Утоли моя печали
Шрифт:
Дальше Гелий ничего не услышал: то ли снова пропал звук, то ли от внезапной тишины зазвенело в ушах.
Президент все еще говорил и улыбался…
Третий пункт приказа касался непосредственно Центра и его, Карогода. Инструкция не исключала прямого обращения Главкома к войскам с подобным приказом, затем продублированным по специальным средствам связи.
Значит, оперативный дежурный сейчас получит соответствующий сигнал…
Включить первую ступень системы означало привести в действие специальный спутник автоматического оповещения на орбите, задать ему новые, не
Далее потребуется всего лишь подать кодированный сигнал-команду, по которой спутник связи перейдет под управление особой программы компьютерного центра, составленной благодаря экстраординарным способностям Слухача…
И можно уже больше не подниматься на поверхность земли, поскольку ее, этой поверхности, не будет. В бункере существовали суперсовременные системы жизнеобеспечения, рассчитанные на девяносто девять лет. Здесь было все – от зубных щеток и скота, всякой твари по паре, до ядерного энергоблока, законсервированного в одном из многочисленных боксов, где Гелий за время работы даже не успел побывать.
Под землей на девяносто девять лет останутся сорок три человека, включая внутреннюю охрану, из них девять молодых женщин – связисток и операторов компьютерного центра.
Что делать потом, как жить эти долгие годы, станет известно, когда Удар возмездия достигнет цели и со спутника связи поступит шифр-пароль, с помощью которого можно будет найти и открыть сейф, где хранятся дискеты со специальной программой на будущее.
Гелий продолжал сидеть в кресле, тупо глядя на Первое Лицо и мысленно протягивая эту цепочку действий, как студент перед экзаменом.
Кажется, отключился или испортился кондиционер – в комнате становилось душно, а из приоткрытой двери санузла ощутимо потянуло сероводородом. Было полное ощущение, что время остановилось. От оперативного дежурного не донеслось ни звука…
А должен уже получить подтверждение приказа!
Гелий засек время по часам, наблюдая за президентом на экране, – нет, оно не растягивалось, разве что беззвучная речь создавала ощущение какой-то странной, ранее неведомой невесомости и прозрачной сверхплотности воздуха, будто он сам был накрыт бронеколпаком.
Через три минуты Первое Лицо исчезло, а вместо него после короткой заставки появилась театральная сцена с многочисленным струнным оркестром. Играли что-то печальное, возможно, реквием, – Гелий не очень разбирался в музыке, и угадать или «прочитать» скрипичный звук из-под смычка для него было делом трудным.
Прошло еще четыре минуты – старый подполковник-ракетчик помалкивал…
Но зато телевизор внезапно обрел голос, и громогласный оркестр ворвался в комнату, как шумящий поток, отчего Гелий вздрогнул и словно проснулся.
– Дежурный? – крикнул он стенам и пробежал по ним взглядом.
Голос его утонул в какофонии звуков.
Тогда он бросился к двери, потянул ее на себя… и с ужасом обнаружил, что она заперта!
Уцепившись обеими руками, Карогод рванул ее со всей силы и ощутил неумолимую стальную крепость. Открыть кодовый замок изнутри было невозможно…
А оркестр на сцене лишь набирал мощь, высоко вознося густой, насыщенный звук и буравя им барабанные перепонки. Оглушенный, Гелий выпустил ручку и отступил назад: мысль о том, что его заперли, была сумасшедшей и реальной одновременно, как детский полет во сне…
– Дверь открывается наружу, – неожиданно раздался в динамике голос подполковника, и только сейчас Гелий заметил, как она медленно отходи г, выдавливаемая то ли сквозняком, то ли обвалом музыки.
Он не поверил ни глазам, ни ушам. И когда наконец осознал собственную глупость, высунул руку в щель.
– Толкните от себя! – чуть ли не возмутился дежурный.
Карогод послушался, толкнул и тут же оказался за порогом. В коридоре не было ни беготни, ни суеты, ни специальных световых и звуковых сигналов, подаваемых в случае боеготовности. Под потолком во всю длину галереи горели дежурные фонари, и откуда-то издалека, за спиной слышался звонкий женский смех и легкое повизгивание.
И странно, дверь в триста седьмой блок также захлопнулась сама собой, будто открывалась, чтобы выпустить его.
Он пробежал по галерее, свернул за угол и дальше пошел шагом, ощущая желание оглянуться. Хотелось уйти подальше от злосчастного места, поэтому Гелий не думал, куда идет, и там, где основной коридор разделился на три, свернул вправо и скоро очутился перед дверью с электронным замком. Машинально сунул в него карточку и не услышал знакомого мягкого щелчка.
Лишь после этого прочитал на подсвеченном табло: «Зона ь0».
Это была та самая вспомогательная зона, сельскохозяйственная, куда ему не было ходу и куда бы он сейчас с удовольствием забрался, чтобы избавиться от похмельной ломки после жилища Слухача. Представилось, как там, за стальной дверью, в стойлах стоят коровы и жуют сено – теплые, парные, пахнущие сладковатым молоком и навозом. Забраться бы сейчас в ясли, как это бывало в детстве, и уснуть под мерное коровье дыхание…
Вначале ему показалось, что в запретной зоне заржал жеребенок – неужто и лошади были в бункере?! – однако через секунду он понял, что это звонкий детский смех. Послышался топот легких ног: да там просто шалили дети!..
Но откуда они здесь?
Он хотел ошибиться, хотел стряхнуть наваждение и услышать голодный визг поросят, блеяние овец или жеребенка, но сколько ни прислушивался, галлюцинации не исчезали, а, наоборот, становились отчетливее и ярче: за дверью Нулевой зоны резвились и смеялись от удовольствия самые обыкновенные дети…
Оглядевшись, Гелий попятился и побежал прочь. То ли из-за волнения, то ли черт водил, но он никак не мог попасть в основную галерею, где был его кабинет и где в шкафу стояла бутылка водки. Он открывал ключом двери одну за другой и оказывался то в Третьей, то почему-то в Седьмой зоне, где в специальном отсеке стоял законсервированный атомный реактор. И везде в коридорах было пусто, так что и спросить некого. Сидевший за пультом подполковник уже наверняка обратил внимание на нестандартное поведение начальника Центра, а если еще спросить, как выйти, точно решит, что он сошел с ума или напился.