Узник Неба
Шрифт:
— В каком смысле?
— Не прикидывайтесь дурачком, Даниель. Вы собираетесь отправиться за женой на злополучное свидание и устроить небольшую сцену или все-таки нет?
— То есть вы предполагаете, что она туда пойдет?! — возмутился я.
— А вы разве нет?
Я потупился, крайне недовольный самим собой.
— Что это за муж, который не верит своей жене? — задал я вопрос.
— Вам нужно назвать имена и фамилии или достаточно статистики?
— Я доверяю Беа. Она не стала бы меня обманывать. Не такой она человек. Если бы ей было что мне сказать, она выложила бы мне это в лицо без уверток.
— Значит, вам не о чем беспокоиться, так ведь?
В
— Наверное, вы считаете меня ослом.
Фермин покачал головой.
— Я считаю, что вам повезло — по крайней мере в любви. И как всякий счастливый человек, вы этого не осознаете.
От увлекательной темы нас отвлек стук в дверь над лестницей.
— Если только вы не открыли в подполе месторождение нефти, не соблаговолите ли подняться? Дела не ждут, — раздался голос отца.
Фермин вздохнул.
— С тех пор как отпала необходимость рисовать красными чернилами цифры убытков, он превратился в тирана, — заметил он. — Хорошие продажи взбодрили его. Вспомните, как он выглядел прежде, и посмотрите, как выглядит теперь…
Дни текли потихоньку один за другим. Фермин в конце концов согласился поручить подготовку банкета и прочие свадебные хлопоты моему отцу и дону Густаво, которые в данном деле выступали в роли патриархов и приняли бразды авторитарного правления в свои руки. Я на правах посаженого отца помогал руководящему комитету, а Беа осуществляла функции художественного руководителя и согласовывала многочисленные детали запланированного торжества, проявляя железную волю.
— Фермин, Беа велела нам с вами явиться в дом мод Пантелеони, чтобы подобрать свадебный костюм.
— Как бы не пришлось мне примерить полосатый костюм…
Я десять раз поклялся, что в нужный момент к его имени невозможно будет придраться на законном основании, и, когда его приятель-священник провозгласит «Фермин, берешь ли ты в жены…», мы сможем не опасаться, что окажемся всей компанией в участке. Но по мере приближения назначенной даты Фермина все сильнее одолевали печаль и беспокойство. Бернарда справлялась с напряженным ожиданием с помощью молитв и «небесных тосинильос». [44] Правда, после того как умеющий держать язык за зубами врач подтвердил, что она беременна, большую часть времени Бернарда стала посвящать борьбе с тошнотой и головокружениями, так что по всем приметам первенец Фермина собирался шумно появиться на свет.
44
Десерт из яичных желтков и сахарной карамели.
Кажущееся спокойствие тех дней было обманчивым, поскольку под безмятежно гладкой поверхностью я барахтался в бурном мутном потоке, медленно, но неодолимо затягивавшем меня в омут незнакомого доселе чувства — ненависти.
В свободные минуты, не сказав никому о цели своего похода, я ускользал в библиотеку «Атенео» на улице Кануда, где пускался по следу Маурисио Вальса, производя раскопки в отделе периодики и в недрах каталога. Образ, в течение многих лет являвшийся для меня размытой абстракцией и не представлявший ни малейшего интереса, день ото дня обретал ясность и четкость черт, вызывая
Его взлет казался феерическим. Начиная с 1944 года должности и официальные назначения, все более почетные и значимые в структуре академических и культурных институтов, сыпались на него как из рога изобилия. Не счесть было его статей, речей и публикаций. Ни один престижный конкурс, конгресс или юбилей не мог обойтись без участия или присутствия дона Маурисио. В 1947 году вместе с парочкой компаньонов он создал Акционерное общество «Издательство Ариадна», с конторами в Мадриде и Барселоне, которое пресса наперегонки канонизировала, присвоив ему статус «мерила качества» испанской литературы.
В 1948 году все та же пресса начала отзываться о Маурисио Вальсе исключительно как о «самом выдающемся и признанном интеллектуале новой Испании». Самоназначенная интеллектуальная элита страны и те, кто мечтал в нее войти, словно переживали страстный роман с доном Маурисио. Обозреватели культурных колонок рассыпались в похвалах и пели осанну, пытаясь снискать его расположение и, если повезет, опубликовать в издательстве «Ариадна» какой-нибудь опус, давно пылившийся в столе. Это позволило бы счастливчику претендовать на официальное признание и войти в круг избранных, чтобы вкусить от их благ или хотя бы подобрать крохи с барского стола.
Вальс хорошо изучил правила игры и умело сдавал карты. В начале пятидесятых его известность и влияние распространились за пределы официальных кругов и стали проникать в сферу гражданского общества и его приверженцев. Пафосные выступления Маурисио Вальса превратились в свод истинных откровений для граждан, принадлежавших к ограниченному сословию из трех-четырех тысяч испанцев, которым нравилось считать себя просвещенными личностями и на этом основании смотреть свысока на соотечественников. Они с ходу восприняли его лозунги и повторяли их как прилежные ученики.
На пути к вершине Вальс сплотил вокруг себя небольшую группу прихлебателей, которые ели из его рук, а он продвигал их на руководящие должности в различных организациях и властных структурах. Если кто-то осмеливался усомниться в словах или дарованиях Вальса, пресса принималась дружно травить беднягу и, выставив его персону в самом невыгодном свете, делала из несчастного жупел. После этого он превращался в парию — убогого, перед которым закрывались все двери, и даже имя его становилось запретным. Иного пути, кроме забвения или изгнания, у такого человека не оставалось.
Много бесконечных часов я вчитывался в строчки и между строк, проверяя факты и версии, систематизируя даты и ведя строгий учет триумфам и скелетам в шкафу. В иных обстоятельствах, если бы целью моих штудий являлось изучение человеческой природы, я мог бы снять шляпу перед доном Маурисио и мастерством, с каким он разыгрывал свою партию. Невозможно было отрицать, что он досконально изучил своих сограждан, видел насквозь то, что таилось в их сердцах и душах, и дергал за ниточки, приводившие в движение их желания, надежды и страхи.