Утерянное Евангелие. Книга 2
Шрифт:
Уже вскоре дозорный на деревянной башне нижнего города начал отчаянно колотить в рынду. По переполоху было ясно, что возвращается кто-то из князей Рюриковичей. Но кто? Двадцатитрехлетний киевский князь Ярополк? Девятнадцатилетний новгородский князь Владимир? Оба, заключив мир в крепости Рдне, что ниже по течению? Или кто-то один, а другой – убит?
Горожане с Подола бросились встречать флотилию. В одном доме даже забыли трехлетнего мальчишку, который совершенно голый и босиком тоже преодолел порог незапертой двери и заковылял в сторону пристани. Кто бежал, распугивая
Олаф Трюггвасон, зажимавший в княжеских палатах какую-то белокурую прелестницу, вдруг отпустил ее, прислушался к дозорной трубе и просиял.
– Сигурд! – воскликнул шестнадцатилетний юноша, хлопнул на прощанье девчонку по мягкому месту и выскочил во двор.
Златовласка осталась крайне недовольна таким обращением. Она заткнула уши, чтобы не слышать глас дозорной трубы, и завалилась на ложе из мягких оленьих шкур. А Олаф присмотрелся к стягу новгородского князя на мачте снеккара на двенадцать пар весел и радостно улыбнулся во весь рот. Стремянный подал ему буланого коня, юноша лихо вскочил в седло и поскакал под гору на Подол.
Викинги на переднем снеккаре развлекались тем, что бегали за бортом по веслам. Гребцы держали их горизонтально по отношению к воде, а удалые молодцы старались пробежать сначала за правым бортом по веслам над водой от кормы к носу, а потом обратно – за левым бортом – к корме. Те, кому не удавалось, падали в воду, и товарищи со смехом вытаскивали их на борт.
Встречающим киянам тоже понравилась эта традиционная варяжская забава. В одном из удальцов по кожаной безрукавке с нашитыми по всей поверхности серебряными бляхами в виде звезд они угадывали молодого князя Владимира. Вот и он не удержался на мокром дереве и ухнул вниз, но успел зацепиться за весло, подтянулся и встал на него ногами. Сделал еще шаг на последнее весло и, уже запрыгивая на борт, опять поскользнулся и упал в Днепр. От души хохотали встречающие кияне, заразительно смеялись даны, вытащившие князя из днепровской водицы.
– Славься, Владимир! Славься, Владимир! Славься, Владимир! – кричали горожане у причала. Гребцы на снеккаре по команде подняли вверх все двадцать четыре весла. Дюжие молодцы на причале поймали нос ладьи, и прибывшие вышли на доски пристани.
Растолкав толпу конем, Олаф наконец-то увидел того, к кому так торопился.
– Здравствуй, Сигурд! – выкрикнул Олаф своему дяде – новгородскому воеводе Сигурду Эйриксону.
– Здравствуй, Олаф! – так же громко ответил Сигурд своему племяннику – Олафу Трюггвасону.
Не успел Олаф спешиться, как увидел, что к его дяде подошел молодой человек в мокрой безрукавке, расшитой серебряными звездами.
– Что за мокрая птица?! – крикнул всадник.
– Олаф, не болтай! – предупредил его Сигурд. – Это наш князь новгородский, а теперь и киевский – Владимир Святославич.
– Это мой единственный племянник, – пояснил воевода своему князю. – Кичится своей красотой, не хочет слезать с лошади!
Но юноша уже подскочил к седеющему бородачу и схватил его за плечи:
– Сигур-р-р-р-рд! Медведь!
– Олаф-ф-ф-ф! – ответил ему той же монетой воевода и встряхнул племянника так, что у того чуть не отвалилась голова.
Они оба хохотали во всю глотку. Владимир же стоял рядом с подчеркнуто чопорным видом.
– Я восемь лет не был в Киеве, племяш. Так что, будь добр, покажи Владимиру, что тут к чему.
Наконец дядя и племянник расцепились, и Олаф развернулся к Владимиру.
– Покажу!
– У меня тут пока еще нет друзей, – сказал князь.
– Понимаю, – ответил Олаф.
– Подбери ему лошадь! – приказал Сигурд и сильно хлопнул племянника рукой по ягодице, как бывало, когда тот был еще ребенком.
– Я свою дам! – крикнул юноша и бросился в толпу за конем.
– Олаф! – рыкнул ему вдогонку Сигурд. – Как там моя сестра Астрид?
– При дворе княгини Ольги, – ответил юноша. – Занимаются хозяйством вместе с Мальфред.
– Надеюсь, что вы с ним станете друзьями, как подружились ваши матери, – пожелал князю его воевода и стукнул себя в грудь. – Он весь в меня! Наша кровь!
В княжеских палатах был пир горой и дым коромыслом. Слуги принесли на огромной жерди тушу кабана, запеченную целиком. Через низкую жаровню прыгали, резвясь, йомсвикинги. Из гигантской пенной бочки служанки прямо руками зачерпывали пиво в огромные турьи рога и разносили их пировавшим. Один из них, окованный золотом, принял Сигурд и, забравшись на деревянную скамью, поднял его двумя руками к потолку и закричал:
– 'Oди-и-и-и-ин!!!
Он, воевода покойного киевского князя Святослава, наконец-то вернулся в Кенугард и благодарил за это бога войны.
– Оди-и-и-и-ин!!! – поддержали воеводу даны, норвеги и йомсвикинги.
Пир ненадолго замолк, пока все осушали свои костяные кубки.
– Ты зачем Полоцк разорил, Владимир? – строго спросила старая княгиня Ольга, сидевшая на самом почетном месте.
– Новгород мы взяли без боя, бабушка, – объяснялся юный князь. – А викинги потребовали с каждого жителя по две гривны серебра. Не мог же я собственный город грабить… Вот Добрыня и посоветовал взять Полоцк. Тем и расплатились.
– По наущению воеводы Свенельда пошел на своего брата войной Ярослав. Олег ведь его сына, Люта Свенельдовича, убил за браконьерство. По наущению Добрыни ты изнасиловал Рогнеду и родителей ее убил… – с горечью в голосе сказала Ольга и спросила: – Мальчики, вы когда своей головой уже думать начнете?
– Бабушка, но ведь и ты по наущению Свенельда убила князя древлян Мала, – оправдывался Владимир.
– Я баба! – оборвала его княгиня. – Мне двадцать лет от силы было, на руках отец твой малолетний, мне пришлось быть жестокой, чтобы дружина не вышла из-под контроля.
– Вот и мне, бабушка, пришлось зверем стать, – отвечал ей Владимир. – Думаешь, три тысячи викингов пошли бы за мной, будучи уверенными, что я сын рабыни?
– Сына Рогнеды Святополком назови.
– Почему?
– «Свято» в честь отца твоего Святослава, а «полк» в честь его отца, тобой убитого – Ярополка.