Узы крови
Шрифт:
— Ты думаешь о том же, о чем думаю я, Хакон?
— Да, — отозвался скандинав. — Мы запишемся в один из его отрядов и заведем пленных прямо через ворота.
— И оставим мою дочь в Тартаре еще на одну ночь? Нет. Я придумал нечто менее сложное. — На щеках Фуггера пылали алые пятна. — Почему бы нам просто не разбить голову этому подонку и не украсть его пропуск?
Капитан Люций Хельцингер удовлетворенно разглаживал свою рыжую бороду. Добровольцев оказалось так много, что он смог выбрать лучших: убийц, а не воров и насильников. Он взял к себе разбойников, которым уже доводилось убивать и которые сделают это снова, если потребуется. Иногда это приходилось делать даже при аресте религиозного отребья. Капитан солгал, сказав, что никакой опасности нет: евреи и еретики порой оказывали на удивление эффективное сопротивление. Потому-то им и понадобилось отправлять этих овец на заклание! Если при захвате преступников ватиканский офицер и потеряет кого-то из нанятых подонков, то что с того? Тем больше золота Карафы попадет в его собственный карман! Говорят, у него много золота, у этого нового Папы. И он не похож на своих предшественников с их болтовней о всеобщем примирении и реформах. Отец Люция говаривал, что на примирение новых доспехов не купишь. Мир прибыли не приносит. Карафа, глава инквизиции, снова отправил их воевать!
Он был настолько доволен собой, что даже снисходительно отнесся к однорукому попрошайке, который подошел к нему как раз в тот момент, когда он вручил последний список своему последнему подчиненному и проводил взглядом смешанный отряд, состоящий из солдат и преступников. Вместо того чтобы впечатать нищему сапог в задницу, Люций Хельцингер только рявкнул:
— Нам больше никто не нужен, дерьмо! Да мы и все равно не взяли бы калеку!
И капитан отвернулся, чтобы отдать приказ двум солдатам, которых оставил при себе, когда почувствовал, что его дергают за рукав. Он поднял руку, чтобы все-таки ударить нахального пса, но нищий отбежал назад, подняв обрубок руки, и поспешно забормотал:
— Тут поблизости кто-то прячется! Еретики! Я могу отвести вас к ним.
— Свиньи-еретики копаются в грязи повсюду. С меня хватит и тех, кто в моих списках.
— Но это — еретички-свинки, господин. В конюшне, прямо здесь, добрый мастер. Две девицы — их три дня назад оставил тут отец, купец.
— Девицы? — Командир и его солдаты теперь слушали доносчика с полным вниманием. — Насколько взрослые?
— Не очень, господин. Лет четырнадцать, наверное.
— Ну что ж. Долг велит нам искоренять ересь, где бы мы с ней ни встретились, не так ли? — Капитан погладил усы. — Отведи нас к ним, и получишь за это дукат.
— Добрый господин! — воскликнул Фуггер и захромал к конюшне.
После яркого дневного света там оказалось темно. Люций и его солдаты остановились в полумраке, растерянно моргая.
— Где они, пес? — прошептал Люций.
— Здесь, господин, — тоже шепотом ответил Фуггер, отходя еще дальше в темноту. — В левом стойле, под старой попоной. Вон там! Смотрите, как они трясутся!
Теперь и Люций разглядел дрожь под соломой.
— Выволакивайте их! — одними губами приказал он, обнажая меч.
Двое его солдат двинулись вперед. Они и сами видели, как дрожит попона, и даже услышали тонкий плач, доносящийся из-под нее. Ухмыляясь, один из них наклонился и ухватился за разлохмаченный край, а второй замер с расставленными руками, готовясь наклониться и схватить.
Попона взлетела вверх. Пыль взвихрилась в луче солнца, а из вихря стремительно возник мужчина — мужчина, сжимавший в каждой руке по палке. Они вытянулись вперед, потом скрестились перед ним, поймав в движении солнечный блик и превратившись из пламени в тень, а потом — снова в пламя. Когда они закончили движение, раздался громкий стук, и оба стражника словно слиплись в ком, а потом все так же вместе рухнули на пол без чувств.
Люций вскрикнул, стремительно разворачиваясь к двери. Однако теперь кто-то встал между ним и выходом — такой же высокий, как он сам, но гораздо шире. Хакон поднырнул под отчаянный взмах меча, ударил плечом в живот офицера и отбросил его к центральной опоре конюшни, которая затрещала и сотрясла все строение. Последовала недолгая возня, которая завершилась решительным падением громадного кулака. А потом слышно было только тяжелое дыхание.
— Фуггер, двери! Эрик, помоги мне стянуть с этих подонков одежду, пока она не слишком испачкалась в крови! И принеси веревки.
Фуггер захлопнул двери конюшни и заложил их засовом.
— Найди приказ, Хакон. Его бумаги. Они должны быть вот в этой сумке.
Хакон перебросил ему сумку, а сам вместе с сыном начал раздевать капитана.
— Хакон! — Фуггер показал на свои руки, культю и половину кисти, едва зажившую после Сиены.
— Извини, Фуггер. — Хакон оставил Эрика заканчивать дело, а сам подошел к другу и развязал тесемку, стягивавшую суму. — Мы ищем вот это?
Последними оставшимися у него тремя пальцами Фуггер перелистал промасленный пергамент.
— Да. Он не терял времени, этот Карафа. Его герб уже окружен папским знаком. Вот по этой бумаге одного из нас пропустят в тюрьму.
— А…
— Пусть это буду я. — Эрик успел распустить шнуровку, которая соединяла камзол с трико. Стащив камзол, он поднял его. — Он примерно моего размера.
— Скорее, моего, — возразил Хакон. — Ты не пойдешь, парень.
— Пойду! — Эрик встал перед Хаконом, сверкая глазами. — Она — моя любимая.
— А ты — мой сын. И я тебя знаю. Ты начнешь размахивать своими саблями и даже на шаг не приблизишься к тому, чтобы освободить ее. Ты…
— А ты? — Эрик почти кричал. — Какой от тебя будет прок, старик? У меня есть силы, и сабли, и причина, и…
— А у меня — мой топор! — Хакон наклонился и подхватил с пола оружие. — Он видел столько крови, сколько тебе и твоим саблям даже не снилось. А что до силы…
Отец и сын уже почти столкнулись лбами, и Фуггер с трудом втиснулся между ними.
— Послушайте меня! Перестаньте толкаться и послушайте! — Двое крупных мужчин, тяжело дыша, разошлись на шаг. — Я считаю, что вы оба должны войти внутрь. По-моему, так будет лучше.
— Но у нас есть пропуск только на одного.
— На одного солдата — да. Но там говорится и об арестованных. Офицер может привести в тюрьму новых заключенных.
Хакон присвистнул.
— Значит, я могу взять Эрика как арестанта!
— Или я тебя! — Молодой человек возмущенно сверкнул глазами.