Утомленное солнце
Шрифт:
Для того чтобы советские войска могли продвигаться дальше на запад, необходимо было окончательно покончить с окруженной армией Паулюса. Операция по расчленению группировки с ее последующим уничтожением получила кодовое название «Кольцо». Проведение операции целиком и полностью возлагалось на Донской фронт. В районе Сталинграда советские войска имели минимальное превосходство над врагом в технике, а в живой силе даже уступали. Командование фронта очень надеялось на высокий боевой дух советского солдата. Также оно рассчитывало и на штрафников.
Во избежание кровопролития Паулюсу был предъявлен
Рота получила боевую задачу взять опорный пункт на безымянной высоте. Колючая проволока, минные заграждения, бетонные дзоты, пулеметные гнезда, окопы полного профиля. Ходили слухи, что роту бросят в бой без всякой артподготовки. Дескать, пусть смотрят обычные солдаты, как поступают с штрафниками. Но, видимо, командование армии больше заботило решение боевой задачи, нежели воспитательный эффект. Поэтому на позиции опорного пункта обрушился ураганный огонь тяжелой артиллерии.
Рота находилась под прикрытием естественного рельефа местности. А проще – пряталась в глубоком овраге. Вот-вот должен был стихнуть огонь артиллерии. И тогда наступит страшный миг, когда будет отдан приказ идти на врага.
И вот этот миг!
– Рота, вперед!
Штрафникам запрещалось кричать «Ура!», «За родину, за Сталина!» и все остальное в том же духе. Кричали просто «А-а!». Грозно, отчаянно, до боли в глотке. Как будто этот ор мог защитить от пули.
Артем бежал в первых рядах. И тоже орал. Чтобы не слышать свиста пуль и разрывов мин.
Бог войны сделал все, что мог. Артиллерия распахала позиции немцев. Но «сорняк» кое-где остался. По штрафникам ударили пулеметы, в них полетели мины. Поле за спиной Артема покрывалось телами товарищей. Убитым прощение, раненым – отпущение…
– Ложись! – послышалась команда Хогана.
Рота продвинулась на двести метров. Оставалось еще триста. Самые страшные триста метров. Можно было вести людей дальше. Но Хоган сам хотел жить. К тому же он был отличным командиром.
И снова послышался вой тяжелых снарядов. Получалось, что за первые двести метров рота произвела разведку боем. И теперь корректировщики огня наводили артиллерию на уцелевшие точки.
Артем лежал на снегу. И совершено не чувствовал холода. В жарком бою такое бывает…
Артиллерия еще раз проутюжила высотку. Огонь стих. И снова штрафники поднялись в атаку. Артем бежал, кричал, но головы не терял. Даже пытался с ходу стрелять. Но больше стреляли по нему. И огонь немцев все усиливался. Но им все же не хватило мощи, чтобы утопить атаку в крови наступающих.
Через разрывы в рядах колючей проволоки, через воронки на минных полях штрафники ворвались в окопы противника. Артем тоже пересек открытое пространство, спрыгнул в окоп. И тут же нарвался на дюжего немца с перекошенным от ярости ртом. Он разворачивался к нему, чтобы выстрелить из автомата. Артем должен был его опередить. Замешкайся он самую малость –и немец нанизал бы его на свинцовую очередь. Но нанизали его самого, на железный трехгранный штык. Артем выдернул штык, отбросил винтовку в сторону. Выхватил у мертвого немца автомат. И тут же опробовал его на фрице, который неосторожно выскочил из полуразрушенного блиндажа.
Штрафники искупали вину и своей, и чужой кровью. Трусы и дезертиры остались там, на подступах к высотке. С ними разберутся. Храбрые солдаты дрались с немцами в их же окопах. Убивали, умирали…
Немцы не выдержали натиска. Уцелевшие выскакивали из окопов, пытались убежать, но тут же попадали под огонь штрафников. Наконец, бой стих.
К Артему подошел Захар.
– Живой? – широко улыбнулся он.
– Как видишь…
– Ну как, где легче, в пехоте или в авиации?
– Везде весело.
– Да уж повеселились… Только я больше другое веселье люблю. Пошли, глянем, что в блиндаже…
Воровская душа, Захар был не прочь поживиться трофейным провиантом. Но ему не повезло. В блиндаже обнаружилось лишь несколько пачек галет. Ни шпротов, ни шоколада. Немцы и сами голодали…
Капитан Хоган не прятался за спины своих бойцов, дрался с врагом отважно. Он уцелел в бою. И произвел подсчет личного состава. Из ста шестидесяти человек в роте осталось только семьдесят боеспособных солдат. А боевая задача была выполнена лишь наполовину. Мало было взять высоту, нужно было удержать ее до подхода подкрепления.
Немцы не ожидали от русских столь сильной атаки. Они верили, что закрепились на высоте очень хорошо. И вдруг такое.
Они дали штрафникам ровно сорок минут, чтобы прийти в себя. И пошли в контратаку.
Захар выругался. На захваченные позиции из глубины немецкой обороны шли танки. Не менее десяти единиц. И пехота.
– Деваться некуда… По второму разу нас не простят, сразу к стенке. Так уж лучше от немцев смерть принять. Тогда и Римме сообщат, что ее родной брат Захар пал смертью храбрых в неравном бою с врагом. А что, никто тогда не посмеет камнем в нее бросить…
Захар должен был думать сейчас о себе. А он думал о своей сестре. Артем с уважением посмотрел на него. Захар перехватил этот взгляд, улыбнулся в ответ.
– Ты-то выживешь… – сказал он.
– Этого никто не может знать, – мрачно усмехнулся Артем.
Немцы приближались медленно, но неотвратимо. И рота капитана Хогана готовилась к отражению этой атаки. По окопам разносились доставленные из тыла гранаты, в том числе и противотанковые. Артему досталась одна «РПГ-41» и две «Ф-1». Это все хорошо, но успеет ли он использовать это убойное добро по прямому назначению, вот в чем вопрос…
– А я знаю, ты выживешь, – укладывая свои гранаты, сказал Захар. – Тебе же Римма крестик дала… Ты выживешь… А я вряд ли… Чует мое сердце… Слушай, Артем, ты не думай, я не паникер. Просто страшно мне. За Римму страшно. Что, если она тоже на фронте?.. Ты это, обещай мне, если выживешь, найти ее. Хорошо?
– Обещаю.
– Это, если не любишь, не люби, это твое дело. Не хочешь жениться, не женись. Но будь ей за брата. Договорились?
– Договорились.
– Ты обязательно найди ее, ладно?