Утомленное солнце
Шрифт:
– Вы не выполнили боевую задачу, товарищ подполковник! – рыкнул Хоботов.
– «Мессеров» было много. Нас шестеро, их восемь. Тем более что у них «густавы». Но мы четверых сбили, а потеряли троих…
– Кого волнует, сколько самолетов вы сбили? Вы не выполнили боевую задачу, товарищ подполковник!
Артем устало опустился на скамью. Перевел дух. Насмешливо глянул на Хоботова.
– А ты, товарищ майор, задачу выполнил? Сколько «мессеров» ты вчера сбил? Нисколько! А сколько машин потерял? И это при том, что у тебя самолетов было вдвое больше… Что, нечего сказать? То-то
Но Хоботову было что сказать.
– Молчать! – взорвался он.
Только Артем нисколько не испугался его гнева. Он уже давно привык к истерическим выходкам этого недоучки. Переждет он и эту психопатическую бурю.
– Пока что я командую полком. И я решаю, кто прав, а кто виноват! – метал молнии Гена.
– И кто ж из нас прав? – усмехнулся Артем.
– Я не прав… – подозрительно легко признался Хоботов. – Да, моя группа не выдержала натиска четверки немецких асов. Да, я не смог прикрыть аэродром… Зато я смог выяснить, откуда немцы узнали про наш аэродром!
Гена смотрел на него налитыми кровью глазами, губы кривились в злорадной ухмылке.
– Я уже давно подозревал тебя, Гудимов! Я читал твое «Личное дело». Я знаю, сколько раз ты был у немцев в тылу! И всегда ты выходил к своим… Так не бывает, товарищ… Да какой ты мне к черту товарищ?.. Ты предатель, Гудимов. Ты шпион и предатель!!!
Если Хоботов хотел найти его слабое место, то он его нашел. Артем вскочил:
– Что ты сказал?!
– Ты, Гудимов, шпион и предатель!.. Вчера ты нарочно дал себя сбить. Чтобы попасть на территорию, занятую врагом. И тебе это удалось. Ты встретился со своими фашистскими хозяевами, передал им координаты нашего аэродрома. И сегодня был налет… Ну и что ты на это скажешь, вражья морда?
У Артема вчера был трудный день. И сегодня ничего хорошего. Силы на исходе, нервы измотаны. Он не должен был этого делать. Да только ноги сами понесли его к Хоботову, рука сама поднялась…
– Ах ты, гнида!
Он вложил в этот удар всю свою силу. Хоботов перелетел через стол, сбил лавку, растянулся на полу. Замполит склонился над ним. Ошалело посмотрел на Артема.
– Ты ж его убил!
Но замполит ошибался. Хоботов был жив. Но в нокауте он провел не менее двух часов. За это время много чего произошло. Сначала в штабную землянку ворвался особист. Немедленно обезоружил Артема, произвел арест. И доложил по инстанции. К тому времени, когда Хоботов пришел в себя, Артем уже находился на гауптвахте при штабе дивизии. Даже вмешательство самого комдива не смогло снять наложенный на него арест. Если б особисты воевали с внешним врагом так же хорошо, как с внутренним, немцев бы уже давно отбросили к стенам Берлина…
Артем знал, кто стоит за Хоботовым. Но не знал, чем это могло для него обернуться.
Два дня он провел на дивизионной гауптвахте, а затем его отправили в штаб фронта. Там им занялась госбезопасность.
Артема обвиняли ни много ни мало в покушении на жизнь старшего командира. Но бдительный чекист был не прочь пришить ему предательство и шпионаж.
– Я понимаю, что вам, подследственный Гудимов, не хочется признаваться в том, что вы являетесь шпионом и предателем Родины… И вы в этом не признаетесь… Или признаетесь?
– Я никогда не был шпионом.
– Но в плену-то у немцев вы были?
– Не был.
– Пять раз были на территории, занятой врагом, и ни разу не были в плену… Так не бывает.
– Четыре раза, – поправил Артем. – Что, четыре раза были в плену?
– Нет. Четыре раза был на оккупированной территории. Но я же летчик, меня сбивают…
– На данный момент не имеет значения, кто вы такой, летчик или наводчик… Наводчиком вы стали потом, да? Сначала вы попали в плен, а потом стали наводчиком…
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – нахмурился Артем.
– Сейчас поймете… В июне сорок первого года вы попали в плен к немцам. Там в отношении вас была проведена удачная вербовка, вам была присвоена агентурная кличка… Какая кличка была вам присвоена?
Вопрос прозвучал как хлопок бича. Артем поежился. В классе полуразрушенной школы было холодно. Заделанные фанерой окна были плохой защитой от ледяного ветра. Железная печка давала больше дыма, чем огня. Но полковнику хоть бы хны. На нем овчинный полушубок. Артем же в одной гимнастерке. Пока что при шпалах и наградах, но уже без ремня.
– Не был я в плену у немцев. Никто мне ничего не присваивал…
– А как же последнее ваше проникновение в тыл к немцам. Вы связались со своим руководителем, передали ему информацию о дислокации военных аэродромов…
– Это не было проникновением в тыл. Я попал в зону боевых действий. Принял бой, в результате которого уничтожил четыре единицы личного состава…
– А сами остались живы? – усмехнулся полковник. – Вы прямо герой какой-то…
– Не какой-то, а Герой Советского Союза, – сверкнул взглядом Артем.
– Ну в воздухе, вы, может, и герой, а на земле…
– На земле я захватил немецкий самолет…
– Да, я знаю, – поморщился полковник. – Техника секретная…
– Вот видите, вы все сказали… А что касается моего последнего падения на территорию врага, вы можете спросить у капитана Ковальчука. Он все видел…
Артем назвал армию, полк. Чекист записал данные без видимой охоты. Уж очень хотелось ему разоблачить шпиона.
Но разоблачение не состоялось. Особисты разыскали капитана Ковальчука, тот подтвердил, что после приземления Артем вступил в наземный бой с врагом. И захваченный им секретный «Густав» опровергал все подозрения на его счет.
Полковник был раздосадован. Внешне это, может, и не проявилось. Зато выразилось в приговоре военного суда. И в дальнейших действиях.
По приговору трибунала за покушение на жизнь своего командира Артем был разжалован в рядовые, лишен права ношения боевых наград. Свою вину перед Родиной он должен был искупить службой в переменном составе штрафного батальона сроком на два месяца.
Артем знал, что для летчиков существует особая штрафная эскадрилья. Машины старые, боевые вылеты в зачет не идут. Штрафных летчиков посылали на самые трудные участки фронта. Прикрытие переправ на Волге, штурмовые атаки аэродромов противника, скоплений танков. И так до первого ранения… Что ж, пусть будет так, лишь бы летать…