Ужас в Белом Доме
Шрифт:
— А верные люди — верные решения.
Президент широко, ободряюще улыбнулся. И лишь когда успокоенный советник исчез за дверью, президент тяжело вздохнул. Самое сложное в работе любого руководителя — это, без сомнения, личные отношения с людьми. Даже те, кто вот уже многие годы работает с ним, до сих пор склонны принимать его несогласие за неодобрение, до сих пор склонны думать, что если президент не делает то, что, по их мнению, он должен делать — значит, их работа недостаточно убедительна, а сами они не Бог весть как
Президенту подумалось, что если не бы столько времени уходило на то, чтобы гладить по шерстке членов Конгресса, сотрудников, даже его домашних — сколько еще разных документов смог бы он хотя бы прочесть... Невесело усмехнувшись, он вернулся к прерванному занятию.
А четыре дня спустя он вновь сидел в кабинете в южном крыле здания, окруженный нацеленными на него объективами телекамер, нажимал на кнопки стоявшего перед ним телефона и отвечал на вопросы простых американцев, которым удалось пробиться через заслон из трех секретарей, чтобы поговорить наконец с главой нации.
— Следующий — мистер Мэнделл, сэр. Линия два. По вопросу энергоснабжения.
Президент послушно нажал на корпусе телефона кнопку с цифрой «два».
— Добрый день, мистер Мэнделл. С вами говорит президент. Вы хотели узнать что-то насчет энергии?
— Нет, известить — о том, что у вас ее уже не осталось.
— Ну, видите ли, мистер Мэнделл, наши энергоресурсы, разумеется, не бесконечны, и если мы не...
— Да не наши, мистер президент. А ваши. И закончатся они очень скоро. В субботу, через несколько дней.
Угроза, — если это была она, — заставила его на секунду задуматься. Что-то в голосе звонившего говорило о том, что это не обычный сумасшедший. Не было в нем той истерической напористости, повизгивающих нот, которыми всегда отличаются голоса подобных типов. Этот словно сообщал о чем-то давно решенном. Президенту пришли на ум интонации оператора телефонной станции или диспетчера узла полицейской связи.
Рука машинально потянулась к карандашу; на квадратном листке появилась короткая запись: «Возраст ближе к пятидесяти. Южный акцент. Возможно, уроженец Вирджинии».
— Не понимаю, о чем вы, сэр?
— Помните тот случай в Солнечной долине? Так вот, в субботу, сэр — ваша очередь. Вам придется умереть — и я даже назову вам место. Прямо на ступенях Капитолия. Я предупреждал — это случится немедленно, если выплаты прекратятся.
Президент махнул рукой одному из секретарей, давая знак отключить остальные каналы и засечь разговор по второй линии. Наверняка у охраны достаточно средств, чтобы проследить, откуда звонит этот...
— Вы упомянули Солнечную долину? — переспросил президент.
— И вы прекрасно знаете, почему. Тот малый тоже думал, что защищен с головы до ног. Пришлось заставить его расстаться с этой уверенностью. Мы думали, это кое-чему вас научит — но вместо этого вы набили весь дом охранниками. Но они вам, увы, не помогут.
— Предположим, мы выплатим вам ту сумму, которую вы пожелаете? — Президент поймал взгляд советника, который при помощи внутреннего телефона приводил в движение громоздкий аппарат Федерального бюро — они должны были выяснить, откуда сделан звонок, и арестовать звонившего.
— Слишком поздно, мистер президент, — произнес голос в трубке. — Вы умрете, говорю вам. А наш разговор очень скоро закончится — так что ваши люди не успеют засечь меня, не надейтесь. Единственное, что вы можете сделать — оставить записку своему преемнику. Напишите ему, что нам не нравится, когда игнорируют наши просьбы, и когда мы позвоним ему — ровно через неделю после того, как он займет ваше кресло, сэр — лучше ему прислушаться к тому, что мы ему скажем. Всего хорошего, мистер президент. До субботы.
Президент услышал легкий щелчок. Беседа была окончена.
Опустив трубку на рычаг, президент резко поднялся с места. Для передачи он оделся по-домашнему — в светло-голубой свитер с закатанными рукавами, обнажавшими его крепкие запястья и крупные руки фермера.
— Эти звонки нравятся мне все меньше, — заметил он.
Окружавшие его люди, как по команде, шагнули к нему, советник, стоя спиной, все еще прижимал к уху телефонную трубку, пытаясь выяснить местонахождение звонившего.
Секунду спустя, гневно бросив трубку на рычаг, он выпрямился и обернулся к президенту. Виновато развел руками и покачал головой.
— Ладно, оставьте, — махнул рукой президент.
Однако прежде чем выйти из комнаты, он, подойдя к советнику, шепнул:
— Позаботьтесь, чтобы ничего не попало в прессу. Ни слова, слышите! Ничего — пока я сам не обдумаю как следует это дело!
— Разумеется, сэр. С вами... все в порядке?
— Абсолютно. Абсолютно все. Извините, мне нужно подняться наверх. Похоже, настал мой черед звонить...
Подавшись вперед на своем инвалидном кресле, мистер Сильвестр Монтрофорт пытался вслушаться в то, что говорил ему сидевший напротив Римо, — однако взгляд его был, словно цепью, прикован к ложбинке, разделявшей симметричные детали анатомии мисс Виолы Пумбс.
В самом начале беседы с тремя пришельцами физиономия мистера Монтрофорта располагалась на уровне их глаз; однако такая позиция ограничивала обзор груди и бедер Виолы, по каковой причине мистер Монтрофорт дюйм за дюймом поднимался вверх, пока не оказался на фут над головами гостей, — и впился в Виолу взглядом.
Она же, склонив голову над блокнотом, записывала. Занятие это, как у всякого непривычного к нему человека, продвигалось у нее энергичными, но короткими порывами; тело мисс Виолы реагировало на них движениями груди, от которых на лбу у мистера Монтрофорта выступала испарина.