В битвах под водой
Шрифт:
Пересыпкин исчез, словно растворился на наших глазах. Мы даже не заметили, через какой люк он выскочил из отсека.
– Хороший парень, - улыбнулся Любимов.
– Веселый, дисциплинированный, к службе относится серьезно.
Лейтенант Евгений Любимов выделялся своей жизнерадостностью и веселым нравом. Он сам любил пошутить и любил веселых людей. Особенно по душе ему был весельчак Пересыпкин.
Но лишь только мы с Любимовым склонились над картой, как в отсек вошел Иван Акимович.
– Помощник! Ты куда послал Пересыпкина?
– Разрешил сходить в город на полтора
– Вот бандит!
– рассмеялся Станкеев.
– Так ведь он же не пошел, а полетел! Перемахнул через ограду. Часовой, если бы это был настоящий часовой, открыл бы стрельбу...
– На посту стоит его дружок, - засмеялся Любимов, - он, наверное, догадался в чем дело.
– Больше того, он даже окликнул Пересыпкина и пригрозил, что убьет "як бандюгу", но Пересыпкин ответил: "Выполняю особое задание помощника командира". Так и сказал: "Особое задание".
– Эх, святое дело - любовь! Она больше, чем любое особое задание, вздохнул Любимов и углубился в карту.
– Вы так вздыхаете, лейтенант, будто вам за семьдесят и все у вас уже в прошлом, - сказал с улыбкой Иван Акимович.
– Нет, не в прошлом!
– воскликнул Любимов.
– Хотя и далеко...
– Это что же далеко?
– спросил Станкеев.
– И любовь, и жена. Они у меня всегда вместе!
– А почему же они не с вами? Или жена не захотела приехать?
– Хотела... Но теперь уже, видно, так и будет до конца войны. Будем воевать врозь.
– Ну, заговорились мы. А ведь я к вам по делу: в обеденный перерыв, товарищи, партийное собрание, - сказал Иван Акимович и направился к выходу.
Офицерскому составу было дано задание так изучить Черноморский театр, чтобы знать названия всех гор, мысов, все маяки, глубины и характер их изменения, - словом, без всяких пособий, по памяти, уметь начертить карту, по которой подводная лодка могла бы плавать. Зачет должен был принимать сам Вербовский. Сроки были даны очень жесткие.
Во всех отсеках сидели, склонившись над картами, люди.
Время летело незаметно, и, мы с Любимовым были удивлены, когда перед нами появился улыбающийся Пересыпкин.
– Товарищ старший лейтенант, - доложил он, - матрос Пересыпкин прибыл из кратковременного увольнения.
– Так быстро?
– вырвалось у меня.
– Или ехал на чем?
– Никак нет, не ехал, бежал. На часы не смотрел, товарищ старший лейтенант, но, должно быть, прошло не более часа...
– Даже меньше, - сказал я, взглянув на корабельные часы над штурманским столиком.
– Ну, как дела?
– Очень хорошо, товарищ старший лейтенант!
– бодро доложил Пересыпкин. Никакой бомбы в их дом не попало. Ложный слух...
Мы поздравили Пересыпкина.
– В городе что творится!..
– продолжал он.
– Что же там происходит?
– заинтересовались мы.
– Стены домов мажут красками, пушки на улицах устанавливают, патрулей видимо-невидимо. В городе только о шпионах и говорят. Будто они под милиционеров маскируются...
– И поймали какого-нибудь?
– А как же, и, говорят, женщины занимаются ловлей их.
–
– Сам видел, товарищ старший лейтенант. Выскочил я на Советскую, а на углу бабы... Извините, конечно, - запнулся матрос, - женщины то есть, и на меня: "Вот он! Вот он!" - кричат. Вижу, дело плохо, я от них. Не догнали. Слышал только: "Это не тот, тот в милицейской форме был". А когда обратно шел, они уже вели одного.
– Шпиона?
– Да не-ет, какого шпиона. Обыкновенного милиционера. Я даже знаю его.
– Так зачем же его вели?
– Бдительность проявляют. А может, это шпион... Мина говорила, что с самого утра за милиционерами охотятся.
– Что это за Мина? Девушка твоя, что ли?
– Она, невеста...
– улыбнулся матрос.
– Ас милицией - это какая-то провокация. Вот если бы знать, кто такие слухи распространяет, да заняться этими людьми, - рассуждал я.
Внезапно нашу беседу с Пересыпкиным прервали. Меня вызвал на мостик только что вернувшийся из штаба соединения командир корабля, который сообщил подробности утреннего налета фашистских самолетов на Севастополь. Оказывается, бомбы были сброшены не только на город; враг атаковал также военные объекты и минировал выходы из базы.
– Надо нажать на боевую подготовку, - приказал капитан-лейтенант.
– Как только заводчики сдадут лодку, нам придется идти в море.
– Будем готовиться к этому, товарищ капитан-лейтенант.
– Из города начинается эвакуация женщин и детей.
Отпускайте по одному, по два офицера и сверхсрочников, у кого здесь семьи. Понятно?
– Так точно, понятно! А какую установить продолжительность увольнения?
– Не больше двух часов. Действуйте. Я буду в штабе. Последние указания командира требовали дополнительного согласования со строителями плана работ и составления нового расписания занятий на всю неделю. Я пригласил к себе ответственного сдатчика, и мы стали уточнять сроки. Это была трудная задача, так как в первоначальном плане работ была учтена, казалось, каждая минута, а нужно было еще выкроить время для тренировок на боевых постах, для общекорабельных и отсечных учений. С нами находился и Иван Акимович, который изъявил желание помочь нам. Но он не раз жалел об этом, когда возникали жаркие споры между мною и ответственным сдатчиком. Я настаивал на увеличении времени на тренировки и учения, а строители, конечно, требовали уделять максимальное внимание строительству. Иван Акимович старался примирить нас, но так как оба мы оказались довольно упрямыми, то ему было трудно справиться с нами. После долгих споров мы все же составили план, который удовлетворял обе стороны.
– Товарищ старший лейтенант, - доложил матрос Додонов с пирса, гражданские просят помощи! Обнаружили шпиона! Хотят поймать!
– Где? Какого шпиона?
– спросил я.
– Шел он вон там, - матрос показал на обрыв, возвышавшийся почти отвесно над бухтой, - потом юрк в домик. Вон в тот, что отдельно стоит...
– А гражданские где? Кто просит помощи?
– За воротами.
Приказав пяти матросам следовать за мною, я выбежал за ограду. Нас встретила группа людей, состоявшая в основном из женщин.