Ужасный век. Том I
Шрифт:
Экипаж, сопровождаемый несколькими всадниками, проехал сквозь ворота. Из него вышли трое: даже с большого расстояния стало очевидно, что это два благородных человека и слуга. Они направились к газебо. Кучер и охрана остались на месте.
Визитёры выглядели сурово, и оба были немолоды, но сильно друг от друга отличались.
Один был среднего роста и телосложения, с аккуратными усами и бородой клинышком, в целом внешне непримечательным — если не учесть на удивление пронзительного взгляда. Чёрный цвет всего его костюма нарушала только лазурно-красная петлица:
Другой, напротив, выделялся ростом и шириной плеч. Он был заметно постарше, с обильной сединой и лицом, поровну исчерченным морщинами и шрамами. Эбигейл заметила конную выправку незнакомца ещё раньше, чем бархатный генеральский шарф, переброшенный через плечо.
Впрочем, первое внимание привлекли не шарф и не выправка. Пожилой полководец был страшно изувечен.
Один глаз закрывала повязка, левую ногу ниже колена заменял деревянный протез — да и на правой было что-то вроде металлического сапога, явно не служившего обычной обувью. Леди Бомонт невольно поморщилась и немного устыдилась этого. Мужчина едва шагал: одной рукой опирался на трость, под другую его то и дело поддерживал слуга. Но несмотря на это, старый военный держался с великим достоинством.
— Сеньоры, как я рад! — всплеснул руками канцлер. — Не терпится представить вас, и тем мы исчерпаем скучные церемонии. Эта очаровательная женщина — леди Эбигейл, маркиза Бомонт. Наш человек в Стирлинге. Эбигейл, познакомься: это Лопе де Гамбоа, третий секретарь Тайной Канцелярии Её Величества. Сеньор Гамбоа — одна из ключевых фигур в партии, которую мы разыгрываем.
— Моё почтение, сеньора. — человек в чёрном склонился и поцеловал протянутую ему руку маркизы. — Наслышан о вас по долгу службы. И счастлив этой встрече.
Лопе де Гамбоа предпочёл обратиться к ней по-стирлингски. Получилось вполне изящно, но с сильным акцентом — совсем не так чисто, как говорил Сантьяго.
— А это… — канцлер указал на военного. — …это дон Хуан Альварес Фалькао. О нём ты не могла не слышать: в Стирлинге определённо помнят прозвище Железный Сапог. Блестящий полководец империи и верный подданный королевства.
— Конечно, я слышала о сеньоре Фалькао…
— Проигравший войну маршал погибшей империи. — повёл челюстью дон Хуан. — И никчёмный обрубок верного слуги королевства… а, не берите в голову. Рад знакомству, маркиза.
Имперский маршал времён Великой войны тоже коснулся шёлковой перчатки леди Бомонт — но лишь после того, как сел. Изящества в его движениях было куда меньше, чем у Гамбоа, и голос звучал резко.
— Вы уж простите, сеньора, что подаю вам левую и делаю это сидя. Моя правая рука осталась в землях вашего мужа.
Только теперь Эбигейл заметила: правая кисть маршала, скрытая перчаткой, абсолютно неподвижна. Это тоже был протез. После того, как дон Хуан описал историю увечья, маркизе стало ещё неудобнее.
— Сожалею, сеньор. Я имею в виду… не о том, что мы нарушаем глупый ритуал, поймите верно. Сожалею о случившемся.
Маршал бесцеремонно фыркнул.
— Сеньора! Жалость — последнее, в чём я нуждаюсь.
— Эбигейл, прошу тебя, не обращай внимания на… некоторую резкость маршала. Он заслужил в боях право не быть образцом куртуазности. Дон Хуан, а вам я осмелюсь напомнить, что война окончилась очень давно. И уж верно, наша прекрасная гостья не водила тогда полков! А равно и её муж, впрочем. Похвально, что вы остаётесь прежним, но право слово: не стоит.
— Ничего страшного, Санти… ох, Ваша Светлость, я нисколько не… — снова начала маркиза как-то неловко.
— Эбигейл, дорогая! Мы не на официальном приёме. Мы среди людей, связанных одной великой целью: здесь ты можешь свободно называть меня так, как тебе будет угодно. И обращаться на «ты», разумеется.
— Раз уж в нашем кругу благородных людей дозволено избегать церемоний… — сказал Гамбоа, не замедлив потянуться к графину. — То, во-первых, зовите меня просто Лопе. Во-вторых, позвольте наполнить ваш…
— Нет-нет, мой добрый друг Лопе, не утруждайтесь: бокалы я наполню сам. — снова вмешался канцлер. — Для всех вас. Кстати, вино почти на исходе… Хосе! Принеси-ка ещё!
— Как пожелаете, сеньор Лопе. — маркиза ответила тайному секретарю улыбкой. — Но только при условии, что и вы будете обращаться ко мне по имени.
— Ваше слово — закон, леди Эбигейл.
— А меня зовите маршалом Фалькао.
Хорошо, что сир Джон Барсби остался на корабле: эти старые рубаки точно не поладили бы.
Пока Хосе — очень красивый молодой слуга, подносил новое вино, а Сантьяго разливал его по бокалам, все успели обменяться ещё несколькими фразами, ничего особенно не значащими. Лопе де Гамбоа оказался мужчиной любезным, не лишённым обаяния — хотя глаза выдавали его натуру. Опасный человек. Старый маршал, напротив — не скрывал тех своих черт, которые хороши для полководца, но не приветствуются при дворе.
Эбигейл быстро составила мнение о том, почему именно эти люди приехали сюда. Она знала: Третий секретариат Тайной канцелярии ведает, так сказать, оперативными вопросами. Посему кинжал, которым Балеария всегда была готова ткнуть под ребро неугодного, определённо лежал именно в руке Лопе де Гамбоа.
Что касается маршала — пусть он смотрел на Стирлинг так же, как старые пэры с родины маркизы смотрели на Балеарию, виделось кое-что ещё. Дон Хуан Альварес Фалькао был до мозга костей империалистом. Из тех, кто так и не смирился с крахом балеарских амбиций. Возможно, не смирился даже более всех прочих.
Конечно, о Железном Сапоге маркиза была наслышана. На войне маршал Фалькао стяжал суровую славу: не щадил ни врага, ни собственных людей, ни себя самого. Однако вспомнила леди сейчас иную деталь. Дон Хуан не всегда был «доном». Являясь человеком происхождения ещё более незначительного, чем сама Эбигейл, он вышел в маршалы из рядов кондотьерского отряда. И позднее продвигал идею наёмных армий. Сир Арчибальд Бомонт часто рассказывал жене брата и о Железном Сапоге, и о Волке Мелиньи: как раз великом кондотьере. Эбигейл те рассказы о войне извечно были скучны. Но возможно, самое время припомнить их…