Утро вечера мудренее
Шрифт:
– Ну, если шефы... Тогда все понятно.
– Так бы сразу и сказал.
Вперед протиснулся Игорь Ступак и положил пухлую руку на плечо Макару.
– И чего спорите, одноклассники?
– повернулся он к толпе.
– Перед нами кто? Мо-о...
– он по-дирижерски взмахнул руками.
– Ну? Вместе, хором! Мо-о...
– ...лод-цы!
– грянули все. Сзади кто-то крикнул:
– Шайбу!
– От имени класса выношу благодарность! Это ж надо... Постарались... для всех нас, - он всхлипнул, смахнул воображаемую слезу.
– Ребята! Это же прекрасно. Не
– Много ты надрывался!
– перебила его Даша.
– Всегда твой отец приносит, а ты руки в брюки и командуешь: "Сюда, папа, сгружай!" Оттого ты такой толстый, что работать очень любишь.
Все засмеялись. Ступак покраснел.
– А план какой дают? С каждым годом все больше... Папа говорит, что и он не потянет, хоть у него разряд по штанге.
– Вот бы и пожалел его. Нет, ты скажи, почему ты такой толстый? не унималась Даша.
– Я не толстый, я упитанный!
– защищался Игорь.
– Мама говорит: дети должны быть упитанными. Сядешь обедать - она меня кормит, а сзади отец стоит... с ремнем, - Ступак жалобно скривился.
Зойка тут не выдержала:
– Ну, чего пристала к Игорьку?
– накинулась она на Дашу.
– Он не жадный!
Все одобрительно зашумели. Игорь всегда приносил в школу сумку из полиэтилена с портретом какой-то кудрявой певицы с широко разинутым ртом, а в сумке - множество разных бутербродов с колбасой, маслом, сыром, повидлом. Сам он бутербродов не ел, а щедро делился со всеми, говоря:
– Только вы меня и спасаете... Иначе пришлось бы за собаками с этими бутербродами гоняться.
Все ели и хвалили - бутерброды были очень вкусные, мама Ступака умела их делать - она работала буфетчицей.
Черепанов виновато вздохнул:
– Конечно, зря на Игорька так...
Ступак расправил плечи.
– Я и говорю! Если Макар и Гена помогли нам, то за это нужно сказать спасибо. И мама всегда говорит: "Бьют - беги, дают - бери". А вы... Эх!
– он махнул рукой.
– Правильно!
– зашумели вокруг.
– Нам же добро делают...
Лысюра понял, что его верх, и победоносно оглядел ребят.
– Завтра приносите свой металлолом. Глядишь, еще и перевыполним обязательство.
Из сарая выходили - кто с ухмылкой, кто хмуро, кто крепко задумавшись. По знаку Лысюры Синицын замешкался и остался вместе с ним.
Генка сел на перевернутое ведро и вздохнул:
– Знаю я Живцова, все равно будет артачиться и докапываться... Ох, и настырный парень! Разобрать бы его на совете за плохую учебу, так учится он на совесть. Да-а...
Он искоса посматривал на Синицына.
– Слушай, Марочка, - заговорил он умильно.
– Я давно хотел потолковать с тобой об успеваемости класса.
– О чем?
– вытаращил глаза Макар. Генка смущенно заерзал на ведре.
– Да понимаешь, двоек еще много! Каждый день кто-то хватает... Как бы сделать так, чтобы не было их, этих проклятых двоек?
– А как сделаешь?
– задумался Макар. Потом просиял: - Учиться надо!
– Скажешь тоже! Да разве двоечники хотят учиться? Их к учебнику и трактором не подтянешь...
– Да...
– вздохнул Макар, вспомнив, как ему тяжело было когда-то садиться за учебники.
– Я надумал!
– оживился Лысюра.
– Ты ведь все можешь. Так достань мне такой маленький радиоприемничек-передатчик. Я сижу на задней парте, никто не обращает на меня внимания. А в это время у доски кто-нибудь отвечает урок. "Садись, - говорит ему Нина Борисовна, ничего не знаешь, ставлю тебе двойку". А я в это время нажимаю кнопку и говорю тихонько: "Не два, Нина Борисовна, а три поставьте, пожалуйста. Это пионер хороший, исправится". И учительница выводит тройку.
– Ну да!
– присвистнул Синицын.
– Так она тебя и послушает!
– Ведь приборчик будет волшебный!
– доказывал Генка.
– Его, то есть меня, все должны будут слушаться! Ну, попробуй, хлопни в ладоши, а?
Макар неуверенно повиновался. Как он и ожидал, никакого приборчика не появилось.
– Не получается, сам видишь, - горестно пожал он плечами. Его тоже заинтересовал проект Лысюры.
– Нет, Синицын!
– грозно поднялся староста. Ведро зацепилось за его штаны, он с грохотом лягнул его.
– Я вижу, ты для коллектива не хочешь даже пальцем о палец ударить.
– Я вон ладоши отбил, не ври!
– защищался Макар.
– А вообще отстань.
Лысюра изо всех сил хлопал себя сзади по штанам, отряхивая пыль.
– Ну, смотри, пожалеешь.
– Испугал! Что, на собрании разберешь?
– ехидно ухмыльнулся Синицын.
– А я все про металлолом расскажу.
– Зачем я тебя буду разбирать?
– процедил Лысюра.
– Нужен ты больно. А вот одна пионерка Д. узнает, как Синицын М. завоевал на турнире главный приз.
– Какая пионерка Д.?
– Макар схватил Генку за грудки. Но тот стряхнул его руки.
– Сам знаешь, - хихикнул он.
– Эх ты, - отпихнул его Макар.
– Разве это по-честному?
– А коллективу не помочь - это по-честному?
– закипятился Генка.
– Да ведь ты же видел - не могу.
– Можешь. Для себя получать пятерки можешь, а для других - нет?
– Я учу...
– промямлил Макар.
– Как же, учишь?
– махнул рукой Лысюра.
– Когда ни придешь к тебе - баклуши бьешь. И на уроках не слушаешь, даже других отвлекаешь.
Синицын съежился. Как объяснить Лысюре, что он может, а что не может? Ведь тот и слушать не хочет, долдонит свое: давай волшебный приборчик. А где его возьмешь? Но с другой стороны он прав: надо избавляться в классе от двоек.
– Но почему обязательно с помощью волшебства? Вон в четвертом "Б" ни одной двойки, они ведь без волшебства обошлись?
– Сравнил тоже!
– сплюнул Генка.
– Там коллектив нормальный. А тут всякие Живцовы мешают вывести класс в передовые. Для вас же стараюсь, а на меня все шишки...
Он скривился. Макар растрогался.
– Не переживай!
– хлопнул старосту по плечу. Тот сразу оживился:
– Значит, сделаешь? Заметано?
– Потом скажу, дай время, - засопел Макар.