Ужас
Шрифт:
Быстро, прежде чем здравый смысл смог управлять ею, она повернула ручку. Дверь распахнулась, и она отшатнулась, когда глаза ослепил яркий свет. На самом деле виновником стала единственная голая лампочка, беспорядочно раскачивающаяся от сквозняка, который она впустила, но после непроницаемой темноты холодного, затененного коридора лампочка казалась такой же яркой, как палящее жаркое солнце.
Вэл отвернулась, глаза слезились, она быстро моргала, ожидая, пока ее зрение восстановится. Эта «новая комната» на самом деле казалась шкафом среднего размера в прихожей, достаточно большим, чтобы его можно было назвать «гардеробной».
«Что? — Она опустила руки. — Обои? В шкафу?»
Вэл открыла глаза. Последовала короткая вспышка жгучей боли, но она смогла разглядеть шкаф сквозь слезы. Она моргнула, ее глаза расширились, но образы перед ней не исчезли. По стенам были расклеены десятки и десятки шахматных досок в миниатюре, каждая из которых изображала разные позиции — дебюты, промежуточные партии и эндшпили.
Она ахнула и развернулась, только чтобы удариться о закрытую дверь, когда увидела рычащую пасть волка, нависшую над ней. Тот факт, что это была фотография, никак не успокоил ее нервы. «Он пытается напугать меня», — подумала она болезненно.
Это сработало.
Боже мой. Хищники. Целая стена хищников. Пауки. Змеи. Леопарды. Львы. Акулы. От одного взгляда на них у нее по коже побежали мурашки. Она протянула дрожащую руку, которую тут же отдернула. Не хотела прикасаться к ним, чтобы какой-нибудь отдаленный след их смертоносной природы не передался ей.
Вэл посмотрела на другую стену, страшась того, что увидит. Грубое оружие и орудия пыток? Порнография? Какая-то их комбинация?
Нет.
На этот раз цветы. Красные розы. Желтые розы. Белый жасмин. Оранжевые лилии. Пара других разновидностей, которые она не надеялась назвать. Рядом с изображениями свирепых зубов их вынужденные партнеры — цветы были обескураживающе неуместны. И все же... В них тоже было что-то зловещее.
Вэл медленно повернулась лицом к последней стене — той, что была за ее спиной, по другую сторону двери. Она повернулась... и зажала рот рукой, чтобы не закричать. Вэл смотрела на свое собственное лицо.
Ее фотографии покрывали заднюю сторону двери, изрешеченные десятками крошечных отверстий, которые проходили сквозь тонкое покрытие лака и глубоко в сердце узловатого дерева. «Он убивает меня на фотографии». Она побледнела еще больше. Дверь открывалась наружу — она легко могла представить Гэвина, вооруженного стрелами или дротиками, небрежно стреляющего один за другим, когда использовал ее образ в качестве мишени.
— Черт, — прошептала она. Слова отдавали кислотой в ее внезапно пересохшем рту.
Свет над головой погас.
Ужасное чувство клаустрофобии и головокружения накрыло ее в темноте, увлекая под тяжестью собственной паники со всей катастрофической силой цунами. Вэл споткнулась о собственные ноги, торопясь выбраться из этой ужасной комнаты. Она чувствовала, как глаза тварей с бумаги сверлят едкие дыры в ее спине. Что, если дверь заперта?
Она сойдет с ума.
Вэл дернула за ручку. Дверь открылась, и она оказалась в коридоре с потоком холодного воздуха, который казался еще холоднее на ее лихорадочной коже. «Он знает,
Она не могла вспомнить, какой дорогой пришла. В страхе и панике она полностью потеряла все ориентиры. Вэл уперлась рукой в стену, беззвучно плача.
Он играл с ней, ублюдок. Следил за ней. Вероятно, это он смеялся раньше.
Она стиснула зубы и сделала маленькие осторожные шаги сквозь пелену пыли и темноты, крепко прижимая руку к оклеенной обоями поверхности. В конце концов она доберётся до лестницы. Тогда она сможет найти своих друзей и показать им этот шкаф. «Посмотрим, как они тогда усомнятся во мне».
(было бы наверно жаль, если бы с кем-нибудь из гостей произошел несчастный случай? И как не ужасно, это бы оказалось на твоей совести)
Или... нет.
Грубая бумага под ее рукой уступила место мягкой, податливой ткани. Ее пальцы дернулись. Какое-то мгновение она могла только невидяще смотреть в темноту, впитывая жар теплого, дышащего тела под своей ладонью.
Ее мозг остановился, отмотал назад и вышел из-под контроля. Запоздалый крик сорвался с ее губ, и Вэл отдернула руку, как будто ее обожгло — и в каком-то смысле так оно и было. Он опалил ее пронзительной вспышкой страха, закоротив нервные окончания и вызвав паралич.
Она медленно отступила назад, прекрасно понимая, если побежит, он легко сможет проследить за звуком ее шагов по деревянному полу. Она молча проклинала собственную глупость, даже когда ее ладони начали потеть, а сердце бешено колотилось. Вэл оглянулась через плечо, как загнанное в угол животное, которое оказалось лицом к лицу со своим охотником и которому больше некуда бежать. В любом случае это не имело значения, он поймал ее.
— Нет, — тихо простонала она, когда его рука крепко сжала ее запястье. Его прикосновение было как клеймо на ее коже. Вэл вспомнила, как он схватил ее за горло, когда целовал, удерживая с силой, лишь едва не переходящей в боль.
— Ты дрожишь. Не любишь темноту, Вэл?
— Отведи меня к моим друзьям. Я прошла через твой дурацкий штрафной раунд. Я видела это ужасное... — она замолчала, запинаясь, пытаясь подобрать подходящее слово, чтобы описать то, что она видела в шкафу, но не нашла ни одного. — То, ради чего ты п-привел меня сюда. И знаешь, что? Я все еще думаю, что ты чудовище.
— Это был не штрафной раунд.
И прежде чем Вэл успела возразить или отказаться, она оказалась в его объятиях, и он закружил ее, закружил в темноте и заставил потерять всякое чувство направления. Она болезненно ощущала его руку на своей талии, играющую с краем ее блузки с собственнической наглостью, которая беспокоила ее. Она начала извиваться, и он превратил ее толчки и борьбу в шаги.
— Что ты делаешь? — она взвизгнула.
Он опустил ее обратно и держал там, готовую упасть.
— По-моему, это вальс.
— Нет. Ты бросал дротики в мои фотографии. Ты не имеешь права прикасаться ко мне.
— Опять ошибаешься, дорогая. — Он рывком поднял ее на ноги, крепче сжимая ее руку другой рукой. — Если бы я хотел причинить тебе боль, мне не нужно было бы разрешение на это.
Вэл дернула рукой и почувствовала острую боль в локте, ударившись о стену.
— Я думал, что, возможно, некоторое время в темноте, в одиночестве, охладит тебя, но сомневаюсь, что ты усвоила этот урок.