Ужасно роковое проклятье
Шрифт:
Номер Кавальери был заперт, но карточки "не беспокоить" на двери не было. Значит, вышли проветриться. Соня предложила дождаться ее аманта и устроить им с папулей перекрестный допрос. Почему-то она уперлась в самую невыгодную для нее гипотезу и талдычила: Веру пришил один из итальянцев. Конечно, это похоже на правду: у собратьев-макаронников больше возможностей друг дружке свиней подкладывать, чем у переодетой горничной с микрофоном под юбкой. Мы спустились в холл отеля, тупо посидели под пальмой, обошли по кругу бассейн с фонтаном, больше напоминающий протекающий рукомойник, и решили
— Как ты думаешь, — обратилась ко мне Соня, — при расследовании убийства стоит доверять женской интуиции?
— Ой, не знаю! — честно сознался я, — А что, тебе интуиция уже свое веское "фэ" сказала?
— Я просто поверить не могу, что один из итальянцев — убийца, вымогатель, мошенник. Характеры у всех у них неподходящие, да и не готовы они морально в живых людей ножиками тыкать. Кавальери — те приехали ситуацию разнюхивать, а не секретарш в капусту рубить, Чингьяле дела семьи лет сто ведет, он им как сын, правда неродной… — и тут челюсть у Софьи повело в сторону, глаза вылезли и орбит, а рука с чашкой застыла в воздухе.
Такие финты — верный признак озарившей мозг догадки. Догадка — это хорошо. Но после озарения приходится подолгу ждать, пока просветленный вернется в свое телесное воплощение. Я терпеливо прихлебывал пиво, а когда подошел Данька, жестом показал "не шуми!". Он послушался и приземлился на стул, будто голливудское НЛО — без единого звука.
Так, вот уже в Сониных глазах появилось осмысленное выражение, и губы зашевелились, и румянец вернулся:
— Мальчики… — прошептала она, уставившись в центр столики, — я знаю, кто за всем этим стоит!
— Ну-у? — протянули мы без энтузиазма.
— Думаете, опять какую-нибудь лажу слушать придется? — моментально уловив слабые оттенки недоверия в нашем хоре, обиделась Сонька и затянула плачущим голосом в тональности "сами мы не местные", — Не верите, значит, в мои детективные способности! Не хотите со мной, как с равной, общаться! Не интересуетесь…
— Софья! — оборвал Данила грозивший затянуться монолог, — Убью! Говори сей секунд, что надумала!
— А вот это уже дело, — довольно кивнула Сонетка и пригнулась к нам, точно боялась подслушивания, — Нас преследует Кавалла!
— Кто? — с отвращением спросил я, смутно чуя — от человека с таким именем хорошего не жди.
— Помнишь, у Винченцо Кавальери был сводный, или даже побочный брат — Антонио Кавалла?
— Так это когда было! — резонно заметил Даня, — Помер уж давно братан, помер и закопан. Лежит в земле сырой, среди олив и лавров, один-одинешенек…
По-моему, он решил отомстить Соньке за ее клоунские выходки. На мое нетерпение им обоим, похоже, наплевать. Ладно-ладно, друзья-приятели, я вам все припомню, погодите…
— А ну замолчь! — вырвалось у меня, — Соня, продолжай, и побыстрее. Лишнего времени у нас нет!
— Суровый какой! — с деланным уважением отреагировала моя ехидная подруженция, — Ну ладно! У Антонио, который, действительно, не мог не помереть, наверняка остались всякие разные потомки. Он же мог им рассказывать про былые шалости, сидючи по вечерам у камелька, так ведь? Предположим, и про денежные пособия от семьи Кавальери упоминал — они с дедулей моим на денежки Винченцо лихо погуляли: по всем городам и весям, несколько лет подряд, ни в чем себе не отказывая.
— И что? — ляпнул я, хоть и давал себе слово никогда женщину не перебивать — только хуже будет.
— Несколько поколений Кавалла на его россказни, — слава Богу, Соне сейчас не до наших реплик, — внимания не обращали: несет себе с Дону, с моря — и пусть его! А вот какой-нибудь внучатый племянничек заинтересовался: это каким же оружием владел его дед против деда Кавальери, что деньги к Антонио рекой текли! Шантаж-то всего десять лет как возобновился! Не иначе, дотошный внучек воду мутит!
— А тебя ему зачем доставать? — не унимался я.
— Не знаю, — убитым голосом пробормотала Соня.
— Зато я знаю, — неожиданно вступил Данька, — Ось, ты что, не понимаешь? Халявы хочется все больше и больше — так уж человек устроен. Может, тот Кавалла домишко купил или "Мерседес" последней модели — и деньжата кончились. Тут мужик и решил: ни фига богатеньким Кавальери не сделается, если он повысит ставки. А оказалось — сделается! И они поперлись в Россию, искать хранителя…
— Он же мститель, — поддакнула Соня, но Данила не отреагировал:
— Словом, шантажист понял, что сам себе наклал… то есть наложил…
— Подложил! — я интеллигентно помог лучшему другу.
— Ага, точно, свинью. Не повышая расценок, он блефовал бы еще полвека, но пожадничал, чем и вызвал нежелательную резвость у папаши Кавальери, а сынок за папкой потащился. Если они договорятся с тобой, Соня, его дружеским шуткам и милым розыгрышам конец: бабок больше не будет. А забери Кавалла тот самый документ, у него опять все козыри!
— Знать бы, что там, в документе, — поскреб я заросшую щеку — Сонька мне своими набегами даже побриться не дала, — Про преступление какое-нибудь, небось! — я это, конечно, не подумавши ляпнул, — Хотя нет, срок давности уже истек, даже если было убийство или несколько…
— Не, за убийство родственников не карают, а они почему-то всей семьей трясутся, аж зубы стучат! — подлила масла в огонь Софья,
— Папа Алессандро даже побоялся жуткую древнюю тайну сынишке раскрыть — Франческо существо деликатное, психика у мальчика тонкая… Не ровен час!
Не договорив фразы, Сонька вдруг взвилась в воздух, перемахнула через завертевшийся волчком столик и антилопьими прыжками понеслась к гостинице. Провожая ее оторопелым взглядом, мы увидела раскрывшее объятья "деликатное существо". Франческо явно был чем-то расстроен, просто до невозможности, вот-вот расплачется. Соня пылко прижалась к возлюбленной груди, Данила рядом иронически крякнул, но реплик подавать не стал. Кавальери подсел к нам, поглядел поочередно в глаза мне и Дане и вдруг сказал что-то такое, от чего у Сони начались прямо акробатические изменения мимики: брови уехали под челку, рот распахнулся, словно у питона, глотающего слона, каждый глаз стал размером с японский фонарик. Но она справилась с собой и дрожащим голосом перевела: