Установление и Империя
Шрифт:
— Я знаю, Бей… Это не очень-то подходящая замена. Я хочу сказать — сменить Установление на эту звезду.
— Ужасная смена, Торан. Я никогда не должна была выходить за тебя замуж.
Лицо его на миг приняло уязвленное выражение, но сразу же просветлело, когда она сказала своим особым мягким тоном:
— Все в порядке, глупыш. А теперь опусти нижнюю губу, прими вид умирающего утенка и заройся по обыкновению головой в мое плечо, а я поглажу твои волосы, пока они не заполнятся статическим электричеством. Ты небось ожидал, что я скажу какую-нибудь чепуху вроде: «Я везде буду счастлива с тобой,
Она ткнула в него пальцем и отдернула на миг раньше, чем Торан успел укусить его. Он сказал:
— Если я сдамся и признаю твою правоту, ты займешься обедом?
Бейта согласно кивнула. Откровенно любуясь ею, он улыбнулся.
По большому счету она не была красавицей — Торан признавал это — ни на первый, ни на второй взгляд. Ее прямые волосы были темными и глянцевитыми, рот — чуть широким; но ее изящные, густые брови отделяли белый, чистый лоб от самых теплых карих глаз, когда-либо озарявшихся улыбкой.
А за весьма прочно построенным и стойко защищенным фасадом практичного, неромантического, трезвого отношения к жизни крылось озерцо нежности, доступное лишь тому, кто способен был найти к нему верный путь, не выдавая при этом цели своих поисков.
Торан без надобности подкрутил приборы управления и решил отдохнуть. Звездолету оставалось совершить один межзвездный прыжок и пролететь еще несколько миллимикропарсеков по прямой до момента, когда должна была возникнуть необходимость в ручном управлении. Он повернулся назад, чтобы заглянуть в кладовую, где Бейта копалась в поисках нужных контейнеров.
В его отношении к Бейте проявлялась немалая доза самодовольства — результат преодоленного страха, отмечающего триумф человека, в течение трех месяцев балансировавшего на краю комплекса неполноценности.
В конце концов, он был провинциалом — и не просто провинциалом, а сыном Купца-ренегата.
А она была с самого Установления — и к тому же могла проследить свою генеалогию вплоть до самого Мэллоу.
Но при всем этом он испытывал некоторый внутренний трепет. Забрать ее с собой на Хэйвен, с его каменным миром и пещерными городами было уже большой смелостью. Заставить ее столкнуться с традиционной враждебностью кочевников-Купцов по отношению к горожанам Установления — было еще хуже.
И все же… После ужина — последний прыжок!
Хэйвен стал пурпурно-гневным сиянием, а его вторая планета — красноватым пятнышком света с размытым атмосферой краем и тьмой, покрывавшей одно из полушарий. Бейта облокотилась на большой просмотровый стол с паутиной скрещивающихся линий, аккуратно центрированных на Хэйвен II. Она сказала серьезным тоном:
— Мне хотелось бы сначала встретиться с твоим отцом. Если он невзлюбит меня…
— Тогда, — сказал Торан насмешливо, — ты окажешься первой хорошенькой девушкой, пробудившей в нем подобные чувства. До того, как он потерял руку и перестал рыскать по Галактике, он… Ладно, если ты его спросишь сама, он будет рассказывать об этом до тех пор, пока твои уши не завянут. Сдается мне, что он приукрашивает, потому что одна и та же история каждый раз звучит у него по-другому…
Хэйвен II теперь мчался на них. Замкнутое сушей море
Торан прохрипел под бешеным натиском торможения:
— Твой костюм застегнут?
Пухленькое лицо Бейты в обрамлении облегающего костюма из вспененной губки, со внутренним подогревом, было круглым и разрумянившимся.
Корабль с шумом и хрустом опустился на открытом поле, рядом со вздыбившимся плато.
Они выбрались наружу, в непроглядную тьму внегалактической ночи, и Бейта поперхнулась от внезапного укуса холода. По пустоши метался слабый ветерок. Торан схватил ее за локоть и несколько неуклюже потащил бегом за собой по гладкой, утоптанной земле к мерцающим в отдалении огонькам.
Приближавшаяся охрана встретила их на полпути и, после обмена несколькими словами шепотом, провела их дальше. Ветер и холод исчезли, когда каменные ворота открылись и сомкнулись за ними. Внутри помещение оказалось заполнено теплом, ярким светом стенных ламп и неожиданной жужжащей суетой. Сидевшие за столами смотрели на них, и Торан достал документы.
После быстрого просмотра жестом их пригласили идти дальше, и Торан шепнул жене:
— Папа, должно быть, устроил все заранее. Обычно здесь застревают часов на пять.
Они выбрались на открытое пространство, и Бейта вдруг выговорила:
— Ух ты…
Пещерный город был залит дневным светом — белым сиянием молодого солнца. Конечно, никакого солнца здесь не было. То, что должно было быть небом, терялось в размытом, но слепяще-ярком свечении. А теплый воздух был достаточно плотен и насыщен ароматами растений.
— Послушай, Торан, а здесь очень красиво, — сказала Бейта.
Торан просиял, испытывая неподдельный восторг.
— Что ж, Бейта, это, конечно, не сравнить с Установлением, но это самый большой город на Хэйвене II — двадцать тысяч человек, понимаешь, — и тебе придется к нему привыкнуть.
Увеселительных дворцов, боюсь, тут нет — но и тайной полиции тоже.
— О, Тори, этот город совсем как игрушечный. Он весь такой белый и розовый — и такой чистый.
— Может быть… — Торан попробовал взглянуть на город ее глазами.
Дома большей частью были двухэтажными, из гладкого, покрытого прожилками местного камня. Место шпилей Установления и колоссальных общественных зданий Старых Королевств занимали здесь скромность и неповторимость — остаток частной инициативы в галактике массовости.
Торан вдруг дернул ее за руку, привлекая внимание.
— Бейта!.. Там папа! Вон там, куда я показываю, глупая. Разве ты его не видишь?
Она его видела. Крупный, рослый человек отчаянно махал им, растопырив пальцы, словно что-то ощупывая в воздухе. Донесся глухой раскатистый окрик. Бейта едва поспевала за своим мужем, помчавшимся вниз, к гладко подстриженной лужайке. Она успела разглядеть еще одного человека, поменьше ростом, с седыми волосами, почти терявшегося за здоровенным Одноруким, который продолжал кричать и размахивать рукой.