Ужасная саба и ее хозяин
Шрифт:
— Ну все, ты точно как настоящий суровый древний доминант теперь, — обрадовалась Лейтис. — Мужчина мечты. Я тебя обожаю и твои замечательные идеи. Хозя-а-а-аин Эйда-а-а-ан, — обращение она томно протянула, терзая мочку уха Эйдана.
Он тихо застонал, а потом, как настоящий древний и суровый доминант, усадил ее на какой-то очень годный по высоте выступ этой самой конструкции, вжал в нее спиной и задрал драпированый розовый подол платья вверх, погладив Лейтис по бедру, жадно и нетерпеливо, и закинув ее ногу чуть ли не себе на талию. Когда она так искренне и от души им восхищалась, это было очень приятно. А еще —
— Напрашиваешься, моя хорошая, — полушепотом сказал Эйдан, наклоняясь к ее лицу, поглаживая ладонью по шее. — На то, чтобы древний мужчина мечты очень сурово тебя трахнул прямо сейчас. Невозможно никак иначе поступить с такой очаровательной и сексуальной женщиной моей мечты…
— Я, может, на то и хочу напроситься, — томно сказала Лейтис, и Эйдан поцеловал ее со всей страстью, которая в нем кипела сейчас. Он закрыл глаза, отдаваясь чувствам, и очень удивился, когда ощутил, что Лейтис отдернулась. Распахнув глаза, он обнаружил, что вокруг светло, слишком светло, и они находятся прямо на сцене Гатер-Ярда, залитой светом софитов.
Нет, ну как именно эти придурки на сцене оказались, понять как раз очень даже можно. В закулисье Гатер-Ярда сам Макни ногу сломит, и забрести на сцену чисто случайно можно. Но какой позор. Во время премьеры. Когда постановку смотрит Ее Величество.
Гиллен покосился на королевскую ложу: Ее Величество сидела с совершенно непроницаемым лицом, как и положено правящей особе с истинно благородным воспитанием. Но что она при этом думала — даже представить себе страшно.
А ведь это должен был быть его триумф, пик режиссерской карьеры… И что теперь?.. Гиллен взъерошил волосы и вытаращил глаза, с трудом сдерживая порыв вбежать на сцену и как следует врезать этому рыжему типу в нелепом сюртуке. Не хватало еще хуже все портить. И так завтра во всех газетах будут писать вовсе не про его постановку. Гиллен с ужасом наблюдал, как в зале защелкали вспышки голоаппаратов, запечатлевая скандальный момент.
Боги. Что же делать?.. Макни, то есть, ведущий тенор Йен Стоун, взирал на все это сверху молча. Он изображал прикованного к огромной скале бога, эта долбаная скала была лучшей задумкой Гиллена, огромная, в глубине сцены, открывающаяся взору зрителей в самый кульминационный момент — главной арии Макни, осужденного богами на мучительную казнь. А теперь этот самый момент был испорчен. Так ужасно, отвратительно бездарно.
Тем временем рыжий тип с совершенно невозмутимым видом развернулся к зрителям и так же невозмутимо, бесподобно светским тоном, громко сказал:
— Извините, что помешали, — подхватил свою кошмарную розовую девицу на руки и скрылся вместе с ней за скалой, оттуда сразу же прошмыгнув за кулисы.
Только тут Гиллен наконец сообразил позвать охрану и потребовать немедленно найти этих мерзавцев, прежде, чем они смоются. Впрочем, поздно: оббегав все закоулки, охранники никого не нашли, только выяснили в гардеробе, что эта парочка забрала верхнюю одежду и преспокойно отправилась восвояси. Когда они сбежали со сцены, оркестр все же начал снова играть нужную партию, а Йен — петь, но и это тоже было поздно. Все уже случилось. Гиллен прекрасно видел, как перешептываются в зале, и вовсе не о спектакле, можно поспорить. Кульминация оказалась безнадежно загублена. Все, над чем он работал
И ровно в тот момент, когда он предавался этим мрачным размышлениям, сзади раздался женский голос:
— Во всяком случае, в этом спектакле случилось хоть что-то веселое.
Гиллен резко оглянулся, но болтали где-то за перегородкой, и он не мог даже рявкнуть и заткнуть нахалку, которой тут же ответила вторая:
— Да уж, можно подумать, сам Макни решил к нам на премьеру заглянуть и подшутил.
— Ну, если сам Макни, то я бы сказала, что он подправил на свой вкус, показывая, как надо было ставить, — тут обе наглые бабы засмеялись, а Гиллен так и не распознал голосов, небось, из массовки. Что они вообще понимают в спектаклях, бездарности.
Его высочество Уистен Йорвик, герцог Гвентский, младший сын королевы Элсбет, читал утренние новости с очевидным неудовольствием на лице, хотя обычно так явно своего неудовольствия он не проявлял. Однако сегодня для него была более чем веская причина. Весьма и весьма значительная. Все издания, начиная от желтых таблоидов вроде "Мун" и заканчивая респектабельнейшей "Хаурс", пестрели статьями, репортажами и заметками о вчерашнем скандале на премьере "Браслетов Макни" в королевском оперном театре Гатер-Ярд.
Ушлые репортеры со своей современной голотехникой успели отснять крупным планом и главное явление любовников на сцене, и невозмутимейшее лицо Ее Величества, легендарная выдержка которой превзошла саму себя, и слегка растерянного принца Хенгиста, который находился здесь с официальной делегацией и само присутствие которого на премьере делало случай еще более скандальным, и удивленно-любопытствующего исполнителя роли Макни, пытающегося рассмотреть, что там внизу происходит, и веселящихся зрителей, и оторопевшего режиссера. Что касается главных героев скандала, то рыжего мужчину в сюртуке пронырливые журналисты опознали моментально, и это вызывало у них особенно сильное ликование.
"Кто бы мог подумать, — писала "Мун" в свойственной ей развязной манере, — что мистер Дейн когда-нибудь попадет не на страницы экономических обзоров "Форс", а в герои самой горячей заметки нашего издания. Репортеры вели охоту на президента "Дейн Дефеншен" годами, пытаясь раскопать любые подробности его личной жизни. И вряд ли хоть кто-то мог догадаться, что Эйдан Дейн преподнесет их сам, на блюдечке, и выложит на всеобщее обозрение. Да еще и с такой помпой. Одно слово, миллиардер. Насколько известно "Мун", постановка "Браслетов" в королевском оперном обошлась, ни много ни мало…"
Герцог раздраженно отложил скандальную газетенку в сторону, не став дочитывать малоинтересные ему подробности о тратах Гатер-Ярда на новые спектакли.
— Грязные штаны Макни и его седалище, — выругался он вслух, настолько его переполняли эмоции. — А казалось бы, серьезный человек, миллиардер, глава международной компании. Хуже мальчишки.
Вниманием главу международной компании газетчики не обошли и, надо сказать, мистер Дейн держался удивительно твердо, давая комментарий произошедшему событию. Разумеется, писаки на него накинулись толпой, и он не стал отмалчиваться, в отличие от многих, именно так поступивших бы на его месте. На вопрос, что он может сказать по поводу случившегося, Эйдан Дейн отвечал: