Утро нового года
Шрифт:
Бабоньки начали было возражать: сам по себе Богданенко никому зла не чинит, а это все Василий Кузьмич Артынов крутит и вертит, это его откуда-то черти принесли в Косогорье, бесстыжего.
— И Васька Артынов делает вид, будто его не касается, — продолжала громче всех Евдокия. — Только матькаться перестал, вроде притих, с мужиками за ручку здоровается. Ну, хитер, ну, оборотень! Да кто ж поверит ему! Эвон, Осман Гасанов вместе с забойщиками в трест и постройком жалобу на него отправил. А Яшка Кравчун в райкоме побывал,
Насчет нужд бабы заговорили наперебой, всего было не переслушать, и Марфа Васильевна, купив чаю и сахару, отправилась домой, окончательно плюнув на не полученные Корнеем деньги. «Провались они в тартарары! Ах, дура, дура старая! И чего пало в башку направить парня в диспетчерскую, в самый адов чертог. Уж куда было лучше толкнуть снова в цех. Не то вот, не приведи бог, попадет в сумятицу по доверчивости да и наживет беды. То-то стало заметно, словно какой камень у него на душе, день-деньской смутной».
Тут уж она упрекнула себя, сама себе выговорила за недостаток внимания к сыну, а затем постановила безотлагательно вникнуть и глубже разобраться во всем.
— На крайний случай сразу его с завода заберу…
На заводское собрание в клуб явилась она несколько рановато. Народ только подходил и рассаживался в зале. Издавна косогорцы общих сходов не пропускали и даже приводили с собой жен, поскольку жены в их заводской работе имели значение не малое.
До начала в прихожей молодежь танцевала под гармошку. Лепарда Сидоровна бойко торговала пивом и сластями.
Иван Фокин уже успел надрызгаться и лез к Валову.
— Алексей Аристархыч! Эх! Друг ты мой!
«Вот еще Иуда! — с негодованием подумала о нем Марфа Васильевна. — Христопродавец!»
Валов осторожно вывел Фокина к дверям, пихнул в бок.
— Иди домой спать, Иван! Не лапайся, спьяну наболтаешь…
Марфа Васильевна присела во втором ряду, ближе к сцене, где стоял накрытый красным ситцем стол.
Стулья впереди, на первом ряду, занял Подпругин со старухой.
Покосился назад:
— А ты как сюда влезла-то, Марфа?
— Так и влезла, — отрезала Марфа Васильевна. — Не по входным билетам, небось!
Она сгорбилась на стуле, было все же непривычно.
Корней еще не появлялся.
«Вот притча, господи: пока малое дитё — малые заботы, а большое дитё — сплошь хлопоты, — огорчалась она, перебирая пальцами по коленям. — И ведь все не впрок! Сколь ему ни толмачь, у него свой ум».
Корней вошел в зал, когда не осталось уже ни одного свободного места. Народ стоял в проходах и у стен. Пришлось протолкаться вперед, притулиться за круглой печью.
Со всех сторон сдержанный, ровный шум, словно голоса ссыпаны в одно решето и перемешаны. Жарко до пота. Гасанов в белой рубахе,
Он отвернулся и прошелся глазами дальше. Навстречу ему лучисто сверкнула взглядом Лизавета. Бок о бок с ней торчит муж, — сухой, костлявый детина. Как не противно Лизавете спать с ним?
Она счастливо улыбнулась и кивнула, здороваясь, но Корней не ответил.
А на сцене, в глубине, появился Семен Семенович, опираясь на палку, и с ним чужой, рябоватый, очкастый человек.
Остановились возле кулис.
Голоса в зале зашелестели.
— Это кто там с Чиликиным?
Корней тоже спросил стоящего рядом начальника формовки Козлова:
— Это кто?
— Кривяков, — сказал Козлов внушительно.
Туда же на сцену вышел Богданенко в своем обычном костюме, лишь сапоги блестели зеркально. Встал рядом с Кривяковым и, поманив пальцем председателя завкома Григорьева, растерянного, потерявшегося в предвидении предстоящей ему жаркой бани, представил Кривякову. Григорьев замялся и что-то залопотал быстро-быстро, затем спохватился и потопал к еще незанятому столу.
Собрание открылось. Григорьев попросил «вносить предложения насчет президиума».
— Сейчас, по обыкновению, выйдет Волчин и скажет: «Имеется мнение, товарищи!» — хохотнули за спиной Корней.
Волчина, по-видимому, не оказалось, и вместо него поднялся Артынов.
— Имеется мнение, товарищи, избрать для ведения собрания пять человек.
— Кто за? — спросил Григорьев. Поднялся лес рук, и он тотчас же подтвердил: — Единогласно!
— Предлагаются следующие кандидатуры, — продолжал Артынов. — Директор Николай Ильич Богданенко, секретарь партбюро товарищ Чиликин, председатель завкома товарищ Григорьев, от рабочих обжигового цеха Аленичев и первый секретарь райкома КПСС товарищ Кривяков.
— Кто за? — опять спросил Григорьев.
— А ты не торопись, «кто за», — вдруг поднялся со стула Подпругин. — Это, к примеру, чье же имеется мнение?
— Мы подработали, — признался Григорьев.
— А мы что, сами не умеем?
В зале засмеялись, захлопали в ладоши, зашумели. Григорьев попытался заспорить, но Кривяков его остановил.
— Обождите. Можно ведь, товарищи, — сказал он, обращаясь в зал, — в целях соблюдения демократии голосовать раздельно.