Ужин во Дворце Извращений
Шрифт:
Пожилая пара вышла из дома подышать свежим воздухом и застыла, услышав эти звуки.
– Господи, Гарри, что это такое? – спросила женщина.
– О, – изобразил на лице терпеливую улыбку мужчина, – это похоже на собаку в кустах. Ничего заслуживающего беспокойства. – Они повернулись и собрались уже уходить.
Но мгновением спустя из-за кустов донеслись новые странные звуки: «Гав! Гав! Р-рр, гав! Вау-у... о Боже, не могу... гав, гав!..»
Урания, ухватившая себе очередной пончик, оглянулась на хохочущего Риваса. Он был слишком слаб, чтобы смеяться громко,
– Ты смеешься надо мной? – спросила Урания, когда он наконец утих немного.
Он фыркнул и слабой рукой смахнул слезы с глаз.
– Нет, Ури. Над собой. – Он с нежностью посмотрел на нее. – Тринадцать лет прошло, Ури. Ты часто обо мне вспоминала?
– Иногда, – сказала она. – Ну, у меня же дела были. А ты... часто думал обо мне?
Он пожал плечами.
– Мне кажется, часто.
– Хочешь пончик?
– Пожалуй, нет, спасибо. Тут в дверь громко постучали.
– Пустите меня, быстро! – послышался негромкий, но взволнованный голос Барбары. – Эта шайка покалокас возвращается обратно.
Урания отворила дверь. Барбара ворвалась в фургон и склонилась над Ривасом.
– Можем мы допустить, чтобы это, – она ткнула пальцем в бутылку с кристаллом, – попало к ним?
Ривас мотнул головой, сразу вспомнив про свою беспомощность.
– Нет, этот кристалл – спящий Сойер. Если им удастся заполучить его, он снова оживет.
– Ладно, тогда бежим. – Она повернулась к Урании. – Ури, они нагоняют нас сзади. Помнишь, как сливать масло из фритюрницы?
– Ну, ты показывала мне раз. Надо повернуть...
– Займись этим. Потом возьмешь веник, спрыгнешь и разбрызгаешь им масло по всей ширине улицы.
– Но зачем...
– Быстро, черт тебя подери!
Ури, ворча, ушла в переднюю часть фургона.
– Я-то могу чем-нибудь помочь? – спросил Ривас. Барбара задвинула засов на двери.
– Нет, конечно, – бросила она, едва оглянувшись. Она пригнулась к узкой щели в двери; полоса солнечного света чиркнула по ее гладкой щеке, и Ривас невольно залюбовался ею, забыв даже про свою бесполезность.
Потрясающая реакция на опасность, кретин, одернул он себя, очнувшись.
Запыхавшаяся Урания влезла в фургон со стороны кухни.
– Вот, это все...
– Дай сюда веник, – рявкнула Барбара.
Закатив глаза с видом невинной мученицы, Урания вернулась на кухню. Ривас услышал с улицы приближающийся нестройный топот. Урания принесла с кухни веник, с которого капало и от которого пахло растительным маслом.
Барбара выпрямилась и выхватила венику нее из рук.
– А теперь, когда я скажу: «Давай!», распахнешь заднюю дверь – только сначала щеколду отодвинь – и сразу же беги вперед, хлещи лошадей и тащи нас отсюда побыстрее, все равно куда. Ясно?
– Да, – кивнула Урания, делая шаг к двери и берясь за щеколду.
– Давай!
Щеколда лязгнула, дверь распахнулась, и Ривас, оторвав голову от подушки, увидел на мгновение в проеме перекошенное от боли лицо сестры Сью. В это же мгновение Барбара поднесла веник к свече, и пропитанная маслом
За грохотом колес и стуком собственного сердца он не услышал треска загоревшегося масла, зато услышал вопли удивления, боли и злости. Барбара потеряла равновесие, и ей пришлось вцепиться в дверной косяк. Она повисла на нем, потом он увидел, как напряглись ее загорелые руки и ноги, когда она, подтянувшись, забралась-таки внутрь. Она одарила его несколько натянутой улыбкой и захлопнула дверь.
– Мы от них оторвались, – выдохнула она, – но теперь нам нельзя останавливаться. Они запомнили этот фургон.
– И ручаюсь, одна из них узнала тебя и, возможно, меня, – обрадовал ее Ривас, опуская голову обратно на подушку. – Кажется, вожаком у них сестра Сью.
– Ох! – Она схватилась за край койки, так мотнуло фургон на повороте. На кухне упала на пол кастрюлька. – Ты уверен? Я не успела как следует рассмотреть.
– Боюсь, что уверен.
– Тьфу. Надеюсь, мы все – включая лошадей – крепки как пончики, потому что все идет к тому, что нам предстоит один долгий переезд до самого Эллея. Возражения есть?
Он развел руками.
– Ты командуешь парадом. – Фургон накренился на новом крутом повороте, и на этот раз к звону падающих кастрюль добавились возмущенные крики снаружи. Барбара двинулась было вперед, но задержалась, когда Ривас сказал: «О, еще одно...»
– Ну, что?
– Ты принесла мне пива?
Она нахмурилась, потом полезла в карман юбки.
– Ну, принесла, – буркнула она, доставая бутылку. – Ты пить-то сам сможешь?
– Мне кажется, если поставить ее мне на грудь, смогу.
– Ладно. – Она откупорила бутылку, поставила донышком ему на грудь и положила его руки на горлышко. – Так нормально?
– Угу, – сказал Ривас. – Спасибо. – Он приложился губами к горлышку и сделал хороший глоток, несмотря на тряску.
Она улыбнулась.
– Вот и хорошо. Знаешь, у тебя был и впрямь ужасный вид, когда я вытащила тебя оттуда. Кстати, доктор, который собирал твою голову по частям, тебя знал. Он еще сказал, что-то Ривас слишком быстро износился, а я ему на это – что тебя гораздо больше, чем кажется на взгляд. – Она погладила его по костлявому плечу и полезла вперед помочь Урании править.
Большую часть дня Ривас провел в чередовании еды и дремы, а когда выбор между уткой и прогулкой в местные удобства – в фургоне имелся и крошечный туалет, втиснувшийся между изголовьем койки и задней стенкой кухни, – сделался неизбежным, ему удалось встать и дойти туда самостоятельно, хотя, вернувшись, он рухнул в койку, истекая потом, дрожа от озноба и едва не теряя сознание от слабости. После он проспал несколько часов, а когда проснулся, Барбара остановила фургон на ночь в очень – как она заверила его – укромном месте. Трое беглецов поужинали остатками супа, обойдясь без десерта, а потом, несмотря на вялые протесты Риваса, обе женщины улеглись спать на полу.