Ужин вдвоём
Шрифт:
Попусту
Понедельник, после обеда. Я на работе. Конечно, можно было бы остаться дома и слоняться по пустой квартире, не зная, чем себя занять. Можно было бы весь день проваляться в постели. Но я не вправе расклеиваться. У меня осталось одно право — держаться, работать и страдать молча. Что я и делаю.
От Иззи уже два дня ни слуху ни духу. Все выходные я прожил без нее. Звонил ей на мобильный — но он выключен. Звонил Дженни и Стелле — обе ничего не знают (по крайней мере, так говорят). Сегодня утром позвонил даже ей на работу — но секретарша сообщила, что сегодня Иззи работает дома.
Я не могу поговорить с Иззи по-настоящему, но мысленно веду с ней бесконечные споры. Снова и снова прошу прощения. Говорю, что прошлое изменить не в моих силах — но ведь у нас есть будущее, зачем же от него отказываться? И что может быть лучше, чем будущее с ребенком? Ее беременность кажется мне ответом на все вопросы. Однако я хочу знать точный ответ. Такой же, как сам даю читательницам «Крутой девчонки». Они пишут мне в надежде услышать не просто добрые советы или пустые слова ободрения, а тот единственный ответ,что сократит их бесчисленный выбор до одной-единственной возможности, что скажет им: да, именно так и никак иначе! Я выуживаю из сумки с почтой пригоршню писем, адресованных «Доктору Разбитых Сердец», и погружаюсь в чтение. Первое письмо в простом белом конверте: почерк мелкий, аккуратный, девичий.
Уважаемый Доктор Разбитых Сердец!
Я встречаюсь со своим другом уже два месяца. С ним очень хорошо: он милый, внимательный, веселый и все время покупает мне подарки. Одна беда — страшно ревнивый. Стоит кому-нибудь из мальчиков в классе не то что заговорить со мной, а просто посмотреть в мою сторону, и он словно с цепи срывается. Меня его ревность уже просто достала. Что мне делать?
15 лет, Инвернесс.
Достаю второе письмо — бледно-голубой конверт, серебристые чернила, неустоявшийся почерк подростка.
Дорогой Доктор Разбитых Сердец!
Месяц назад мой приятель изменил мне на вечеринке с одной девчонкой. Я была в отчаянии, но все равно продолжала с ним гулять, потому что думала, что его люблю. Однако на прошлой неделе я была в гостях и там, сама не знаю как, стала целоваться с лучшим другом моего приятеля. Теперь передо мной двойная проблема: признаться ли своему приятелю, что я ему изменила? Или бросить его и начать гулять с парнем, с которым я тогда поцеловалась? Он уже несколько раз мне звонил и предлагал стать его девушкой. Я совсем не знаю, что теперь делать. Как же мне быть?
Фанатка «Баффи, истребительницы вампиров»,
16 лет, Ноттингем.
Третье письмо. Кремовый конвертик, в уголке нарисована мышка с пучком травы в зубах. Почерк очень похож на предыдущий, только чернила зеленые.
Дорогой Доктор Разбитых Сердец!
Я, кажется, влюбилась в нашего нового учителя по математике. Он совсем молодой — лет двадцать пять, не больше — и только в этом году пришел к нам в школу. Не знаю, что это значит, но мне кажется, между нами возникла какая-то связь. На уроках я глаз от него не отрываю: порой мне удается перехватить его взгляд, и он не сразу отводит глаза. Как Вы думаете, есть ли хоть какой-нибудь шанс, что у нас с ним что-то выйдет?
Фанатка Джанет Джексон, 14 лет, Корнуолл.
Я сравниваю это письмо с предыдущим. Почерк одинаковый. Сравниваю марки на конвертах. Первое отослано из Кембриджа, хотя в подписи стоит Ноттингем, второе — тоже из Кембриджа, хотя в подписи значится Корнуолл. Фанатка «Баффи, истребительницы вампиров» (16 лет) и фанатка Джанет Джексон (14 лет) — судя по всему, одна и та же девочка. Она живет в Кембридже, любит Джанет Джексон и «Баффи», скучает и за неимением проблем их выдумывает, чтобы получить хоть толику внимания от незнакомца в журнале. Будь я в другом расположении духа, наверно, просто посмеялся бы; но сейчас это меня угнетает.
Что я здесь делаю? — думаю я. Попусту трачу время и талант журналиста. У читательниц «Крутой девчонки» нет настоящих проблем — а вот у меня есть. Я включаю компьютер и пишу Дженни служебную записку. Я ухожу, пишу я. Об уходе объявляю, как положено, за две недели. Потом пишу Фрэн — к счастью, ее нет на месте, она на каком-то профессиональном тренинге. Ее благодарю за все: надеюсь, когда-нибудь еще свидимся. Отправляю оба письма, выключаю компьютер, собираю личные вещи со стола в портфель и выхожу из офиса прочь.
Музыка
Я сажусь на скамейку на скверике, в центре парка Сохо. Погода не теплая, но для середины весны вполне приличная — достаточно, чтобы люди, которым нечем больше заняться, сидели в парке и, задрав голову, любовались сереньким небом. Я копаюсь в портфеле в поисках кассетного плеера. Когда я был помоложе, то слушал музыку при любой возможности — по дороге на работу и с работы, на работе и дома — в те нередкие вечера, когда Иззи ложилась спать, а я засиживался часов до четырех, ставя альбом за альбомом, завернувшись, словно гусеница в кокон, в мир, который мне понятен. И сейчас мне очень нужно это чувство. Я надеваю наушники, закрываю глаза, чтобы ничего вокруг не видеть, и нажимаю на кнопку «Р1ау». Но и в музыке нет спасения — каждая песня напоминает об Иззи: вот эту она любила, эту ненавидела, эту только терпела, от этой ей хотелось плакать, а этой — подпевать… Даже в музыке мне не скрыться от своей любви, и это наполняет меня каким-то горьким счастьем. Я растворяюсь в музыке, и мне кажется, что Иззи снова со мной.
Кассета
Номер один:«Massive Attack», «Ты в безопасности». Эту песню я слушал после того, как мы с Иззи в первый раз по-настоящему поругались.
Номер 2:«Pavement», «Оползень». Из тех времен, когда мы были «просто друзьями». Эту композицию я прокручивал Иззи при каждом удобном случае, стараясь ее убедить, что именно за «Pavement» — будущее рок-н-ролла.
Номер 3:Уильям Белл «Я забыл, что значит быть любимым». Соул шестидесятых, который я откопал в коллекции отца. А потом звонил Иззи в два часа ночи, чтобы поставить ей по телефону эту запись. В свое оправдание могу сказать, что был в стельку пьян.
Номер4: Джефф Бакли «Все здесь желают тебя». Этой композицией, едва ее услыхав, я тоже побежал делиться с Иззи, уверенный, что она полюбит ее с первого аккорда. Так оно и случилось.
Номер 5:«Public Enemy», «Не верь рекламе». Эту композициюмы поставили на «повтор», когда красили стены в гостиной. Иззи сказала, что «Public Enemy» поможет нам работать быстрее.
Вся кассета — девяносто минут.