Установление и Империя
Шрифт:
— Неизбежном согласно законам психоистории, как я полагаю, — Форелл звучно, с шутливой непринужденностью, отчеканил эту фразу, как что-то давно знакомое.
— Вот именно, — Барр стал серьезен. — Раньше это не доходило до меня, но когда все кончилось, и я смог… как бы сказать… ознакомиться с ответами в конце книги, проблема сделалась ясной. Мы можем видеть — теперь, по крайней мере, — что социальная основа Империи делает завоевательные войны невозможными для нее. При слабых правителях ее рвут на части генералы, спорящие за никчемный и, без сомнения, смертоносный трон. При сильных Императорах Империя застывает в паралитическом оцепенении, при котором
Форелл, попыхивая сигарой, проворчал:
— Не очень-то понятно, Лорд Барр.
Барр тихо рассмеялся.
— М-да, готов допустить. Трудно без психоисторического образования. Слова — очень расплывчатая замена математическим формулам. Но давайте рассмотрим по порядку…
Барр размышлял, Форелл, расслабившись, откинулся на перила, а Деверс смотрел в бархатное небо и думал с волнением о Транторе.
Затем Барр сказал:
— Видите ли, сударь, и вы, и Деверс, и другие, без сомнения, считали, что победить Империю — это означает, прежде всего, посеять рознь между Императором и его генералом. И вы, и Деверс, и все остальные были правы — правы во всем, если исходить из общих представлений о внутреннем разладе.
Однако, вы ошибались, думая, что можете вызвать внутренний раскол отдельными акциями или неким озарением. Вы пробовали подкуп и ложь. Вы взывали к амбициям и страху. Но усилия ни к чему не привели. Казалось, после каждой вашей попытки внешне все становилось еще хуже. Но из-под всех этих всплесков мелкой ряби подступал Селдоновский прилив — спокойно, но совершенно необратимо.
Дуцем Барр повернулся и взглянул через перила на праздничные огни города. Он заметил:
— Нами всеми двигала мертвая рука — могучим генералом и великим Императором, моим миром и вашим миром — мертвая рука Хари Селдона. Он знал, что человек, подобный Белу Риозу, должен потерпеть неудачу, поскольку именно его успех и порождает провал; и чем больше успех, тем неизбежней падение.
Форелл сухо произнес:
— Я не сказал бы, что вы изъясняетесь более понятно.
— Секундочку, — продолжал Барр с горячностью в голосе. — Рассмотрим ситуацию. Слабый генерал никогда не смог бы угрожать нам, что очевидно. Сильный генерал во времена слабого Императора тоже не стал бы угрожать нам: он повернул бы свои силы к более желанной цели.
События показали, что за последние два века три четверти Императоров, до того, как взойти на трон, были мятежными генералами и вице-королями.
Итак, лишь сочетание сильного Императора и сильного генерала может затронуть Установление: поскольку сильного Императора нельзя низложить без особых усилий, сильный генерал вынужден будет обратить свой взор наружу, за пределы пограничных территорий.
Но что делает Императора сильным? Что делает сильным Клеона? Это очевидно. Он могуч потому, что не допускает существования сильных подданных. Слишком богатый придворный или слишком популярный генерал — оба опасны. Вся новейшая история Империи доказывает это каждому Императору, если он достаточно разумен, чтобы стать сильным.
Риоз одерживал победы, и поэтому в Императоре росла подозрительность. Вся атмосфера этих времен способствовала этому. Риоз отклонил взятку? Очень подозрительно; скрытые цели. Его наиболее доверенный придворный внезапно возлюбил Риоза? Очень подозрительно; скрытые цели.
Подозрение внушали не отдельные действия этих людей. Сгодилось бы все, что угодно, — вот почему наши личные замыслы
Взгляните сами: ведь нет ни одной вообразимой комбинации событий, которая не окончилась бы победой Установления. Это было неизбежно, что бы ни делал Риоз, что бы ни делали мы.
…Магнат Установления тяжело кивнул.
— Так! Ну а если бы Император и генерал оказались одним и тем же человеком? Что тогда?
Этот случай вы еще не рассмотрели, так что не доказали пока вашу точку зрения окончательно.
Барр пожал плечами.
— Я ничего не могу доказать: я не владею математикой. Но я взываю к вашему здравому смыслу. При Империи, в которой каждый аристократ, каждый сильный человек, каждый пират может домогаться трона — и, как показывает история, часто с успехом, — что произойдет даже с сильным Императором, который будет занят завоевательными походами на самом краю Галактики? Как долго он сможет оставаться вдали от столицы, прежде чем кто-либо поднимет штандарты гражданской войны и принудит его вернуться? Социальная среда Империи делает время отсутствия непродолжительным. Я как-то сказал Риозу, что вся мощь Империи не сможет отвратить мертвую руку Хари Селдона.
— Хорошо! Хорошо! — Форелл был откровенно доволен. — Значит, вы хотите сказать, что Империя никогда больше не сможет угрожать нам.
— Мне это представляется именно так, — согласился Барр. — Честно говоря, Клеон может не прожить и года; после этого начнутся обычные споры о наследовании, что может стать для Империи последней гражданской войной.
— Тогда, — сказал Форелл, — у нас не осталось врагов.
Барр был задумчив.
— Есть Второе Установление.
— На другом конце Галактики? До встречи с ними еще ох как далеко.
Тут Деверс внезапно обернулся и бросил мрачный взгляд на Форелла.
— Есть, возможно, внутренние враги.
— В самом деле? — хладнокровно спросил Форелл. — Кто, например?
— Например, те люди, которые захотят перераспределить богатства, чтобы они не накапливались сверх меры в руках тех, кто их не создал. Понимаете, что я имею в виду?
Взгляд Форелла, дотоле презрительный, постепенно налился таким же гневом, как и глаза Деверса.
Часть II. Мул [5]
5
Мул — О «Муле» известно куда меньше, чем о какой-либо иной, столь же значительной для Галактической истории личности. Его настоящее имя утеряно; о ранних годах его жизни существуют лишь догадки. Даже период его величайшей славы известен нам в основном сквозь призму воспоминаний его антагонистов и, главным образом, юной новобрачной…
11. Новобрачные
Когда муж указал Бейте на Хэйвен — тусклую звезду, затерянную в пустых пространствах края Галактики, она не испытала никаких особых впечатлений. Хэйвен располагался за последними разреженными скоплениями звезд, там, где одиноко мерцали блуждающие световые точки. И даже среди них звезда эта казалась бледной и незначительной.
Торан прекрасно сознавал, что в качестве прелюдии к супружеской жизни «красный карлик» слишком непримечателен, и он застенчиво улыбнулся.