Утомленное солнце
Шрифт:
Да, его посылали в штрафную эскадрилью, а не батальон. Ведь он боевой летчик, ас, но Герой Советского Союза. Председатель трибунала должен был понимать, что разбрасываться хорошими летчиками нельзя…
Но, увы, надежды Артема не оправдались. То ли там, наверху, кто-то бросил в него камень в наказание за сына секретаря ЦК партии, то ли раздосадованный полковник дернул за какой-то рычажок. Так или иначе, Артема отправили в самый настоящий штрафной батальон, находившийся в распоряжении даже не Сталинградского, а Донского фронта.
На этом фронте действовала 16-я воздушная армия, но командованию этого объединения не было известно,
Глава двенадцатая
Январь, снег, лютый мороз, ледяной ветер, продирающий до костей. Артем трясся в бортовой полуторке. Офицерская форма заменена бэушной солдатской. Вшивая телогрейка с зашитой дырочкой напротив сердца. Видимо, ее сняли с убитого солдата, выстирали и перевели в третью категорию бывших в употреблении вещей. На ногах холодные брезентовые сапоги. Чтобы хоть как-то удержать тепло, поверх портянок ноги были обмотаны технической бумагой. Вместе с Артемом в грузовике тряслись четыре таких же штрафника, как он. Бывших офицеров среди них не было.
Он помнил, как летал на «ишаках» в свирепые финские морозы. С ума можно было сойти от холода, до аэродромов еле дотягивали. Но сейчас было еще холодней. Артем не верил, что доедет до расположения штрафбата живым.
И все же доехал. С трудом перевалился через борт, упал на землю. Его трясло как в лихорадке. До жути хотелось добраться до железной печки или просто до костра. Вопрос жизни и смерти. Еще его мог спасти горячий чай…
Это был какой-то рабочий поселок. Длинные некогда жилые бараки в ряд, большей частью разрушенные, небольшие кирпичные здания. Частью разрушенные, частью целые вышки, местами разорванная колючая проволока… Нет, это был не поселок. Чуть позже Артем узнал, что штрафная часть размещалась на территории бывшего лагеря для уголовников. При немцах этот объект использовался как пересыльный пункт для военнопленных. Сейчас же здесь разместили штрафную роту…
Это была именно рота, а не батальон. Кем-то санкционированные свыше чудеса продолжались. Отличие штрафных батальонов от рот заключалось в том, что в одних были собраны под единое начало разжалованные офицеры, а в других – солдаты и уголовники…
Вновь прибывших штрафников оставили возле штабного здания. Сопровождающий офицер отнес их документы. Когда их просмотрят, когда пригласят на беседу, неизвестно. А мороз все крепчает. И есть хочется, сил нет. Ноги уже не держали, голова от бессилия шла кругом.
Лейтенант безопасности вышел из штаба через полчаса. На нем овчинный полушубок, глаза масляные, щеки румяные – видать сто грамм походя хватанул. Он прошел мимо штрафников, сел в кабину полуторки и был таков. Даже ни на кого не глянул.
А штрафники продолжали стоять в ожидании свой участи. Впрочем, участь их и без того была решена. Их всех бросали в жернова штрафной роты и передовой, на выходе должна была получиться мука кровавого помола…
Наконец, на мороз выскочил офицер в наброшенном на плечи полушубке.
– Рядовой Гудимов! – позвал он.
Из всего административного здания под штаб была отведена одна-единственная комната.
В комнате Артем увидел трех офицеров. Пехотный капитан – темное от фронтовых невзгод лицо, невысок ростом, тело отнюдь не атлетического сложения, но чувствовалось в нем крепкая жила. На гимнастерке два ордена Красной Звезды, медаль «Тридцать лет РККА». По правую от него руку располагался молодой совсем еще парень в очках, петлицы политрука. Нет больше такого звания, еще осенью сорок второго политический состав армии был приравнен к командному. Значит, этот парень должен носить в петлицах три командирских кубаря. И у этого награда. Медаль «За отвагу» на прямоугольной колодке.
Лейтенант госбезопасности держался особняком. Он сидел у печи и подбрасывал в топку дровишки.
– Рядовой штрафной роты Гудимов, – тускло представился Артем.
Капитан демонстративно глянул в его личное дело. Мол, все про тебя знаю. Поднял на него взгляд.
– До приговора суда вы были подполковником? – скорее для корректировки разговора, чем для сведения спросил он.
– Да.
– Летчиком, Героем Советского Союза…
– Был. И остаюсь. Звания Героя меня не лишали.
Медаль и ордена были переданы на хранение в отдел кадров фронта. Предполагалось, что по освобождении Артем получит их обратно. Только что-то не верилось в освобождение. Такое предчувствие, что жить осталось совсем немного.
– Как же вас сюда-то занесло?
Артем пожал плечами. Он и сам ничего не понимал.
– Илья Давыдович… – Капитан обернулся к особисту. – Что делать с ним будем? Тут какая-то ошибка, если с ним что случится, нас потом по головке не погладят…
– Какая ошибка, Сергей Петрович? – криво усмехнулся лейтенант. – У нас не ошибаются. И ничего так просто не делается. Если он сюда попал, значит, так надо… А потом приказ «ноль шесть восемьдесят пять» за подписью товарища Сталина. Летчиков-истребителей, уклоняющихся от боя с воздушным противником, предавать суду и переводить в штрафные части в пехоту. В пехоту! Вот он в пехоту и попал…
– Я от боя с противником не уклонялся, – мрачно изрек Артем.
– А кто говорит, что вы уклонялись от боя? – усмехнулся особист. – Как раз наоборот. С командиром своим в бой вступили… Только учтите, с нами этот номер не пройдет. У нас за это расстрел на месте, без суда и следствия…
Лейтенант поднял с пола полено, бросил его в пылающую топку.
– Все-таки летчик. Герой… Нам сейчас без летчиков никак, – сказал капитан.
– Летчик – это хорошо, – благодушно улыбнулся особист. – Транспортники сбивал?
Артем уже смирился с мыслью, что здесь он никто и зовут его никак. И «тыкать» ему будут на каждом шагу. Подполковником он был в прошлой жизни. Здесь – штрафная пыль.
– Четырех сбил.
– Может, и нашего сбил…
– Какого нашего? – не понял Артем.
– А который над нами пролетал…
– Это дней десять назад случилось, – пояснил политрук. – Мы тогда в наступлении были. А над нами воздушный бой… В общем, транспортник прямо к нам упал…
– Консервы, шоколад, печенье… Но уже ничего нет, – грустно усмехнулся капитан. – Одни мыши в амбаре остались… И амбара тоже нет… В общем, Гудимов, ситуация такая, есть нечего. Придется терпеть… На днях приказ будет, в наступление пойдем. Тогда и накормим…