Ужасы Фобии Грин
Шрифт:
— Слоп, — сказал Оллмотт. — Иоким зовет её Безумой.
— Прикольно? — Гилморт засмеялся. Его полное, пышущее здоровьем лицо, казалось добродушным. — Её прежнее имя — полный отстой. Получить лицензию на слопа — муторное дело, ребятки. Но Крест сказал, что вам полезно будет видеть это тело каждый день. Чтобы не шалили. Абсолютно послушная кукла, просто поразительно. Кто-нибудь хочет её трахнуть? — не меняя тона весело предложил он.
Воспитанники молчали.
Крест оттолкнулся плечом от домика девочек, лениво подошел к машине.
— Трахать слопа —
После посредственного обеда — несолёного супа, в котором плавали капустные листы почти целиком — Фобия попыталась незаметно удрать в лес. Ей было просто необходимо побыть одной, перестать, наконец, прислушиваться к осьминогу внутри себя — не поднял ли он свою огромную злобную голову?
Слоп Безума, потерявшая среди прочего даже своё имя, не выходила из головы.
Мёртвый Наместник около двух веков делал, что хотел с этой страной. После смерти он продолжает делать то же самое.
Именно он кастрировал истинных магов и создал псевдомагов. А, стало быть, потухшие глаза Безумы — на его грязной и давно сгнившей совести.
Нет, проворковала вина, свившая гнездо в голове Фобии, слоп Безума — на совести одного конкретного псевдомага. Может, даже ребёнка.
Ещё Фобия думала, что Иоким Гилморт вряд ли будет Безуме добрым хозяином. Но ведь ей всё равно, всё равно.
— Отличная полянка, Грин, — Крест насмешливо щурился на солнце. — Хороший выбор. Приступим?
Он стоял перед ней — полуседой, без возраста, без энергии, которую можно украсть и выкинуть. Не слоп, не маг, не человек. Бывший наёмник мёртвого Наместника.
Фобия поняла, что он намерен сделать, без всяких слов. Не возражала — знала, что бесполезно. Затаила дыхание. Сконцентрировала свою ненависть. Ощутила, как она покрыла кожу мурашками. Ненависть сильнее страха.
Ненависть сильнее всего.
Крест двигался медленно и неотвратимо, не отводя своих серо-ржавых глаз с лица Фобии. Наверное, он видел, как она белеет. Шаг. И ещё. И последний. И замер в полуметре от Фобии, неподвижно, неумолимо.
Слоп Безума могла быть замужем. А может, она даже мама. А ещё чья-то дочь.
Жирные липкие щупальца паники дрожат от изнеможения. Им очень хочется на свободу. Сквозь полуседую небритость рот Креста кривится в усмешке. Он посекундно может рассчитать, когда именно произойдет выплеск.
Ненависть пополам с адреналином. Они сплелись, как страстные любовники. Злобный осьминог её паники пригибает голову перед этим тандемом.
Тонкий шрам, разделяющий губу Креста, стал ровным. Ухмылка покинула лицо дежурного по лагерю, когда Фобия сделала шаг ему навстречу. Крохотный, как у хорошо воспитанной японки. Но шаг.
Она смотрела в его глаза и видела в них отражение собственного света.
— Зачем ты так с Нэной?
Они сидели
Антонио блеснул глазами.
— Она влюбилась в меня, — ответил он. — Эта дурочка в меня втюрилась. Ты представляешь, как это опасно?
Холли бездумно улыбнулась, глядя на небо.
— А если говорить про Нэну гадости, то она перестанет его любить, — сказала она. — Это я придумала.
— Да, — горячо согласилась Фобия. — Пусть Нэна тебя ненавидит, Антонио. Мы все должны научиться ненависти. Это помогает от выплесков. Мы сможем держать себя в руках только так.
Холли смотрела на сестру с интересом. Наверное, нужно было что-то спросить про родителей. Но для Фобии это было всего два лица за стеклом, и она понятия не имела, какой вопрос можно было бы задать.
— Оллмотт говорил, что эмоция, подавляющая выплески, для каждого псевдомага индивидуальная, — сказал Класл. — В моем случае ненависть — это детонатор. Я теряю контроль, когда злюсь.
— Оллмотт сказал так много слов? — удивилась Фобия.
— Он сказал: каждому — разное, — поправился Класл.
— Что же теперь, тебя любить будут учить? — захихикал Антонио.
— На слопе, — хмыкнула Холли.
Фобия зажмурилась и отвернулась. Ей стало сразу неприятно.
Из дерева, бренча кандалами, вылетела Цепь. Спутанные волосы падали на бесплотное злое лицо.
— Антонио и проводник — на опыты, — сказала она. — Крест ждёт вас на плацу. Остальные — пять кругов вокруг лагеря.
— Вы только что это придумали, — неуверенно сказал Класл.
Цепь захохотала и пронеслась сквозь Класла. Он содрогнулся от неприятных ощущений.
— Мальчик, которому нельзя злиться, — прошептала она, летая вокруг. — Мальчик, который с юга. Хочешь, я тебя разозлю, придурок? И от твоей нахальной подружки-трусишки останется слоп. Хлоп! Слоп!
Антонио и Холли торопливо вскочили и пошли прочь. Холли тревожно оглядывалась, но Антонио тянул её за руку. Класл неуверенно вертел головой, пытаясь проследить глазами за призраком.
— Не надо, — сказал он неожиданно тонким голосом.
Она снова пролетела сквозь него. В воздухе отчётливо прорезалась сырость и затхлость тюремных камер.
— Тебе же так хочется, — промурлыкала Цепь, — отпустить зверя внутри себя. Он так голоден, так жаден.
Класл беспомощно взмахнул руками, словно отгоняя большую муху.
— Отстаньте от меня, — попросил он. — Что прицепились?
— Какие же вы жалкие, — Цепь перестала двигаться, улеглась на бок прямо в воздухе, облокотившись на руку. Потрёпанные тряпки обнажали худые, ободранные в кровь ноги. — Богатенькие детки, стираете своё исподнее и жрёте всякую дрянь. Родители выкинули вас сюда за ненадобностью. Там, в большом мире, все только и ждут, когда же вы исчерпаете энергетический ресурс, и вас можно будет закрыть в камерах-одиночках. И забыть про вас навсегда. А здесь Крест делает с вами, что хочет. А вы терпите.