Утренний бриз
Шрифт:
Василий Михайлович поправил за спиной винчестер и двинулся вдоль реки к рощице. После однообразного сидения в доме из-за пурги, он вышел поразмяться и поохотиться. Завтра он едет на ярмарку в Ерополь.
Из-за рощи прямо на него вылетела упряжка. Василий Михайлович едва успел увернуться от нее. Нарты промчались мимо Чекмарева, он у вил, ел испуганное лицо каюра и узнал его. Это был Оттыргин.
— Отты, Отты! — закричал Чекмарев вслед упряжке, которая все еще неслась на полном ходу.
Каюр с силой воткнул остол в наст между полозьями
Помахав рукой в знак приветствия, Василий Михайлович заскользил к нартам. С них медленно встал каюр. «Что-то важное с поста привез, не иначе, — подумал Василий Михайлович. — Ишь как гнал собак…»
— Здравствуй, Отты! — сказал Чекмарев.
Он протянул руку Оттыргину и увидел измученное лицо каюра. Чекмарев крепко сжал руку молодого друга:
— Что случилось, Отты?
— Плохо дело, — закачал головой каюр.
— Что плохо? — Василий Михайлович уже безошибочно угадал, что Оттыргин привез какое-то неприятное известие.
— Антон плохо, — виновато произнес Оттыргин. — Совсем плохо. Много дней с закрытыми глазами лежал, хотел к верхним людям уйти. Потом глаза открыл. Просил тебя привезти. Я вот приехал.
— Да что же случилось, что с Антоном? Что на посту? — недоумевал Чекмарев. Почему Мохов зовет его? Ведь они так мало знакомы.
Оттыргин торопливо, точно боясь, что Чекмарев его не дослушает, рассказал, как ночью Август Берзин, Галицкий, Мальсагов, Антон, Ульвургын и сам Оттырган с Вуквуной подъезжали к Ново-Мариинску, как их встретили неожиданные выстрелы в лицо, как был ранен Антон Мохов.
— Я увез Антона вверх по реке Большой, — заканчивал Оттыргин свой печальный и непонятный Чекмареву рассказ. Там его лечил шаман.
— Этого еще не хватало! — сердито воскликнул Чекмарев, теряясь в догадках. — Как он сейчас?
— Мясо ест, чай пьет, — Оттыргин устало опустился на нарты. — Тебя звал.
— Почему Антона сразу не привез ко мне?
— Думал, и здесь стреляют, — Оттыргин покачал головой. — Однако, на посту плохо.
— Чего уж хорошего, если в своих стреляют, — проворчал Чекмарев. Он все еще не мог поверить в правдивость того, что услышал от каюра, хотя и знал, что не в характере Оттыргина сочинять небылицы.
Василий Михайлович вначале не думал о том, что Оттыргин несколько дней добирался в Марково сквозь пургу. Об этом он вспомнил, когда его глаза заметили, что на нарте, кроме пустого мешка, в котором обычно хранилась еда каюра и корм для собак, ничего не было. Чекмарев перевел взгляд на упряжку. Собаки истощены. Василию Михайловичу стало стыдно своего раздражения. Оттыргин сделал все, что мог, и сделал так, как считал лучше. Чекмарев мягче произнес:
— Все будет хорошо, Отты.
— Я тебе бумагу привез. Антон написал, — Оттыргин, сердито встреченный Чекмаревым, не сразу вспомнил о письме Мохова.
Каюр, порывшись за пазухой, протянул письмо. Василий Михайлович выхватил его из рук каюра, нетерпеливо развернул, чуть надорвав бумагу, и быстро прочитал.
От лица его отхлынула кровь.
Он сжал в кулаке бумагу, прошептал:
— Неужели это правда?
Оттыргин молчал, устало сидя на нарте.
Василий Михайлович расправил письмо, перечитал его еще раз, потом глухо сказал Оттыргину:
— Поехали в Марково.
Пока каюр отогревался в Совете и жадно ел, Чекмарев послал за Федором Дьячковым и Давидом Каморным. Они были, как и Чекмарев, оглушены вестью о том, что случилось в Ново-Мариинске.
— Что же будем делать? — Федор Дьячков не скрывал своей растерянности, и Чекмарев впервые подумал, что напрасно выдвинул его в председатели Марковского Совета. Дьячков как-то прятался за спину других и сам ни разу не внес какого-либо предложения, не решал вопросов самостоятельно. Вот почему Василий Михайлович сердито спросил его:
— Ну а ты что думаешь делать?
Дьячков беспомощно пожал плечами.
Каморный, как всегда хмурый и темнолицый, сверкнул на Дьячкова горячими цыганскими глазами:
— Ну, что ты? Говори, что делать. Ты председатель!
— Я не знаю. Может, ошибка все это? — с какой-то надеждой нерешительно произнес Федор.
— По ошибке весь ревком уничтожен! — вскипел Каморный. Он обернулся к Оттыргину, который сидел на полу, прислонившись к горячей печке. — Кто такой Чумаков?
Оттыргин крепко спал и не слышал вопроса Камерного.
— Пусть спит, — остановил Каморного Чекмарев, — через всю пургу ехал. Да и все, что знал, рассказал.
Каморный сжал пятерню в кулак, решительно сказал:
— Если все это правда, то мы заменим ревком!
— Да! — коротко подтвердил Чекмарев. — Теперь мы знаем, как действовать!
— Отомстим убийцам, кто бы они ни были! — Каморный говорил так, словно давал клятву. — Красный флаг должен навсегда остаться над этими снегами!
— Я поеду в Ново-Мариинск, — сказал Дьячков, но Чекмарев возразил:
— Ты поедешь на ярмарку в Ерополь. Ее нельзя сорвать. Нельзя обманывать доверие оленеводов. Помни всегда об этом.
— В Ново-Мариинск поеду я! — заявил Каморный. — Разузнаю, что там и как.
— Правильно, — согласился Чекмарев. — Тебя там не знают, но прошу, будь осторожнее, не горячись. Постарайся узнать о Наташе и ее подруге. А я завтра же с Оттыргиным бегу к Мохову. Привезу его сюда, если он годен к дороге. Пока о том, что случилось в Ново-Мариинске, никому ничего не говорить!
— Ясно! — поднялся Каморный. — Поеду собираться.
Дьячкова охватило беспокойство, когда его небольшой караван с товарами подъезжал к Ерополю. В селе было тихо и безлюдно, словно село вымерло. «Что там случилось? Где же табун?» — Дьячков тщетно пытался найти взглядом оленей возле Ерополя. «Табун же должен быть здесь, — размышлял он. — Мы же запоздали на целые сутки, а Куркутский должен был чуванцев привести вчера. Пурга помешала или Черепахин побывал со своей бандой?..»