Утомленное солнце
Шрифт:
– Так она сейчас там?
– Не знаю. Возможно, уже выпуск был.
– И куда после выпуска? – не на шутку разволновался Захар.
– Не знаю, – решил не огорчать его больше Артем.
– А я знаю… На фронт… Скажи, ты можешь представить, что Римма на фронте, а? Да еще на этих еропланах долбаных…
– Я не думаю, что девушек на фронт посылают, – покачал головой Артем. – Разве что на советско-японскую границу. Там целые армии сосредоточены, в том числе и воздушные…
Он успокаивал ее брата. И себя самого.
– Да, да, точно! Я тоже так думаю! – встрепенулся Захар. – Мужиков на немца
– Нет, – усмехнулся Артем. – Мы когда немца от Москвы погнали, так японец в штаны наложил…
– Сейчас от Сталинграда гоним, – поморщился Захар. – Зима потому что. А летом что делать будем? Что, если немец до Урала летом дойдет?
– Не дойдет, – решительно заявил Артем. – Ты хоть и хаешь нашу власть, а мы много сделали. В сорок первом нас били. Теперь мы бить будем. Потому что у нас оружие лучше. И больше. Страна все для фронта делает…
– Дай-то Бог!
– А в Бога ты веришь?
– Верю, – в голосе Захара прозвучал вызов. – А ты что, сомневаешься?
– В чем, в твоей вере? Или в Боге?.. Нет, в Боге не сомневаюсь!
Артем расстегнул гимнастерку и поднял с груди нательный крестик. Его запросто могли сорвать с него в застенках особого отдела. Но на крестик никто не обратил внимания. Видно, сам Бог хранил.
– Что-то знакомое… – Глаза Захара узнавающе сощурились.
– Это Римма мне дала. Сказала, что Бог будет меня хранить…
– Это моего отца крестик, – дрогнувшим голосом сказал Захар. – Он золото не любил, только серебро… Если это Риммы подарок, то забрать я его не могу. Так что носи. И береги… Эх, Римма, Римма, и куда ж тебя, глупую, занесло? Не бабское это дело, воевать…
– Она не баба, – покачал головой Артем. – Она женщина. С большой буквы. А бабы в тылу сидят…
– Ага, я одну такую знаю. Владислава зовут. Уж она точно в тылу осталась…
– Да, нехорошо получилось…
Артем почему-то вспомнил не Владу, а последнюю свою встречу с Риммой.
– Ты о чем?
– Да я от нее шел, а тут Римма…
– И что?
– Сказала, что не любит меня и никогда не любила. Говорит, что с девчонками поспорила. Если закрутит со мной роман, то выиграла…
Захар внимательно посмотрел на него. Не врет ли… Сказал с насмешкой во взгляде:
– Это она со зла брякнула. С досады. Не было никакого спора, это я тебе говорю. И любила она тебя по-настоящему. Она же мне все рассказывает… Ей тогда четырнадцать было. Я думал, все изменилось. Переросла, забыла. Но если она тебе такое сказала, значит, до сих пор любит. Ну, если она в самом деле так сказала… Это чтобы не навязываться. Она у меня гордая. Я ее знаю… А с Владиславой у тебя как?
– Да никак! Она перед самой войной замуж вышла. За молодого генерала…
– Во дает!.. В общем, она всегда давала… – ухмыльнулся Захар. – Сука она. Всех продинамила… Меня мурыжила, потом тебя… Я-то свое от нее получил, мне хватило… А вот ты… У тебя же с ней серьезно было?
– Было. Да прошло… Я ж когда на фронт уходил, к ней зашел. А там…
– Бардак там, да? – догадался Захар.
– Бордель… Полковник какой-то, тыловая крыса. Тьфу!..
– Забудь про нее. Я таких баб на счет раз раскусываю. Шлюхи по жизни. Но с расчетом… Римма не такая. Римма у меня классная… Ты на ней женись…
– Чего? – опешил от такого предложения Артем.
– На Римме, говорю, женись… Если выживешь… И она если выживет…
Захар замолчал. Уткнулся невидящим взглядом в стену. Можно было не сомневаться, он думал о сестре.
Командир роты капитан Хоган молча рассматривал шаткий строй штрафников. Зато политрук надрывался:
– Товарищи! Родина позволила вам искупить свою вину перед ней отважной борьбой на самых трудных участках фронта! Товарищи, мы идем в бой! И вы должны помнить, что боец штрафного батальона может быть освобожден досрочно за боевое отличие. За особое отличие – представление к награде! Бойцы, получившие ранение в бою, считаются отбывшими наказание, восстанавливаются в звании и во всех правах с последующим направлением в линейные части!..
Бойцы слушали его с интересом. Но в нестройных и без того рядах наблюдалась расхлябанность.
После замполита слово взял командир роты.
– Граждане дезертиры, расхитители военного имущества, злостные нарушители воинской дисциплины и прочие неустойчивые элементы… И прочая сволочь!!!.. Вы – штрафники! Вы – штрафная рвота!!! – с пеной у рта заорал он.
Бойцы все, как один, встрепенулись, подтянулись, даже строй выровнялся.
– Ваша задача – разбить и уничтожить врага на вверенном нам участке наступления! Ваша задача – разбить и уничтожить врага, который сидит внутри каждого из вас! Вы – штрафная рвота! И через эту рвоту вы должны очистить себя от всей гнили, которая внутри вас! Завтра вы пойдете в бой! Вас будут убивать, вас будут рвать на части. Но вы должны знать – это ваше чистилище. Немцы – не священники. Но и они могут отпустить вам ваши грехи!.. Равняйсь, вашу мать! Смирно! На пра-во! Шаго-ом марш!
Оркестра не было, медь не выдувала «Прощание славянки». Но прощание было. Почти что все бойцы штрафной роты прощались со своими жизнями. Штрафников не просто бросали на самые трудные участки, их посылали на смерть. Их так и называли, смертники…
Артем шел в общем строю. На плече винтовка Мосина с несъемным штыком, в подсумке две пятипатронные обоймы. Рядом шел Захар. У него захваченный в бою немецкий автомат. Сказать, что настроение было плохое, значило не сказать ничего. Настроения не было вообще. Это было ужасно – идти в бой в качестве пушечного мяса. Да еще в хлипкой одежонке по лютому морозу. Хорошо, что перед выступлением в поход штрафников покормили. Перловая каша с мясом убитой в бою лошади. Много каши. Артем наелся от пуза. От чего сейчас и страдал. Кишки выворачивало наизнанку, больно. Но холод доставлял куда большие страдания. Даже в движении от него не спрячешься…
Чем ближе рота подходила к передовой, тем сильней грохотало. Где-то в окопах сидят солдаты обычных пехотных подразделений и ждут, когда прибудут штрафники. Они прорвут оборону противника, и солдат бросят в прорыв через их трупы… Но ведь в штрафной роте в самом деле собраны не ангелы. Трусы, дезертиры, хулиганы… И Артем тоже хулиган. Не должен он был бить Хоботова…
Артем усмехнулся. Если бы можно было повернуть время вспять и он бы смог вернуться к той сцене, когда Хоботов поливал его грязью, пожалуй, он бы снова врезал ему по морде…