Узкие врата

Перед выходом Рик решил позвонить кому-нибудь из своих.

Он набирал номер, одной рукой придерживая телефон, чтобы тот не свалился со столика; красный аппарат был старенький, с трескучим вертящимся диском вместо кнопочной панели. Рик сидел на корточках и ждал — и вот далекие писклявые гудки прервались наконец голосом, и это был такой хороший и настоящий голос, что все окончательно встало

— Халло?

— Делла? Это я…

— Аделлы нет дома. А кто ее спрашивает?..

Голос в трубке моментально затвердел, и Рик мысленно стукнул себя кулаком по голове. Вот ведь чума! Уже второй год не может научиться различать по телефону ее и ее матушку!

— Здрасьте, это я, Ричард… А когда она будет?

— Ну, наверное, поздно. У вас ведь сегодня этот ваш сбор, если я ничего не путаю… Что-нибудь ей передать?

— Не, спасибо… Не надо. Пусть позвонит… Или мы все равно сегодня увидимся… Спасибо. До свиданья.

Он брякнул трубку на рычаг, как всегда после разговора с Деллиной родительницей чувствуя себя полным дураком. Посмотрел на телефон так, будто оттуда могла выползти змея. Ладно, пустяки… Попробуем Филу.

…У Фила было занято — и занято, по ощущению, надолго.

— Вот ведь трепло, — осуждающе сказал Рик в пустоту, барабаня пальцами по колену; череда коротких сигналов казалась бесконечной. Впрочем, ворчал он больше для порядка: понятно же, что треплется скорее всего не старый друг, а кто-то из его родственников. Мама-учительница и две младшие сестры — это вам не шутка, иногда часа по два невозможно дозвониться…

…У Петера никто не подходил к телефону. Учится небось, отличник несчастный, с утра пораньше уже на лекции… Кто еще остался? Хенрик? Этот, небось, уже ускакал на работу, а в контору ему трезвонить смерть как не хочется… Герман? Да ну их всех… Вот с Деллой жалко, что не поговорил. Это всегда приятно — с утра поговорить с Деллой…

Ладно, подумал Рик, прыжком подымаясь на ноги. Оставлю брату записку, и дело с концом. Ерунда это все, вечером все встретимся — и дружно посмеемся над этой историей… Если это вообще какая-то история, а не сплошная путаница.

Он выдрал из блокнота листок бумажки (на обратной стороне — схематичный рисунок рыцарского шлема и недоигранная партия «морского боя» — две потопленные галеры, жирный фломастер пропитался и на другую сторону). Размашисто написал — хорошо, когда ручка новенькая, даже такой ужасный почерк, как Риковский, выглядит вполне пристойно…

«Братец! Мне тут прислали повестку в инквизицию (ха-ха). И вот я туда пошел, надеюсь, вечером явлюсь на сбор. Если меня поймают и сожгут на костре (еще раз ха-ха) то не поминай лихом. Сейчас (быстрый взгляд на стенные часы) 11 часов утра. Купи, пожалуйста, хлеб и картош…»

Слово не уместилось, и Рик оставил как есть. Он всегда так делал — из-за этого его конспекты не пользовались в колледже популярностью: кому бы понравилось читать, например, что Габриэль Антоний Гентский «потерпел сокруш. пораж. в кавал. атак.»! Особенно странна была тенденция сокращать, не дописав одной-единственной буквы, или обрывать слово на середине — там, где случился край листа…

Поразмыслив над запиской, Рик по непонятной причине перевернул листок и приписал прямо поверх шлема и морского боя: «Не волнуйся. Будь молодцом.» Потом зачеркнул «молодца» и надписал — «настоящим рыц». Слово, как всегда, не уместилось — слишком размашистый почерк. Переносить Рик, как всегда, не стал.

И вообще, уже пора бежать. Тут сказано — «к 12 часам», а ехать на одном метро не меньше получаса… это же в центре, ихняя контора-то… Рик последний раз окинул себя взглядом в зеркале — вроде все на месте, ничего не забыл! Гладко выбритый, красивый и сильный черноволосый парень в джинсовой синей рубашке, в облегающих брючках. И знак на месте, хотя его и не видно — тонкая цепочка убегает под распахнутый воротник… Обычно он одевался в черное — Делла считала, что черное ему идет, делает старше и мужественней, а кроме того, это такой лидерский, такой аскетичный цвет! Но на самом деле Рик черное не любил, вот голубое или зеленое — это другое дело… Будь его воля, все время бы ходил в ярких, светлых одежках. А впрочем, мужчине должно быть безразлично, во что одеваться.

…Еще спускаясь в лифте, он прикрыл глаза и позволил себе немножко подумать о девушке. Какие у нее узенькие плечи и шоколадные мягкие волосы, стрижечка в кружок, а из-под кромки шелковистых волос — большие серебряные кольца серег. Как Делла улыбается, чуть сощурив свои длинные, темно-кофейные глаза, как она скажет… Интересно, кстати, что она скажет?.. Что она обо всем этом подумает?..

Выходя из подъезда на яркое мартовское солнце, Рик вытянул из кармана и еще раз пробежал глазами серую бумаженцию, большой шероховатый бланк, словно ища ошибки. Ища объяснения.

…Нет, все равно ничего не понятно. Как не было понятно и два часа назад, когда почтальон притащил ему эту ерунду, вырывая из теплого сна (что-то снилось про море, летнее такое) долгим звонком в дверь. Здрасьте, это такой-то? Пожалуйста, получите и распишитесь. Повестка, явка обязательна. Не знаю, молодой человек, там вам все объяснят… Вот тебе и весь разговор, таким образом начинается отличное весеннее утро. Хорошо хоть, брата не было дома — он паникер известный, сейчас бы уже напридумывал кучу ужасов…

…Ужасов. Серый бланк на волокнистой бумаге, противный и непонятный, как все справки на свете. Какие-то колонки, пара печатей, машинописный бледненький шрифт. Ричард Эрих, ул. Цветочная, 12 — 123. Настоятельная просьба явиться сегодня же, 25 марта 135 г. Р., в районное отделение Инквизиционного Суда, расположенное по адресу… Видно, что весь текст казенный, только имя и адрес вписаны от руки — и число. Его имя, его адрес, сомнений нет. Если это шутка, то шутнику надо бы оторвать… например, голову. А если нет… Ха, значит, ими заинтересовались. Ничего себе, делишки. Значит, мы не просто компания самоуверенных мальцов, развлекающихся игрой в рыцарей, значит, мы — что-то большее. Да это, чума побери, даже приятно. Лестно, можно сказать.