Утренний Конь
Шрифт:
От этой мысли лицо мальчика с рыжей копной волос над смуглым широким лбом покрылось потом, а сам он сгорбился, словно поднял на плечи тяжелый мешок с мукой. В свой дом, стоявший на Парусной улице, не хотелось возвращаться.
В Крыжановке он до самого вечера помогал рыбакам выбирать тягловый невод, потом вместе с ними сидел на берегу и зачарованно слушал рассказы рыбаков, побывавших в прошлом году на ловле сардин в Атлантике… Но подкралась полночь. И Левке волей-неволей пришлось вернуться домой.
Он выпил кружку молока, съел бублик, усыпанный зернами тмина, и выключил свет. Комната наполнилась серо-зеленым сумраком ночи. Левке приснился Днепр и множество солнц над его хрустальной водой. Солнца были разного цвета — синие, красные, голубые, как праздничные флаги на корабле…
Его разбудили друзья.
— Выходи в полдень! — сообщил Вася Владыко, веснушчатый и длинноногий.
— Я никуда, — печально ответил Левка.
— Как это — никуда? — Борис Удалой подозрительно поглядел на Левку.
— Не могу, к нам бабка Вероника едет. Слабая. Мать велела мне быть при ней.
Делать нечего. Левку от души пожалели и сказали:
— Счастливо оставаться!
В полдень друзья начали свой путь.
Левка взобрался на крышу. С тяжелым сердцем глядел, как они шагают по мостовой. Шли они вольным шагом, неторопливым и в то же время пружинистым, как бывалые путешественники: кто рядами, кто вереницей, с рюкзаками за плечами. Летний ветер развевал их чубы и что-то весело им насвистывал вслед по-птичьи.
Впереди шли Борис Удалой, Вася Владыко, Виктор Абрамченко и Валентин Мирский — все верные, испытанные друзья. Дойдя до поворота, они остановились и поглядели на свой дом, над которым, как над кораблем в гавани, кружились белые чайки.
От бабки Вероники не было никаких вестей. Левка загорал, купался, ловил с берега бычков, а порой выходил в море на своей собственной фелюге — автомобильной камере с приделанными к ней карманами: в одном находилась рыболовная «справа», а в другом наживка — серые карликовые креветки. Управлял Левка своей фелюгой просто: ложился на нее животом и греб руками, как веслами. А на берегу стояла жара. Казалось, вот-вот закипит море — так много было в нем солнца.
Но где же бабка? Левка ждал и нервничал. Пробовал читать — не читалось. Взялся мастерить кухонные полки — растерял инструменты.
Ушли в Белгород-Днестровский девчонки.
Перед уходом они передали тетрадь соседке Инне Серебряковой.
Вернулась из своего рейса мать Левки.
— Бабка задерживается, — первым делом сообщила она, — не беспокойся, я в Архангельск радировала…
— Сидела бы там… — угрюмо проворчал Левка.
— Не скули, старуха стоящая!
— Пусть даже вся золотая.
— Странный ты сегодня… Пойди-ка к Серебряковой и принеси тетрадь.
— И об этом знаешь?
— А как же… Сама велела оставить.
Левке ничего не оставалось делать, как принести ненавистную тетрадь домой.
— Читай, — сказала мать насмешливо.
Морщась словно от зубной боли, Левка открыл последнюю страницу. На ней косым почерком Зины Туркиной писалось:
— «В столовую ходил редко…»
— Постой, — остановила мать сына. — Это же почему?
— Жарко… Сам варил юшку…
— Так, читай дальше…
— «Дашу Гранецкую обидел… Не давал купаться… Обливал морской водой…»
— Не стыдно ли тебе слабых обижать, Левка? — Мать покачала головой и сказала: — Читай дальше.
— «Выловил восемь скумбрий. Продал их курортнице, а деньги истратил на мороженое».
— Остановись! — строго произнесла мать. — Эх ты, торговец рыбой!
Левка закрыл тетрадь.
— Курортница силой упросила… Говорила — никогда не пробовала.
— Зачем же брал деньги? Взял бы и подарил…
Лицо матери с красивыми коричневыми глазами от гнева побледнело. Он знал: сейчас она раз-другой хватит его по спине своими маленькими крепкими кулаками. Но мать лишь презрительно покривила губы, и для Левки это было хуже всякого наказания.
— Я совсем не хотел… — пробормотал он смущенно.
— Молчи! — сказала мать.
Левка сел на диван, исподлобья поглядывая на мать. Вот она прошлась по комнате. Вот шире распахнула окно, задумалась.
И Левка опустил голову.
— Послали бы меня на подвиг опасный… В ракету бы посадили… Показал бы всем, какой я торговец рыбой! — сказал он с обидой.
— Кто же тебя пошлет?
— Кто? Советское государство!
— Советское государство не посылает детей на опасные подвиги… потому что любит вас… А подвиги ваши все впереди…
Спустя час мать подобрела и сказала:
— Эх ты, Лев, царь зверей…
Всего лишь одни сутки провела она с сыном на берегу и снова отправилась в море на своем «Орле».
Пришло письмо.
Писал Борис Удалой.
«…Плывем по Днепру на барже, а кругом такая красота страшная, что башка кружится…»
Левка не стал читать дальше. Будь у него крылья, он бы мигом подался к друзьям. Положив письмо на стол, он вышел к морю с удочкой.
Но утро не принесло рыбацкой удачи. Бычки шли мелкие. Левка собрался было вернуться домой, но тут же увидел на воде, вблизи берега, нырка — дикую остроклювую морскую уточку. Нырок был совсем молодой. Заметив Левку, он подплыл еще ближе и стал кружиться возле него с кокетливо склоненной набок головкой.
Что с Левкой сделалось в эту минуту, он не понимал сам, он никогда не был жестоким, наоборот, всегда любил птиц, а вот сейчас, весь в каком-то охотничьем азарте, он закинул в море крючок с креветкой.