцу. Не принимай близко к сердцу, — в бешенстве передразнил его отец. — Мы будем вечно жить здесь и умрем здесь, — а ты говоришь — не принимай это серьезно.
— Вот современный Латан Деверс, — сказал Ранду, указывая своей трубкой, — этот наш Фран.
Деверс умер на каторге, в рудниках, восемьдесят лет назад, вместе с прадедом твоего мужа, потому что имел сердце и не имел обыкновения долго рассуждать…
— Да, клянусь Галактикой, будь я им, я сделал бы то же самое, — воскликнул Фран. — Деверс был величайшим Купцом в истории — более великим, чем этот надутый пузырь и болтун Мэллоу, любимчик Установленцев. Если головорезы, властвующие над Установлением, убили его, так это потому, что он любил справедливость. Тем больший счет предъявится им.
— Продолжай, девочка, — сказал Ранду. — Продолжай, а то он, без сомнения, будет говорить всю ночь и неистовствовать весь завтрашний день.
— Продолжать особенно нечего, — произнесла Бейта со внезапной печалью. — Кризис должен наступить, но я не знаю, как его приблизить. Прогрессивные силы Установления подвергаются жестоким репрессиям. Вы, Купцы, можете и хотите действовать, но вас преследуют, и вы разобщены.
Если все силы доброй воли внутри и вне Установления смогли бы собраться…
Фран хрипло, горько расхохотался.
— Послушай-ка ее, Ранду, послушай ее. «Внутри и вне Установления», говорит она. Девочка, девочка, на дохляков Установления нет никакой надежды. Одни там держат хлыст, и хлещут остальных — хлещут до смерти. На всей поганой планете не осталось достаточно куража, чтобы помериться силой с одним добрым Купцом.
Попытки Бейты запротестовать были сметены ураганом яростных возгласов. Торан наклонился и рукой зажал ей рот.
— Папа, — сказал он, — ты никогда не был на Установлении. Ты ничего о нем не знаешь. Я уверяю тебя, что подполье там достаточно отважное и смелое. Я мог бы добавить, что Бейта — одна из них…
— Все в порядке, сынок, не надо обижаться. Отчего ты сердишься? — он был неподдельно обеспокоен.
Торан продолжал с горячностью:
— Все трудности с тобой, папа, происходят от того, что у тебя провинциальные взгляды. Ты думаешь, что раз несколько сот тысяч Купцов суетятся в своих норах на никчемной планете где-то у черта на рогах, то это делает их великим народом. Конечно, любой сборщик налогов с Установления, попав сюда, никогда больше не возвращается, но это дешевый героизм. Что вы бы делали, если бы Установление прислало сюда флот?
— Мы бы их расколошматили, — резко сказал Фран.
— Это они расколошматили бы вас: перевес на их стороне. Они превосходят вас в числе, вооружении, организованности — и как только Установление решит, что дело того стоит, вы это поймете. Так что лучше бы вам поискать союзников, если сможете — в том числе и на самом Установлении.
— Ранду, — сказал Фран, глядя на своего брата, словно огромный, беспомощный бык.
Ранду вытащил трубку изо рта.
— Мальчик прав, Фран. Когда ты прислушаешься к тому, что делается в глубинах твоего разума, ты поймешь, что он прав. Но это неприятные мысли, и потому ты изгоняешь их своим ревом.