Увечный бог
Шрифт:
Тартенал пожал плечами: - Я Аблала Сани и всегда им был. Ничего другого не знаю. Никогда не знал.
Икарий снова смотрел на могилу.
– Он меня защищал.
– Да.
– Но я не знаю, кто он!
Аблала снова пожал плечами. Нет позора в том, чтобы оплакивать незнакомца. Аблала сам так много раз делал. Он опустил руку, взял черепок, поглядел на небесно-голубую глину.
– Красиво, - пробормотал он, пряча осколок в пояс.
Икарий взял оружие и встал лицом к северу.
– В этот раз чувствую: я близко.
Аблала подумал спросить, к чему близко, но смутился и тут же забыл вопрос. Он не верил, что вспомнит. Все тревожащие вещи уходят в одну сторону и никогда не возвращаются...
– Рад, друг, что ты нашел любимую женщину, - сказал Икарий.
Воин-великан улыбнулся Релате и получил в ответ каменный взгляд. Она ведь говорила, что вдвоем им было лучше. Но она
Когда Икарий двинулся в путь, Аблала подобрал полезный мешок незнакомца, повесил на плечо и пошел вслед за воителем.
Релата догнала их вскоре, когда Аблала снова вытащил черепок и начал им любоваться. Икарий глянул на кусочек глины, остановился и посмотрел на оставленный могильник у холма. Он молчал и хмурился.
Аблала готов был идти дальше, когда Икарий произнес: - Друг, кажется, я что-то вспомнил.
Эпилог I
Усевшись на камнях моста
Солдаты словно вороны глядели
Как когти были черные клинки
Глаза светили славой сквозь убийства копоть
Скрипя окованными сталью костылями
Я подошел с терпением калеки
И перед ними, пошатнувшись, встал
Едва дыхание переводя
Они смотрели смело, не таясь
Они сидели, ждали что скажу
– Пришел, - я говорю, - с рождения дороги,
– Пришел, - я говорю, - взять лучшее, что в нас.
Сержант рыжебородый подмигнул
Открылся рот, блеснули влажно зубы:
– Немногие дороги на земле
Нас к лучшему приводят, старина.
– Но вы прошли по всем путям мужчин,
Сказал я, - перед вами матери бежали
И дети. Неужели нет тропы
По коей может ковылять старик, такой как я?
Целитель стаи той был кости весь и кожа
Он мне ответил: - Старина, провел я век
В огне груди, где сердце ровно бьется
Меж легких; я по мускулам змеей
Скользил, я плыл в потоках крови, холодея.
Прошел я все пути, они ведут во тьму
В конце лишь воля остается нам
И воля может отдохнуть. Посмею, -
Он продолжал, - сказать, что места нет
Внутри нас, как ни ройся, ни ищи
Какие таинства ни пробуждай
Тому, что ты назвал столь дерзко "лучшим".
Затем солдат с лопатой и киркой
(Такой сумел бы форт за день построить!)
Неспешен в мысли, основателен во всем
На солнце поглядел и мне сказал:
– Напрасно не ищи в роскошных храмах
И не ходи в хоромы богачей
Мы грабили их часто, раз за разом
Мы плавили иконы и святыни
И плакали сокровища в огне
Рождая лишь улыбки вожделенья
И жажду долгой власти. Понимай:
Дороги вьются из неведомых эпох
Дороги в будущее манят нас, под ноги
Ложатся так покорно, не давая
Ключа к загадочным желаниям твоим
Ведь каждая на крови и костях
Проложена. Рабы сгибали спины
Вся жизнь была им смертным приговором
Звенели цепи страха и нужды.
Все, что мы строим, рушится однажды.
– Но где же, славные солдаты, я найду
Все то, что лучшего есть в нас, когда не в плоти
Не в сводах храма и не на камнях
Которыми замощена дорога?
– Сумей ответить мы, - сказал сержант, -
Кровь не лилась бы горестным потоком
И лекарь мой целил бы раны взглядом
И труд рабов стал отдыха светлей.
– Сумей ответить мы, - сказал сержант, -
Вороны б голодали повсеместно
Мы когти бы забросили в болото -
Пусть боги подерутся, если воля их.
– Но мы не находили никогда
То лучшее, что в нас, до сей поры.
– Но почему?
– спросил я, потерявшись
И он сказал: - Мы на мосту сидим
С прихода блеклого рассвета. Наш насест
Уныл и скучен, выщерблен шагами
Однако же высок - тебя узрели искрой
На горизонте, размалеванном зарей
– Мучительно ты ковылял, и мы рыдали
Дивились, отчего в тебе такая воля
Но ты пришел, согбенный, с костылями
Сказал, что ищешь лучшее, что в нас.
– И лучшее, что в нас, мы в миг один узрели
Сокровища, что были под рукой
Смиренно пред тобою мы кладем
Безногий человек, пришедший по дороге.
Что ж, вежливый солдат - большая редкость
И я ответно их благодарил
И, мимо проходя, мост пересек
Стремясь к бескрайнему пути, что впереди
Я шел, чтоб лучшее сыскать, что в нас таится
В один прекрасный день оно передо мной
Возникнет, путь благословив. В дорогу эту
Давно я вышел, и дорогу я окончу
Там, где нас ожидает лучшее, что в нас.
В конце война стала битвой за освобождение. Жители Колансе вышли из города и после пяти дней тяжких трудов большие траншеи, редуты и ямы стали длинными курганами. Три кургана возвысились на месте Битвы Благого Дара, там, где летерийцы, болкандийцы, гилки и Тартеналы сражались с армией брата Старательного; а у подножия рухнувшего Шпиля три горы сырой земли отмечали павших Имассов, Джагутов и К'чайн Че'малле, а курган меньшего размера упокоил двоих малазан. Именно у него произошло собрание.
Оставаясь на почтительном расстоянии около покинутых окопов, Лорд Нимандер стоял с Корлат и дядей, Сильхасом Руином. Вместе с Скиньтиком, Десрой и Апсал'арой они сопроводили отряд под предводительством капитана Скрипача на всем долгом и утомительном пути к берегу.
Нетрудно оплакивать гибель храбрых мужчин и женщин. Как и рожденных для войны солдат-рептилий. Нимандер не стыдился слез, оросивших его лицо, когда он услышал о резне, уготованной Имассам в миг воскресения. Те, что выжили, несколько дней назад ушли на север в поисках вождя. Говорят, его судьба до сих пор остается неизвестной.
Брат отца, стоявший рядом с Нимандером, горевал по исчезнувшему старому другу, Туласу - он был уничтожен в Войне Пробужденных Драконов. Меч у бедра Сильхаса до сих пор содержал души трех уцелевших Элайнтов Куральд Эмурланна. Подробности этого связывания остались неясны Нимандеру, ибо дядя оказался весьма неразговорчивым.
С востока налетал дождь. Нимандер смотрел, как близится стена серых туч. Потом он оглянулся на Корлат. Нечто пробудило горе и в ней, Сестра Холодных Ночей была сокрушена. Она заметила фигуры, сошедшиеся на вершине кургана, сделала полшага вперед и замерла.
– Корлат, - произнес Нимандер.
Она опомнилась и повернулась, глядя тоскливыми глазами.
– Владыка?
– Не время нам вмешиваться.
– Понимаю.
– Тем не менее я считаю, что мы должны как-то донести до них уважение и почтение. Смею ли просить вас, Сестра Холодных Ночей, представлять нас на их церемонии?
Что-то ушло c ее лица, черты вдруг смягчились, засияв прежней красотой. Она поклонилась.
– Владыка, я поспешу.
Нимандер смотрел ей вслед.
Сильхас Руин сказал: - Твой отец всегда ценил ее выше прочих, Лорд.
– Сильхас, она отдала сердце человеку, малазанину, погибшему при покорении Коралла.
Белокожий мужчина чуть помедлил.
– Он, должно быть, был... необыкновенным.
– Полагаю.
– Мое знакомство с этими малазанами было кратким. Помню их мундиры со дня... попытки в Летерасе. Сказать, что они заслуживают уважения - это слишком мало. Я не хотел бы снова с ними сталкиваться.
Нимандер удивленно глядел на дядю.
Нерешительно, ослабев от внезапно нахлынувшего смущения, Корлат медленно замедлила шаги в двадцати саженях от собрания победителей. Слева стояли в строю малазане - армия, известная как Охотники за Костями. Дальше, на возвышенности расположились гораздо более многочисленные ряды второй малазанской армии, Войска.
Справа, у лагеря К'чайн Че'малле Солдаты Ве'Гат и Охотники К'эл построились за спиной Матроны. Из строя вышла женщина, похоже, намереваясь встретиться с Корлат.
Возможно, в ее компании она обретет силы. Если нет... вряд ли она решится подойти ближе. Сердце лежало в груди, словно открытое - а она-то думала, что дни глубокого горя миновали! Но вид малазанских морпехов - вид Ежа, Быстрого Бена и Калама - заново разбередил ее раны. Когда ее, посланницу Нимандера, наконец увидели, то лишь приветственно кивнули; она начала подозревать, что зря держится на расстоянии.
Но... возможно, они считают, что она хотела украсть у них сержанта. Возможно, ее винят в его смерти. Она не знает. А ныне ей приказано снова присоединиться к ним у могилы двух малазанских моряков.