Уйти, чтобы остаться
Шрифт:
— Давно! — выкрикнул Вадим. Он понял, что игра в дурачка не пройдет. Надо менять методу. Если попытаться ударить с другого боку: — Я тогда не мог добиться стабильного сигнала.
— Но это было давно, — улыбнулся Киреев.
Ясно, вопрос уже решен. Не отвертеться. Именно ему поручат эту тему. Добывать для отдела деньги. И этого надо было ожидать. Теперь по крайней мере перестанут на него косо смотреть. Действительно, сколько времени человек занимался вопросом, который считался давно решенным и сданным в архив. Получал зарплату, пользовался аппаратурой, и все для того, чтобы доказать, что многолетняя
Вадим оглянулся. Кто смотрел равнодушно, кто злорадно — допрыгался. Или ему так кажется?
Савицкий, с тяжелым вздохом, словно он перетаскивал мебель, потянул Вадима за рукав. Он передал записку. Если это карикатура, Ипполиту стоит дать по шее. Вадим развернул листок. «Ты кретин. Радуйся! Фортуна! Прикрывайся новой темой. Ты не только рассчитаешь свою дурацкую модель, но и залезешь на Венеру». Вадим смял листок и сунул в карман.
А что, если уйти в отпуск? Так его сейчас и отпустят. Вчера, бы отпустили с радостью, а сегодня… Вадим повернулся к Савицкому:
— Вы были когда-нибудь в Ялте?
— Что?
У Савицкого усталый вид. А в радужных зрачках расплываются отраженные от доски интегралы.
— Нет, ничего, — вздохнул Вадим.
До двери два хороших шага. Неловко, если она станет скрипеть. Вадим встал и, пригнувшись, на носках сделал два шага. Дверь не скрипнула.
По аллее шли три цыганки. В длинных черных платьях и платках. У одной из них на руке большая плетеная сумка. Вадим впервые видел в обсерватории цыган. Вероятно, они прошли с западной безоградной стороны.
Заметив в окне Вадима, цыганки остановились. Та, что в середине, неторопливо нанизывала на губу семечную скорлупу, словно гирлянду. Две другие рассматривали обсерваторные сооружения с тайным любопытством, а внешне это должно было выглядеть как равнодушие.
— Слушай, начальник, сойди, погадаю, — произнесла та, что с сумкой.
Вадиму было любопытно и еще почему-то неловко.
— Значит, неприятности имеешь большие. Подойди, все расскажу… А ты нам объясни, что здесь делается? Интерес наш есть.
— Ничего не делается. Работают люди.
— А ты расскажи, не серчай.
Цыганка смотрела добрыми теплыми глазами, то и дело поправляя платок. Вадим задержал взгляд на загорелой крепкой ее руке. Чем-то знакомым и родным был этот жест, смуглая немолодая рука, синий платок…
— Эти штуки никак вроде локатора? — вдруг произнесла одна из цыганок, показывая на радиотелескоп.
Вадим удивленно кивнул.
— Мы в прошлом году жили рядом с воинской частью, — пояснила цыганка в синем платке, — так все грамотные стали.
— Верно. Вроде локатора, — произнес Вадим.
— Послушай, а нельзя посмотреть куда-нибудь? Чтобы глазами видеть. Устрой, а? А мы тебе погадаем. Устроишь?
— Не могу я. Во-первых, я не имею отношения к оптическим инструментам. А во-вторых, сейчас день. И пасмурна, даже солнца не видно.
Цыганки посмотрели на небо и о чем-то по-своему переговорились.
— Дождь будет, — вздохнула та,
Вадим пожал плечами и промолчал.
— Неприятности у тебя. Ты сам человек башковитый… Врагов имеешь. И друзья твои недовольны. Потому что ты против всех упрямишься. Подружка у тебя… Только ты ее любить не будешь. Время с ней проводить будешь. Вроде как отдых от забот она для тебя.
«О ком это?» — подумал Вадим.
— Слушай, это отсюда запустили на Луну машину?
— Нет.
— Ой, врешь! Покажи, начальник, покажи, не жалей. А то дождь пойдет. Ой, дождь пойдет.
— Да не отсюда. — Вадим решал, как бы уйти, да так, чтобы не обидеть женщин. Вдруг они запросят денег за гадание, а в кармане, как нарочно, пусто. Не рассчитывал. Еще скандал поднимут.
Он сделал шаг назад в глубину коридора. Цыганка с сумкой приподнялась на носках и весело крикнула:
— Добрый ты человек, мягкий. По доброте страдать будешь… Где другие съедят, ты только укусить успеешь. Денег бы дал. Небось большие рубли получаешь.
Вадим усмехнулся, отмахиваясь от женщины рукой. Еще шаг — и в окне будет видно лишь темное, насыщенное водой небо.
Вадим почувствовал, что кто-то подошел. Обернулся и увидел Ковалевского.
— С кем это вы? — произнес Ковалевский и продвинулся к окну. Возможно, он и не хотел этого. И все получилось неожиданно, как для Ковалевского, так и для Вадима.
Цыганки вначале притихли, но потом разом загомонили — вид Ковалевского их воодушевил.
— Начальник, начальник… Такой красивый. Покажи, откуда машину на Луну забросили. Место покажи, что с ним сделается?
Ковалевский высунулся из окна и показал в сторону шоссе — туда идите, там.
Женщины помахали рукой и повернули к шоссе. Они поверили.
Ковалевский посмотрел на Вадима. Тот стоял неподвижно, глядя поверх, куда-то в оконный проем.
— Ну вот… Трудности решены, — и улыбнулся. — Что это вы?
— Зачем вы так… Ведь они вам поверили. И дождь сейчас пойдет, — сухо проговорил Вадим.
Ковалевский секунду смотрел в голубые глаза Вадима, затем резко обернулся к окну;
— Эй… Послушайте, как вас…
Цыганки остановились.
— Я пошутил… Обманул. Это обсерватория, а не космодром, пора бы и знать. Идите лучше на автобусную остановку.
Поведение Ковалевского было для Вадима неожиданностью. Вежливому человеку не мешает поздравить профессора с возвращением. Но Вадим молчал. Он не мог понять, почему Ковалевского не было на совещании у Киреева. И еще он подумал о том, что за годы работы в обсерватории он почти не знал Ковалевского. Не потому ли, что сталкивался, в основном, с Киреевым. Изучил многие разделы радиоастрономии по книгам Киреева, конспектировал лекции Киреева… А где Ковалевский? Доктор наук, профессор, депутат, лауреат. Ученый с мозолистыми широкими ладонями. Отчего у него мозоли? От рождения? Сын крестьянина-бедняка?! Ковалевского трудно застать в обсерватории. Он то консультирует установку спецсооружения где-то в Азии, то на Севере монтирует радиотелескоп, месяцами пропадает на Алтае с особым заданием, то отправляется за границу… Странно, Вадим всегда считал, что у Ковалевского серые глаза с монгольским разрезом. Оказывается, они голубые…