Уж замуж невтерпеж
Шрифт:
– Пойдем, – тянула я его за руку.
– Пойдем, – сказал Балашов, но с места не сдвинулся.
– Пойдем, не бойся ее оставить! Она получает по заслугам! Она сама все затеяла!
Балашов медленно двинулся за мной. Я видела, он на полном серьезе собирается искать этот чертов договор, вместо того, чтобы хватать Элю и бежать из дома.
– Балашов, это она все затеяла! Если бы не она, ничего бы этого не было, электрик бы остался электриком, Виктор – хорошим замом, – я шептала, стараясь подготовить
– Эй, толстый, не вздумай исчезнуть, а то девочка будет отскребать свою мамочку от бетона! – Голос звучал в большом помещении гулко, Виль загоготал и смех получился чудовищный. Я оглянулась. Кира обмякла в его руках, как тряпичная кукла.
Стеклянная дверь вдруг открылась. Навстречу нам бежала Эля, размахивая какой-то бумагой.
– Эй, Виль, отпусти маму, вот бумага, я нашла ее в коридоре!
Балашов кинулся наперерез Эле, схватил ее на руки и, прижав к себе, отобрал бумагу. Это был плотный, абсолютно чистый лист, сложенный вдвое.
– Отпусти маму, электрик! – крикнула Эля и застучала кулачками по плечам Балашова.
– Давай договор мне! – Виль, согнув Киру пополам, свесил ее над бассейном.
Я хотела сказать им: «Пойдемте быстрее отсюда!», но язык не повернулся.
– А ты кто? – спросила меня девочка.
– Снегурочка, – ляпнула я.
– А-а, – понимающе кивнула Эля. – В мамкиных шмотках?
– Что же делать?! – спросила я сама у себя, и мне настоятельно захотелось заплакать.
– Что делать, что делать, снять штаны и бегать, – вдруг тихо сказала девочка. – Папка уже начал! Суньте Вилю бумагу, пока он поймет, что к чему...
– Эх, Сеня! – громко хлопая крыльями, в дверь влетел грязный большой попугай. Летел он тяжело, неумело, и почему-то вертикально – брюхом вперед.
– Заткнись, глупая птица! – яростно проорал Балашов, стараясь воплем заглушить конец знаменитой Гришиной фразы. Он крепко прижал голову Эли к своей груди, запечатав ей уши ладонями. Попугай, не справившись с приземлением, грузно рухнул под чахлую пальму клювом вниз и, прихрамывая, пошел по полу, глядя под ноги, словно курица в поисках зернышка.
– Бумагу, толстый!
– Ой, да знаю я, что он кричит! – Эля высвободила голову из больших балашовских ладоней, закрывавших ей уши. – Он кричит: Эх, Сеня, а не позвать ли нам блядей! Слово, конечно, нехорошее, и смысл неважный, но не настолько, чтобы разлучать меня с Гришей! Мама, держись, вот ваша бумага!
– Вот ваша бумага! Мама, держись!
Балашов вдруг замер, уставив взгляд в пространство. Я физически ощутила, как он что-то соображает, как туго, словно заржавевшие детали, ворочаются его мозги. Наконец, он гаркнул своим прежним, сокрушительным басом:
– Эй, Виль, а какую бумагу ты ищешь? Если это договор купли-продажи
Если бы на Балашове были штаны, он походил бы на командира полка, выносящего с поля боя ребенка.
– Тебе ни к чему эта бумага! Все и так на тебе! В том числе и налоги!
– И налоги тоже! – поддакнула язва Эля.
У Виля в глазах промелькнуло недоумение.
– Это правда, Кирка?! – он ослабил хватку, и Кира смогла встать прямо.
– Не знаю, – пролепетала она, – может и правда.
– Нет, толстый, ты меня не обманешь! Что ты держишь в руке?! Разверни, покажи, положи у моих ног и проваливай! Если это не та бумага, у твоей малышки будет, что вспомнить про мамочку! – Он за шею склонил Киру над бетонной пропастью.
– Виль, ты не можешь! – задыхаясь, закричала Кира. – Мы же вместе все придумывали! Мы так хорошо все придумали! Мы уедем на Кубу – край непуганых идиотов, мы купим остров в океане, ты будешь король, а я королева!
Кира несла ахинею, но ахинея имела право на жизнь, потому что большую часть для ее осуществления они уже сделали.
– Папа, что она говорит? Она – король, он – королева, а я? Какой океан?
– Виль, ты не можешь! Наверное, правда, бумага не так уж нужна! Пусти!!
– Чтобы стать королем, я все могу, Кирка! Пока вы все сладко жрали и мягко спали, я давился гнилой перловкой, пил компот из червивых яблок, и спал на голой продавленной сетке, потому что все матрасы растащили по домам воспитатели! Я ходил весь в клеточку! Бумагу, толстый! Я все могу, Кирка! Проживу без королевы! Я закажу тебе такую службу за упокой, что все покойники перевернутся от зависти!
– Эх, Сеня! – весело крикнул попугай, бодро приподняв облезлый хохол.
– Ягих, ты не в Пагиже?!! – двери тучей из голубой норки заслонила Алевтина Израилевна. Каким-то чудом она добралась к месту действия в момент кульминации.
Правда, кульминацию изрядно заклинило.
– Бумагу!
– Виль, ты не можешь!
– Мама, держись!
– Ягих, ты не в Пагиже?!
– Эх, Сеня!..
– Бумагу!
Балашов, опустив Элю на пол, двинулся к Вилю.
Сейчас все закончится. Чем – неизвестно. Детдомовский мальчик ни перед чем не остановится. Главный герой – в трусах. Хоть бы они были в синюю клеточку, а не горошек!
Я прижала Элю лицом к себе, но Эля вывернулась, она не хотела быть испуганным слабым ребенком.
Балашову до Виля осталось два шага.
– Разверни бумагу, – приказал ему Виль.
– Отпусти Киру, тогда разверну!
Виль немного ослабил хватку, Кира чуть разогнулась, чтобы не так нависать над бассейном.