Уютная, родная, сводная
Шрифт:
хотя, какая разница? Папа и папа, - думал Марк, пока перебирал фотографии,
иногда задавая вопросы Катерине. Пока не замер. Просто дыхание спёрло, со всей силы воздух влетел в лёгкие и там остановился болезненным комком. Он видел такие же фотографии. Дома. Только в другом порядке, там не было Лопоушки. Отец его был, совсем молодой, мама была - она тогда училась в медицинском училище,
там же, на дискотеке и познакомились, если верить семейной легенде. Человек справа был, а Лопоушки не было. А здесь была. Лица те же, только есть и фотографии с Лопоушкой. С его матерью, без, с отцом, с каким-то очкастым парнем, ещё с какой-то девчонкой, снова Лопоушка с отцом, а он улыбается в камеру, словно Эверест покорил, не меньше. А дальше ещё интересней...
Катеринка... ползунки в клетку, волосики торчат в разные стороны, Лопоушка, уже немного старше, смотрит куда-то в сторону, и его отец. Его отец! Черноволосый,
кареглазый, как сам Марк, как Катерина... - Катя? - он кивнул на фотографии, не находя слов.
Катерина переминалась с ноги на ногу у кухонного стола, нарезая овощи на салат ровными кубиками, быстро кинула взгляд. - Не знаю, кто это, первый раз вижу эти фотографии, лицо знакомое какое-то... потом маму спрошу, - и отвлеклась на свои дела, напевая что-то себе под нос. Слуха нет, а поёт. «Твою мать!» - всё, что успел подумать, прежде чем собрать фотографии и запрыгнуть в машину, как есть, в одной футболке, джинсах, только обувь и успел надеть. Его отец! Черноволосый,
кареглазый, как сам Марк, как и Катерина!!!
Глава 10. Часть 1. Прошлое
Ещё не закончилась осень, а первый снег плотно укрыл землю. Тяжёлый, сырой и липкий, он влажно скрипел под ногами, собираясь кое-где, стараниями ребятишек,
в снеговики и крепости. Марк глянул на свет в окнах Милки и в раздражении дёрнул себя за волосы. Домой ехать не хотелось. Там была Лопоушка, у неё законный выходной на работе, она ходила туда-сюда, гремела посудой, гудела пылесосом, поминутно заглядывала в комнату к Катерине, чтобы что-то спросить или чем-то озадачить. Катеринка сидела, уткнувшись носом в учебник, и старательно учила или делала вид, что учила. Марк же в это время маялся от того,
что не может пробраться в комнату Катеринки и зацеловать её. Когда дома не было никого, или ночью, он буквально не выпускал из рук Катерину. Казалось, его руки намертво приклеились к девушке, и максимум, который он мог себе позволить - это двигать ладонями вдоль тела, а не отрываться от него. Катерина так же замирала,
позволяя себя целовать, а потом начинала отвечать. Щёки её становились бордовыми, она смешно фыркала носом, так, что хотелось облизать эту сладкую кнопку, что Марк и делал, а Катерина краснела ещё сильнее, смотря в возмущении своими чернющими глазами. И к Милке не очень хотелось. Раздражала она в последнее время Марка, сильно раздражала, пару раз они ругались, и он даже хлопал дверью, но Милка зачем-то выбегала следом и умоляла остаться. Марк,
конечно, милостиво оставался, а вот раздражение не проходило. На неё, на Серёгу,
да и на себя. Плюнув на всё, в итоге Марк поднялся на четвёртый этаж многоквартирного дома, где жила Милка, и открыл дверь своим ключом, который давно был у него. Что Милка не одна, он понял сразу. Как? Он бы не смог ответить - понял. И даже не расстроился, просто прошёл в комнату, откуда доносились звуки,
и с интересом смотрел на пыхтящего Серёгу над распластанным розовым телом
Милки. В порнухе секс смотрится отлично, когда сам принимаешь участие - тоже, а вот со стороны - это то ещё зрелище. Марк не знал, смеяться ему или рыдать.
Серёга пыхтел, как паровозик из Ромашково, Милка сопела и кряхтела с такой старательностью, словно сдавала нормы ГТО, а разобранный диван-книжка жалобно попискивал и грозил развалиться на части прямо под потными телами. И
тут Милка перевела глаза на дверь и всё-таки увидела Марка, ознаменовав анекдотичным: - Это не то, что ты думаешь! Марк схватился за живот от смеха,
спазмы скрутили такой силы, что он не мог вдохнуть, а потом выдохнуть.
«Вернулся муж из командировки» и бац - «это не то, что ты думаешь». Всё ещё держась за бока, перегнувшись от смеха, он вылетел из квартиры и скатился вниз по лестнице. Кажется, за ним, подтягивая штаны, бежал Серёга, Марк не стал останавливаться и оглядываться, он ржал, словно обкурился хорошей дури.
Прыгнув в машину, кое-как справившись со смехом, смахивая с глаз слёзы, помимо воли выступившие от спазмов, которые скручивали живот и бока, Марк неспешно ехал дворами, сокращая наискосок путь. Тут же, через этот же двор, вышагивала и перепрыгивала через лужи с жижей из снега и грязи Маринка. Капюшон коротенькой куртки натянут почти на глаза, снизу торчит свитер и хоть как-то прикрывает попу в светлых джинсах. Девчонка и девчонка.
– Куда направляешься? -
Марк сбавил ход, почти остановившись, еле катился, так, что казалось, Маринка его сейчас обгонит, не прилагая усилий.
– Не знаю, - буркнула Марина и сжала губы.
– Давай, подвезу, что ли, - всё равно нечего делать, домой не хотелось, а так -
всё же занятие. - Ладно, - шмыгнула носом и забралась в салон, принося запах каких-то сладких духов, улицы и слякоти. - Ты их видел, да? - спустя время выпалила Маринка, развернувшись всем телом к Марку.
– Видел? - требовательно. -
Кого? - понял кого, но обсуждать с Маринкой потную рожу Серёги почему-то не хотелось.
– Серёжку и Милу.
– Нет, - соврал слишком быстро и как-то неубедительно, так, что даже наивная Маринка не поверила бы.
– Я была там, -
прошептала себе под нос и всхлипнула.
– Да ну...
– Марк попытался вспомнить. Но не было там Маринки, на лестнице никого не было, возле подъезда сидели две старухи из разряда «всех осудим» и шла молодая мамка, волоча за руку упирающегося, орущего ребёнка, санки другой рукой несла, держа их над землёй.
Погодка-то не для санок.
– На качелях сидела, - уточнила Маринка.
– Нафига? -
Марик даже нажал на тормоз от неожиданности. - Каждый день сижу...
– глубоко вздохнула и заёрзала на сиденье, - а он каждый день приходит к ней, как дурак!
–
Точно, дурак, - подтвердил Марк, потому что не знал, что сказать. Дурой-то была
Маринка, приходя каждый день и любуясь, как её бывший идёт к другой, но говорить этого Маринке не хотелось. Да и не поймёт она. И дело это не его... И
вообще, он сейчас довезёт Маринку домой, а сам забурится в какой-нибудь кабак,
хоть с Сафроном, и оттянется там от всей души. Выпьют, снимут девочек, а лучше не по одной, а нет - так посидят, потрещат в своей компании. Достали «девочки»
всех мастей. Блондинки, брюнетки, шатенки, все одним миром мазаны. Рыжих -
туда же. - Вот чем я хуже? - проскулила Маринка.
– Почему? - Рот опасно скривился, и Марк понял, что он попал. Выставить ревущую Маринку из машины он, пожалуй, не сможет. И объяснить ей, чем она хуже Милки, тоже не получится.