Уставшее время
Шрифт:
— Ну уж нет. Я выбрала бы то же, что Ева. И мой Адам сделал бы то же самое. — В ритме ее дыхания появилось нечто интересное.
— Ты думаешь? — спросил Митя и замолчал, размышляя. — Черт, жарко, — выдохнул он затем и расстегнул рубашку.
Лифт наполнился долгой тишиной. Молчание было полно смыслами, и от этого у Мити начинала кружиться голова. Она была так близко, совсем рядом, он мог до нее дотронуться. Но в замкнутом пространстве любой жест, любая мысль, любая эмоция рикошетом отскакивают от стен, приобретая накал безумия…
Время осталось снаружи, а в лифте из ничего
— Ну и жара!
Мите показалось, что он еще на шаг приблизился к границе безумства. Сам он давно избавился от рубашки и вытирал ею пот с лица.
— А знаешь, эта игра — в Адама и Еву… Мы могли бы продолжить ее. — В ее тихом голосе Митя уловил неуверенность.
Вдруг он почувствовал, как она дотронулась до его руки. В один миг он оказался по ту сторону границы — она перевела его через черту, и не было больше препятствий. Митя накрыл ее руку своей, поднес к губам и поцеловал в ладонь.
— Нас только двое, — сказала она. — Мы могли бы сотворить целый мир…
Митя целовал ее. Как и полагалось Адаму, помнившему о рае, — неторопливо и нежно.
— Моя Ева, я люблю тебя, — тихо говорил он. — Не бойся, я держу… Так хорошо?
— Да. Только не торопись… В этом и в самом деле что-то есть, — шептала она. — Первобытное.
Она негромко застонала, голова ее упала на плечо Мити.
— Теперь ты настоящая Ева.
— После грехопадения…
В их раю по-прежнему царила темнота, и повисшее молчание все так же было наполнено немыми смыслами — но совсем другими. Ева молчала о чем-то в своем углу, Митя безмолвствовал в своем.
— Ты жалеешь?
— Я хотела этого, — ответила она после паузы. — Ты, наверное, презираешь теперь меня?
— Разве Адам может презирать свою Еву?
— Мой Адам, скорей всего, еще не вернулся домой, — вздохнула печально Анна. — Я должна тебе сказать. Все, что здесь произошло с нами — просто случайность. Не знаю, что на меня нашло.
— Не надо ничего объяснять, — остановил ее Митя. — Конечно, это случайность. А случайности не нуждаются в оправданиях.
И вдруг зажглась лампочка.
— Да будет свет! — возликовала Анна и посмотрела на часы. — Девять часов. Если это вечер того же дня, в чем я совсем не уверена, то мы здесь пробыли три с половиной часа. Неплохо, да?
— Чудовищное везение, — ответил Митя, натягивая рубашку.
На пятом этаже, выходя, он обернулся в дверях:
— Да здравствует мир?
— Сотворенный первыми людьми, — засмеялась она и нажала кнопку шестого этажа.
В квартире горел свет и надрывно орал включенный телевизор. Но Матвея не было. Лениво отреагировав на это легким ругательством, Митя отправился в ванную приводить себя в порядок.
8
Исчезновение Матвея Митя обнаружил только через несколько дней. Ничего загадочного поначалу он в этом не находил. Пропажа соседа была столь же внезапной и характерной для хитрой и пьяной Матвеевой физиономии, как и его неожиданное появление в Митиной квартире год назад с нелепым прошением.
Однако остальные жильцы подъезда начали высказывать разнообразные расплывчатые и жутковатые предположения. Все они сводились к тому, что Матвея похитили. При этом никто не мог внятно и доказательно объяснить свою уверенность в этом.
Митя интуитивно пришел к выводу, что все дело в Камне. Сопоставив услышанное от хозяина кривых зеркал и слова умирающей матери Ильи, он понял, что Матвея «похитили» вместо него самого. «В Камнях заключены жизнь и время этого мира». — «Если все три Камня соберутся вместе…» — «За тобой придут. Жди».
Вот и пришли. Но кто пришел? Те же, кто охотился за архивом Старого Перца?
Решение идти к Фаддей Фаддеичу Мефистофельскому далось Мите нелегко. Но с ним был Звездный камень, и это придавало уверенности. Камень был его оберегом.
Митя был готов ко всему, и все-таки, едва он вошел в домик смеха, ему пришлось испытать нечто, похожее на удар по голове тяжелым и пыльным мешком. Сцена рисовалась душераздирающая: за ним захлопывается дверь, старик в панамке держит в протянутой руке пухлую пачку долларов, которая немедленно переходит к человеку, от одного взгляда на которого у Мити темнеет в глазах. Это был один из тех двух больничных орангутангов, а именно Андрюха — старшой. Рядом с ним стоял еще один, это был не Витенька, но с точно таким же невменяемым выражением неизящного лица. Моментально спрятав деньги в карман, Андрюха вцепился в Митю недоверчивым взглядом оплошавшего киллера. Впрочем, никаких злостных обещаний на будущее этот взгляд не содержал.
— А, Митя! — заулыбался Фаддей Фаддеич. — Проходите, я сейчас, только гостей провожу.
Не подав вида, что его чрезвычайно заинтересовал этот симбиоз, Митя вошел в комнату смеха, обернувшись на пороге. Андрюха уже не смотрел на него, а шептался у выхода со стариком. Чуть поодаль его товарищ с интересом рассматривал голые стены.
От старика не ускользнуло Митино секундное остолбенение при виде его гостей. И разумеется, ему должны быть известны причины этого удивления с примесью постыдного страха. Но еще большее удивление у Мити вызвал этот прямой контакт верхов и низов. Фаддей Фаддеич, несмотря на свой эксцентризм, такой утонченный и непреклонный, аристократ в овечьей шкуре — и снисходит до сделок с подонками, рядовыми громилами. Неужели всепобеждающий демократизм проник и туда — и криминальный мир, издревле славившийся авторитаризмом, начал гуманизироваться под давлением политических реформаций? Неужели и впрямь наступает время всеобщей любви и согласия, как то было обещано губернатором во образе Христа на достопамятном рекламном щите? Спаси, Господи, от такой любви!
Вкрадчивые слова старика, раздавшиеся внезапно за спиной у Мити, прозвучали словно гром небесный:
— Так, так, выкладывайте, что за дела у вас с этими гавриками?
— У меня? — вздрогнул Митя. — У меня никаких дел с этими бандитами нет.
— Откуда же вам известно, что они бандиты? — поймал его на слове старик.
— По глазам видно, — отговорился Митя. — И по форме черепа. Знаете, в антропологии есть такое направление, основанное Чезаре Ломброзо, в сфере криминалистики и уголовного права…