Уйти, не оставив следов
Шрифт:
– А где твой телефон? – не поняла моих манипуляций подруга.
– В Тарасове оставила.
– Зачем?
– Я тут поразмыслила, уж больно легко на нас выходят. Причем происходит это безобразие регулярно, что исключает вмешательство слепого случая.
– И это значит?
– Жучки и маячки можем сразу отмести, я регулярно проверялась на наличие посторонней электроники. Остается утечка информации или слежка за мобильными устройствами. Что, в свою очередь, снова подразумевает утечку информации, ведь для слежки нужен номер абонента.
– Женя,
– Тебе так только кажется. Такси вызывала? Несколько раз. Значит, в базе данных диспетчеров номерок уже имеется. Услугами банка пользовалась? Значит, оставляла свой телефон сотруднику. Как только сим-карта активирована, служащие компании связи могут пользоваться твоим номером, например, включать рассылку рекламы. Проходя по центральным улицам современного города, среднестатистический человек засвечивается на камерах видеонаблюдения около пятидесяти раз. Передвижение субъекта можно наблюдать с восьмидесятипроцентной точностью, даже бегать за ним не нужно.
– Но для этого надо иметь юридические санкции.
– Только в последнем случае. И то необязательно, достаточно хороших связей или большой взятки. Вариантов так много и разбираться в этом так сложно, что я решила исключить их все. Дачный поселок и новая симка вот, что нам сейчас нужно.
– А если они опять вычислят наше местоположение?
– Значит, их возможности гораздо шире, чем можно представить.
– Отлично, и долго здесь сидеть?
– Вот об этом я собираюсь поговорить с тобой.
– Долго решаешься, новости плохие?
– Очень. Сегодня утром Генка приезжал. Нас подали в розыск, пока как возможных свидетелей. Надеюсь, не надо объяснять, как легко из свидетеля можно превратиться в подозреваемого?
– Из-за убийства в поезде? – насторожилась подруга.
– Оля, не только! Кто-то убивает топтунов, что следили за нами. Просто питерские менты еще не связали эти смерти с трупами в купе и нашими личностями. Но тот, кто послал топтунов, уже все знает. Он или виртуозно подставляет нас, или этот человек не один, и они вступили в борьбу между собой, ну и с нами заодно.
– Но что же им надо?
– Вывод напрашивается сам собой – драгоценность твоей семьи. Все закрутилось после того, как тебя вынудили достать брошь из тайника.
– Тогда я ее просто уничтожу.
– И кто в это поверит? Да и как сообщить всем заинтересованным лицам? Мы их по-прежнему не знаем.
– Тогда продам. Заявлю о продаже на крупном европейском аукционе.
– Могло бы сработать. Если они люди доверчивые, поверят аукционным экспертам. Или достаточно влиятельные, чтобы внедрить своего человека для проверки подлинности вещицы.
– Они тиранят моих родных десятки лет, найдут возможность подлинность проверить!
– У такого плана есть слабая сторона.
– Какая, интересно?
– Ты не знаешь точной стоимости броши.
– Что же делать?
– Приостановить расследование, по крайней мере в нашей стране. Эти убийства не дают мне покоя, может, все специально устроили, чтобы тебя прижать.
– Я отдам им брошку, пусть только выйдут на контакт.
– Не советую, сейчас это твой единственный козырь. Такие люди не способны на честную сделку. Что им помешает получить вещицу и засадить тебя в тюрьму или того хуже?
– Женя, – обморочным голосом уточнила подруга, – почему ты говоришь «тебя»?
– Хотела сказать «нас», но подставляют именно тебя! Не хочу пугать, но убитыми нашли только тех топтунов, что ходили за тобой, Оля.
Подруга закрыла лицо руками и всхлипнула. Мой новый аппарат чирикнул, сообщая, что пришла эмэмэска. Я открыла сообщение. Приятель прислал изображение: открытый глаз с криво нарисованными ресничками.
– Черт, – не сдержалась я.
– Что это за художества? – заглянула Оля в телефон, чтобы понять, отчего я злюсь.
– Генка сообщает, что за ним следят.
– Господи! Женя, но почему ты так думаешь?
– Вспомни этот знак! – Я сделала пальцами жест, имитирующий взмах ресниц. – Мы им в детстве активно пользовались, когда нужно было предупредить о повышенном внимании инструктора. Вот он в изображении Геннадия Петрова. Не Репин, конечно, но узнаваемо.
– Теперь мы и уехать не сможем?
– Не переживай. Генка все подготовит и найдет возможность передать документы. Он просто предупреждает, чтобы с ним на связь не выходили. И были осторожней.
Время в бездеятельном ожидании тянулось медленно, словно вовсе остановилось. Я пыталась придумать нехитрые развлечения, но Оля увиливала от всех предложений. Подруга хандрила, ходила по дому, как задумчивая тень. Валялась на диване, делая вид, что читает старые журналы, стопку которых мы нашли в комнате на этажерке. Она часами лежала, уставившись в никуда, вздыхала и забывала переворачивать страницы. Оля совершенно утратила аппетит, лицо ее снова приобрело матовую бледность, она выглядела изможденной.
Я, чтобы провести время с пользой, усиленно занялась своей формой. Бегать по дачному поселку, конечно, не рискнула, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вместо этого методично отрабатывала приемы из боевого карате, самбо и упражнения на растяжку. Не забывала регулярно проверять окрестности на предмет интереса к нашим особам. Вражеских агентов нигде не наблюдалось, что косвенно подтверждало мою теорию об утечке информации. Нужно придумать какой-нибудь каверзный ход, чтобы просчитать источник утечки. Хорошо, если это случайное лицо, оператор связи или диспетчер, но если информацию о наших планах и передвижениях сливает близкий к Ольге человек, дальнейших неприятностей не избежать.