Увертюра ветра
Шрифт:
Сборы шли полным ходом, внеся непоправимые изменения в обстановку гостиной. В и без того небольшой комнатке стало просто не протолкнуться. Плетеные креслица и оказались погребены под стопками со сменной одеждой и зачем-то развернутым шерстяным одеялом, на котором нам уже посчастливилось спать в одну из лесных ночевок. По столу, вперемешку с почему-то высыпанными мимо стоящей рядом вазы фруктами, лежали книги, а подле них - баночки, кисточки и пушистые (не кисточка! Для пудры) непонятного назначения, перепачканные в чем-то кремово-розовым. Не сразу я понял, что это не что иное, как та самая косметика, путешествующая в чемоданчике Камелии. А на стол она переместилась, наверное, на вчерашних Бельтайнских сборах.
Сосредоточение мое было так глубоко, что я не сразу услышал ответ.
– Добро утро, мастер!
– радостно и как всегда звонко воскликнула Камелия, одарив меня лучистым взглядом и такой же светлой улыбкой. Я невольно улыбнулся в ответ и подумал, что утро, кажется, не так уж не задалось. Но следующей фразой она разуверила меня в обратном: - А где вы были? Та милая девушка, которая помогала нам со сборами, сказала, что видела вас гуляющим на улице Старых Лип...
– Гулял, - излишне резко, в миг растеряв все благодушие и насторожившись, подтвердил я.
– Что-то не так?
– Так, но...
– робко начала Камелия, сбитая с толку такой реакцией на невинный, как ей думалось, вопрос.
– Тогда о чем разговор?
Девушка жалостливо, совершенно ничего не понимая, посмотрела на меня и замолчала. И молчание это было каким-то особенно грустным.
Я почувствовал легкий укол совести, но извиняться и не подумал: слишком зол был любопытными Shie-thany, все еще опьяненными Бельтайнским цветочным медом, и на полезшую с расспросами Камелию. Терпеть не могу, когда посторонние лезут в мои дела. Особенно если дела эти не ладятся.
Даже Нэльве отвлекся от копошения в сумках (кажется, тех самых, прихваченных при побеге из Торлисса) и поднял на меня заинтригованный взгляд.
– Что это с тобой?
Я проигнорировал его и, перестав, наконец, подпирать косяк, прошел в гостиную и присоединился к сборам.
Совет посчитал своим долгом посодействовать нам в сборах. И, как я видел сейчас, данное вчера обещание выполнил. Правда, помимо фруктов, сыра и свежевыпеченного хлеба нам зачем-то принесли и два комплекта одежды. Мужской.
Эдак мне тонко намекнули, что сейчас я в редком рванье? Нет, конечно, в некотором смысле так и есть, но...
– С утра и уже не в духе, - фыркнул Отрекшийся. И задумчиво протянул, глядя в распахнутое в ранее лето окно: - Видимо, прогулка не задалась...
Мне ужасно захотелось сгрести эту самую одежду в кучу и швырнуть в Нэльвё, но я сдержался. Перебрав стопку и убедившись, что предназначена она именно вашему покорному слуге, я подхватил штаны и рубашку, отложив пока сюртук в сторону, и отправился в спальню переодеваться.
Вернулся я остывший и устыдившийся собственной вспышки - как и всегда слишком запоздало, чтобы что-нибудь изменить. Старая одежда, чего только не претерпевшая за наше короткое путешествие, выглядела так плачевно и жалко, что я даже складывать ее не стал: скомкал, норовя сразу же по выходу из спальни зашвырнуть куда подальше. С этим "куда подальше", впрочем, вышла заминка. Так ничего и не решив, я не нашел ничего лучше, чем примостить эти тряпки на край стола.
Камелия, ходившая сосредоточенно мрачной (наверное, старательно запрещала себе улыбаться, опасаясь моего непредсказуемого и оттого вдвойне опасного негодования), при виде меня не сдержалась:
– Ой! А так вам лучше!
"Так" - это как?
– подмывало спросить меня.
– Не в обносках?"
Я сжалился и смолчал, хотя вопрос был закономерен: что сейчас, что прежде я ходил в совершенно обычных штанах и обычной же рубашке. Всей разницы - качество ткани и пошива, да новизна. И сидит, наконец-то, по размеру, а не болтается в плечах.
Нэльвё, все еще занятый разбором впопыхах забранных из дома вещей, покосился на меня через плечо и многозначительно хмыкнул. Я, пользуясь тем, что Камелия на что-то отвлеклась и не смотрит в нашу сторону, украдкой показал ему кулак - и заработал еще одну ухмылку, не менее обидную.
Я еще раз огляделся, оценивая размах бедствия. По всему выходило, что возиться со сборами нам никак не меньше пары часов, потому что до того мои знакомцы разводили бурную, но совершенно непродуктивную деятельность. Вздохнув, я побродил по гостиной в поисках очередной чересседельной сумки. И, найдя означенную, присоединился к сборам, начав с мозолившего глаза (и мешающего сесть на диван) одеяла.
Краем глаза я постоянно следил за Камелией, не рискуя выпускать ее из вида. От нее можно было ожидать чего угодно, и лучше бы быть к этому "чему угодно" готовым. Но время шло, сборы... тоже шли, но не так быстро, как хотелось бы, а в гостевом домике, выделенном нам Советом, была тишь да гладь. Я расправился с первым одеялом, вплотную подобрался ко второму. Нэльвё покончил с инспекцией вещей и отобрал у меня третье одеяло.
Насторожился я только тогда, когда Камелия, собрав рассыпанную по столу косметику, вдруг заинтересовалась той кучей тряпья, которая когда-то была моей одеждой. Она с любопытством потянула за рукав - и выпустила его, не дожидаясь моего предостерегающего окрика, когда уютную тишину позднего утра всколыхнул серебряный перезвон колокольчиков.
Ноктюрн скрипящих половиц под чьими-то легкими шагами, заигравший следом, известил о том, что гость не нуждался в чьем-то разрешении. Ударом сердца позже в плавном изгибе арке показалась Миринэ, одетая так же скромно и просто, как вчера.
Я, уверенный, что она не то, что сама не придет - вообще не захочет со мной говорить (и потому как полный идиот все утро проходивший у ее крыльца, так и не решившись постучаться), встрепенулся. И от неожиданности не нашел ничего лучше, чем сбивчивое:
– Добрый день.
Она опустила ресницы, скрыв лукаво сверкнувшие глаза цвета весеннего неба, и ответила со сдержанной улыбкой:
– Добрый, Мио.
– Ой! Вы же Внимающая, да? Та самая, что нас встретила?
Восклицание Камелии разбило повисшую между нами неловкую паузу новой, еще большей неловкостью. Миринэ смутилась (если это прелестное создание действительно умеет смущаться) и, с секундным промедлением, ответила, улыбнувшись: