Увези нас, Пегас!
Шрифт:
На возвышении устроились два оркестра, струнный и духовой. Они будут играть на переменках. Бал открыл мэр Гедеона сквайр Стефенс.
– Молодые друзья! – сказал он. – Мы связываем с вами большие надежды! Сегодня бал цветов. Развлекайтесь, веселитесь, но помните, что завтра, быть может, вам придется взять в руки оружие! Здесь много цветов, как я вижу. Красные, белые, желтые, голубые. Но Черная Роза превыше всего!
Оркестр грянул «Славься, Черная Роза». Бравую речь сквайра Стефенса приветствовали криком и брошенными вверх шляпами. Потом все закрутилось и завертелось. Пошли польки, кадрили, мазурки и бесконечные вальсы. Старики выстроились по стенкам, засунули в рот сигары и одобрительно кивали головами. Скоро в зале уже висела синеватая дымка. Я думаю, всего легче дышалось в курительной, там почему-то никто не курил.
Наша Мари имела успех. На нее сразу накинулись местные щеголи с чересчур узкими талиями, чересчур обтягивающими брюками и чересчур загнутыми носками башмаков. Первым пострадал Люк Чартер. Несмотря на свой огненный мундир, он никак не мог перехватить у Мари вальс или польку. Отчаявшись, он стал танцевать с Флорой Клейтон, но и та скоро предпочла менее знакомых кавалеров.
Мы с Моррисом выпили для храбрости по бокалу шампанского марки «Редерер» и почувствовали себя не хуже других, хотя совсем не знали этих кадрилей и мазурок. Зато вальс мы накручивали так, что наши дамы обмирали. В конце концов мы добрались и до Мари, каждый станцевал с ней по разу.
Близнецы Смиты лихо отплясывали друг с другом. Несколько дней назад они выписали очки и теперь ходили только в очках. Можно позавидовать близнецам Смитам. Наверное, до старости они будут держаться за руки, никто им особенно не нужен.
Неужели я все-таки влюбился в Мари? Все время искал глазами ее красное платье. Вот она танцует с сыном судьи, вот с каким-то лихим глиноедом, он даже на бал пришел в кожаной куртке и жирно начищенных сапогах. Она совсем не замечает меня. Но нет. Вот пронеслась мимо и вспыхнула ярким личиком, бросив веселый и, как мне показалось, ласковый взгляд.
Я немножко воспрянул духом и добился от нее тура вальса. Когда мы кружились, она сказала:
– Ax, Майк, я так хорошо представляю себе Париж. Мне так хочется в Париж! Там танцуют с утра до вечера. Ты хочешь в Париж, Майк?
– Чего я там не видал!—сказал я презрительно.
– Чудаки вы с Моррисом. Все-таки ты выглядишь старше своего брата. Неужели ты моложе на целый год?
– Мы родились почти одновременно, – сказал я.
– Да-а? – протянула она. – Как же это так?
– Бывают случаи, – сказал я. – Сначала появился на свет он, а спустя три недели я. Только он в декабре, а я в январе. Вот и получилось, что разница в год.
– Правда? – она округлила глаза. – Разве так бывает? Я не знала. Ты не врешь?
– Конечно, не вру, – сказал я. – Просто я немножко задержался в пути. Когда-нибудь тебе расскажу.
– Ой, как интересно! Расскажешь, Майк?
«Неужели ты такая глупая? – думал я уныло. – Да разве в этом дело? Дело в том, что у тебя серые пушистые брови, длинные ресницы и розовые щеки. А глаза у тебя веселые и глупые».
– Все девочки глупые, – сказал я по этому поводу.
– И я? – спросила она.
– Все, кроме тебя, – заверил я.
«Что ты можешь знать о Париже, глупенькая Мари Бланшар? – думал я. – Что там танцуют с утра до вечера?» Странно, почему можно влюбиться в глупую девочку? Об этом я спросил Флору Клейтон.
– Ты думаешь, можно влюбиться в глупую девочку?
Черноволосая пампушка Флора ответила вопросом:
– А можно влюбиться в глупого мальчика?
– Глупых мальчиков не бывает, – грустно сказал я.
– Ну да, конечно, – заметила Флора, – умные только вы со своим Моррисом.
– Ничего такого не говорю, – ответил я смиренно.
Совсем не в своей тарелке чувствовал я себя на балу. И сюртук стал жать, и сорочка сдавила горло. Но самое главное, я не мог спокойно смотреть на красное платье Мари Бланшар. Мне хотелось подойти и сказать ей какую-нибудь дерзость.
А бал, бал гремел оркестрами, расточал запахи цветов и желтое придушенное пламя масляных светильников. Я не вытерпел, я подошел к дочке какого-то фермера и сказал:
– Et bien, petite, dansons peut-etre?
– Чего вы сказали? – спросила она простовато.
– Нет, ничего, извините, миз. – Я специально сказал это «миз», а не «мисс», как говорят приличные люди. Я тоже прикинулся простаком.
Я вышел в курительную комнату. Здесь огненный Чартер сиротливо корчился в углу дивана.
– Как поживаешь, Люк? – спросил я.
– Называйте меня на «вы», – уныло ответил он. – Я старше вас на три года.
– Да, не везет нам с тобой, – сказал я. – Мари и дела до нас нет.
– Еще бы! – сказал он. – Какое ей до меня дело.
– До нас, – поправил я.
– Нет, до меня. Вам хорошо, у вас паровоз. А у моего папы долги во всех лавках.
– Неужто, Люк? – сказал я.
– Поэтому она и не обращает на меня внимания, – печально промолвил Чартер.
– Но ты же офицер. Быть может, ты станешь начальником пожарной команды.
– Не хочу, – он махнул рукой. – Поеду учиться на Север.
– Ого! Как бы нас не услышали!
– Слишком тут жарко, – сказал Чартер.
– А если война начнется?
– Пускай воюют.
– На чьей же ты будешь стороне?
– Я поеду учиться. Я стану адвокатом.
– Но тебя заберут в солдаты. И на Севере, и на Юге.
– А ты думаешь, они станут воевать? – с детским удивлением спросил Чартер.
– Кто знает, Люк. Ты ведь слышал, Черная Роза собирается отделяться.
– Я ничего не собираюсь.
– Да, но ведь ты настоящий южанин, Люк.
Он сморщил лоб.
– Мистер Аллен, вы какой-то странный. Вы и ваш брат. Я думаю, вы шпионы.
– Чьи? – удивился я.