Уйти, чтобы остаться
Шрифт:
И Вадим еще вспомнил, что уже назавтра он не испытывал подобного чувства. Оно куда-то пропало, как медленно стекающая вода. То есть он был так же нежен с Ириной, как и в первую ночь. Но только внешне. Себе-то он мог в этом признаться…
И вот сейчас Вадим испытывал то искреннее чувство, как в ту первую, ставшую уже далекой ночь…
Вадим остановился и провел ладонью по ее лицу. Ирина прикрыла глаза и прислонилась к его груди. Пальцы Вадима нащупали холодные камешки клипсов.
— Вот еще. Зачем ты их надела в
— Мне хочется нравиться хотя бы себе…
Они пошли дальше, поддерживая друг друга за талию.
— В детстве была такая игра «замри», — произнесла Ирина. — Сейчас мне кажется, что какой-то добрый волшебник сказал «замри»… Ну, хотя бы что-нибудь пошевелилось. Нет?!
— Ага, — подтвердил Вадим.
— Что ты делал сегодня вечером?
— Разбирал кое-какие работы Киреева. И еще одного человека.
— Зачем?
— Я с тобой, об этом хотел поговорить, Ира… Вадим рассказал о визите к Савицкому. Правда, он не назвал фамилии. Просто о визите к одному из сотрудников отдела… Его интересовало мнение Ирины.
Вадим напряженно прислушивался. Несколько минут Ирина молчала, прежде чем произнесла:
— Как у Шекспира: «И этот бог, какой ничтожный идол!»
— В том-то и дело, что… Понимаешь, Ирина, работа Киреева интересна. Свои, именно киреевские мысли. Я их ни с чьими не спутаю… Мне казалось, что тот, другой, позаимствовал идею у Киреева, а не наоборот. Вот что странно. Конечно, есть неоправданные ходы. Киреев, например, избежал теорему Соболева и наворотил что-то сложное, запутанное.
— Что тебе сказать, — перебила Ирина. — Честно говоря, я не верю, чтобы Киреев мог допустить такое. Так он поступить не мог, мне кажется… Впрочем, кто знает…
— Не могу поверить… Знаешь, у этого человека тяжело сложилась жизнь. И он какой-то ущербный, что ли… Может быть, заблуждение? И он сам не замечает? Сколько известно случаев, когда одни и те же темы решаются одновременно и независимо. Совершенно разными людьми…
— Тебя очень это мучает, Дима?
— Очень.
— Почему?
— Я верю в порядочность Киреева. Я очень его уважаю… Но у кого нет недостатков? Я учился у него. Это очень сложно.
Снег пошел неожиданно и сразу густыми хлопьями. Видно, его нагнали тучи, что подползли с севера. А хлопья почему-то казались теплыми…
— Знаешь, пойдем ко мне, — предложила Ирина.
— А тетя?
— Господи, у меня же есть своя комната. Или ты забыл?
— Ты очень этого хочешь, Ирина?
— Не всякий вопрос можно задавать женщине… Неуклюжий ты парень, Димка.
Вадим ошалел от радости. Он схватил Ирину на руки и сделал несколько шагов. Ирина болтала ногами и хохотала. И вдруг притихла.
— Ключи?! Только что выскользнули…
Минут пять они ползали на четвереньках, перебирая снег руками. Пальцы смерзались и плохо сгибались. Вадим клял себя последними словами. Вслух и про себя.
— Ведь счастье
Вадим себя почувствовал виноватым вдвойне. Он готов был пожертвовать чем угодно, только бы нашлись проклятые ключи.
И они нашлись!
Вадим сел на снег и принялся хохотать, потряхивая ключами, как кастаньетами. Рядом в снег плюхнулась Ирина. Устала… Ей-то что — меховая куртка и штаны, да еще и пимы. Ирина легла на спину. Снег бархатными хлопьями летел в лицо, повисая на ресницах.
— Знаешь, французы запустили ракету типа «Вероника». С котом Феликсом на борту.
— А ты злая, — ответил Вадим, не переставая бренчать ключами. — Ты мне никогда этого не простишь.
— Я — ревнивая, — серьезно ответила Ирина.
А снег все шел. И почему-то норовил в лицо.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Вы не находите? Ангел, что в центре компании, напоминает меня.
Вадим взглянул на потолок. И вправду, у ангела было какое-то сходство с Киреевым. Розовое полное лицо, мощная шея и белые женские руки. И еще голубые маленькие глаза.
— Я всю жизнь улавливаю это сходство. Словно он стареет вместе со мной.
Киреев осторожно размешивал в стакане чай, чтобы не плеснуть на бумаги, разложенные на столе. Он был в просторном плюшевом халате с шелковым шнурком, который то и дело развязывался.
— В котором часу передавали объявления?
— В половине девятого, — ответил Вадим.
— Следующее будет только вечером? Вот что. Мы сейчас позвоним на радио и уточним.
Киреев разгреб бумаги в углу стола и обнаружил низенький голубой телефонный аппарат. Узнав в справочном телефон, он набрал номер отдела информации.
— Я вам сейчас дам почитать любопытную вещицу, — прошептал Киреев, ожидая ответа. — Вот, где отмечено карандашом, — и он протянул Вадиму тяжелую книгу.
«Светлейшему повелителю Великому понтифику Павлу III», — читал Вадим. Ниже было помечено карандашом: «Поэтому я долго в душе колебался; следует ли выпустить в свет мои сочинения, написанные для доказательства движения Земли, и не будет ли лучше следовать примеру пифагорейцев, передавших тайны философии не письменно, а из рук в руки и только родным и друзьям, как свидетельствует послание Лисида к Гиппарху. И это делалось не из ревности к сообщаемым учениям, а для того, чтобы прекраснейшие исследования не подвергались презрению тех, кому лень хорошо заняться науками, если они не приносят им прибыли. А если увещевания и пример других приведут их к занятиям, то они вследствие скудости ума будут вращаться среди философов, как трутни среди пчел…» На этом пунктир обрывается. На обложке вытиснено — «Николай Коперник. Об обращении небесных сфер».