Узоры на коже
Шрифт:
— Мама в саду, — переглянувшись, хором отвечают близнецы.
Делаю шаг в сторону выхода, ведущего в сад, но Влад берёт меня за руку, останавливая.
— Полька, мы тебя любим, правда-правда.
— И я вас.
— Сеструха, может, вернёшься домой? — Стас ковыряет носком чёрных конверсов швы напольной плитки и не смотрит на меня. — Родители грызутся с утра до ночи, а приедет бабушка, вообще дурдом начнётся. Вернись, а? Тогда, может, от нас отстанут. Невозможно уже в доме находиться.
— Мальчики, я разберусь
Я им вру — безбожно и беспощадно, — потому что ума не приложу, как всё это склеить можно.
— Скорее бы… — протягивает Влад и потирает шею рукой. — А то в Суворовское свалим, или вообще на вокзал жить уйдём.
Отгоняю от себя мрачные мысли, что по моей вине страдают близнецы. Не влюбись я в Брэйна, всё было бы тихо и мирно, и все жили бы хорошо и спокойно. Но разве я не имею права любить того, кого хочу? Почему должна чем-то жертвовать? Зачем меня вынуждают делать выбор?
Толкаю белую пластиковую дверь, за которой открывается вид на сад — гордость и любовь хозяйки. Всё свободное время она проводит, ухаживая за цветами, копаясь в земле, что-то высаживая и пересаживая. Но сейчас здесь на удивление пустынно: не слышится тихое пение, не играет лёгкая музыка, так благотворно влияющая на растения.
Нахожу маму, сидящую на качеле, пьющую кофе из большой глиняной кружки. За те несколько дней, что не виделись, она изменилась: причёска не столь идеальна, а на щеках горит лихорадочый румянец.
— Мама? Как ты?
Мама вздрагиват, но, завидев меня, улыбается. Похлопывает по, обтянутому полосатой тканью, сидению рядом с собой. Когда сажусь, она несколько долгих секунд смотрит на меня, точно глазам своим не верит.
В какой момент моя жизнь превратилась в дешёвую оперетту, в фарс трансформировалась? Непонятно… Или она такой всегда была, просто лишь сейчас глаза открылись?
— Поля, — выдыхает и обнимает меня за плечи, целуя в макушку. — Ты же обещала позвонить…
Становится так неловко, что не выполнила обещание, но сделанного не воротишь и ошибок не поправишь.
— Извини, — всё, что могу сказать. — Я сегодня у отца была.
Мама округляет глаза, в которых мелькает надежда.
— Помирились?
Эх, если бы.
— Нет. Я за вещами приехала.
Мама вздыхает и улыбается.
— Наверное, это и к лучшему. Ты у меня умная девочка, способная, красивая. Помнишь, какие картины рисовала? Я так хотела, чтобы ты в художественный поступила, но папа…
— Папа решил, что лучше знает, что мне нужно. Наверное, по его мнению в деле страхования жизней и имущества сограждан у меня больше шансов добиться чего-то, чем став художником. Папа же всегда знает всё лучше других.
— А я не сумела настоять.
— Даже бабушка не сумела, о чём тут дальше говорить?
— Может, будь я сильнее, твёрже, ничего бы этого не произошло? — Мама делает глоток кофе, пряча
— Не переживай, пожалуйста. Всё будет хорошо. — Кладу голову маме на плечо, а она медленными рассеянными движениями перебирает короткие волосы на моём затылке. — Я счастлива, может быть, впервые в жизни. Даже благодарна отцу, потому что иначе никогда бы не изменила ничего в своей жизни.
— Ты его любишь?
— Да, — киваю. Мне даже задумываться не нужно, к себе прислушиваться, чтобы ответить на её вопрос. — Очень люблю.
Мама тихо смеётся, и я понимаю, что рада за меня. И это согревает душу и дарит покой.
— Знаешь, в последние дни дома творится чёрт знает что, но поверь мне, рано или поздно мы дожмём его. Ещё и бабушка твоя домой на днях возвращается, так что Юра очень скоро пожалеет о своём поступке.
Смех помимо воли вырывается на свободу, раня горло острыми краями. Мама пару секунд смотрит на меня, смеющуюся, пополам сгибающуюся, и улыбается. Вскоре обе хохочем — во всё горло, от души, выпуская на свободу забродившие чувства и отравляющие эмоции.
Когда через час собираю в своей комнате вещи, мама сидит на кровати и складывает юбки-кофточки в аккуратные стопки. Я решила забрать с собой не всё, только самое необходимое, потому, думаю, одним чемоданом обойдусь.
— Поля, я там тебе деньги приготовила, — замечает, не глядя на меня. — Лишними не будут, уверена.
— Мам, не надо, правда. У меня есть деньги, на карточке. Да и работу собираюсь найти, не волнуйся за меня, не умру с голода.
— Полина, — мама сводит брови к переносице и хлопает себя по коленям, отложив стопку вещей на кровать, — не спорь со мной, хорошо? Ты моя дочь, я люблю тебя, потому возьми деньги и не выделывайся.
Спорить бесполезно — иногда и моя мягкая мама умеет настоять на своём.
— И ещё… я тебе там ключи в кармашек чемодана положила и бумажку с адресом. Квартира недалеко от центра, уютная, хоть и маленькая по сравнению с этим домом.
Она обводит комнату рукой, а я понимаю, что мне-то, на самом деле, и не нужны такие хоромы.
— Ты сняла её для меня, что ли?
Мама хмыкает и впервые со всей уверенностью могу сказать: она не так проста и наивна, как кажется. Вся эта история определённо сделала нас всех другими, сорвала маски, обнажила старые раны.
— Купила я её. Давно уже, когда от отца твоего уходить собиралась. — Вот это новости… — Вы с мальчиками не в курсе, это долгая история, но квартиру по случаю купила. Думала туда с близнецами переехать, но Юра уговорил не рушить семью.
— Однако…
— Самое прекрасное в этой квартире то, что отец ничего о ней не знает. Мир не без добрых людей, потому помогли с документами. А теперь она твоя, так что живи и радуйся.
Стою, ошарашено глядя на маму, в её глязах эмоции, точно в калейдоскопе сменяют одна другую.