В битвах под водой
Шрифт:
– Хороший человек, но... мещанским душком от него отдает... Нет опыта борьбы, - заключил Ефим Ефимович.
– А, по-моему, он просто струсил!
– возразил вахтенный центрального поста.
– Ты не прав, моряк!
– Метелев искоса посмотрел на матроса.
– Так презрительно нельзя к нему относиться. Он только год как в Советском Союзе. А до этого жил в буржуазной стране. Там его пичкали пропагандой о германской военной мощи... Он сам это рассказывал и понимает, но... видать, неожиданность его настолько ошеломила, что он
Метелев был прав. В период, предшествовавший второй мировой войне, в буржуазных странах появилось множество книг, написанных участниками первой мировой войны, в том числе германскими милитаристами различных рангов и положений. Тенденциозно освещая события, авторы этих книг всячески превозносили германские победы и искажали причины поражения Германии. Расчет был на то, чтобы у читателей сложилось впечатление о случайном характере поражения Германии в первой мировой войне и о наличии у прусской военщины какой-то магической силы побеждать. И не один скромный старик Рождественский был жертвой такой умелой вражеской пропаганды.
Я вышел из центрального поста и направился в кормовую часть корабля. Метелев последовал за мной. Он, видимо, был расстроен разговором с Рождественским и молчал. В дизельном отсеке шла сборка машин. Детали были разбросаны по всему помещению, и казалось, что из них вообще ничего нельзя собрать.
– Что-то не верится, Ефим Ефимович, что вы уложитесь в сроки, - начал я.
– Ты, Ярослав Константинович, за рабочий класс не беспокойся!
– обиделся Метелев.
– Мы уложимся... Ты, лучше займись своими моряками. Мне кажется, скорее вы не уложитесь, чем мы...
– А что?
– насторожился я.
– Вам кажется, что мы плохо занимаемся?
– Нет, вы хорошо занимаетесь, но... мне кажется, что вы слишком много внимания и времени уделяете азам. Так учили, когда я был матросом. А сейчас нужно учить по-другому... Надо избегать стандартных приемов, отрабатывать больше сложных задач, чтобы... люди научились не теряться в трудных условиях, не боялись своих механизмов...
– По-моему...
– попытался возразить я, но Метелев перебил меня.
– Нет, нет! Подумай хорошенько, и по-твоему будет то же самое...
– Но ведь командир лодки проверял и...
– не сдавался я.
– Вербовский тоже не совсем прав. Я ему уже говорил об этом. В общем, он со мной согласен, но... не совсем, кажись...
Я тоже не мог во всем согласиться со старым моряком. Учения, которые мы проводили, убеждали меня в том, что мы решаем задачи, в целом отвечающие требованиям наших официальных документов и инструкций.
Выйдя из дизельного отсека, я поднялся на мостик.
В бухте было совершенно темно, и только в безоблачном небе светились яркие южные звезды. С противоположной стороны гавани, где находился судостроительный завод, уже переведенный на круглосуточную работу, доносился стук молотков и шум различных механизмов. Ночь давно опустилась
В пятницу утром, на целые сутки ранее намеченного срока, "Камбала" была готова к сдаче и вскоре вступила в строй боевых кораблей Черноморского флота.
Первый блин
Подводная лодка готовилась к первому боевому походу. На корабль грузили боеприпасы, горючее и продовольствие.
Погрузочный кран поднял с пирса торпеду, пронес ее по воздуху и начал медленно опускать на палубу "Камбалы". На слое тавота, которым была густо смазана торпеда, кто-то вывел пальцем: "Наш подарок фашистам".
– Хорош подарочек, товарищ старший лейтенант, не правда ли?
– прикрывая рукой глаза от солнца, обратился ко мне лейтенант Глотов, руководивший погрузкой торпед.
– Подарок достойный, - согласился я.
– Вы двигаетесь, как черепахи! Так воевать нельзя!
– слышался глуховатый голос боцмана Сазонова, "подбадривавшего" матросов, грузивших продукты на лодку.
– Сазонов, мы, чернокопытые, уже шабашим!
– вытирая руки куском пакли, подшучивал Свистунов.
– А как ваша интеллигенция?
– Ты сам интеллигент, - сухо улыбнулся Сазонов, сверкнув глазами, и снова переключился на рулевых.
– Давайте быстрее! Неужели не видите, черное копыто издевается...
На подводной лодке мотористов в шутку называли "чернокопытыми", а рулевые, и особенно радисты, именовались интеллигенцией.
– Смотри, - улыбался, подходя к нам, Иван Акимович, - мотористы опять первые...
– Как всегда, - поддержал я.
– Пойдем со мной.
– Куда?
– Начальник политотдела вызывает. Партийный билет будет тебе вручать, - и Станкеев дружески взял меня под руку.
В небольшом, но светлом и уютном кабинете, увешанном географическими картами, нас приветливо встретил начальник политотдела соединения капитан первого ранга Виталий Иванович Обидин. Он взял со стола приготовленный заранее партийный билет и, передавая его мне, сказал:
– Вы получаете партийный билет в самое трудное для нашей страны время. Наша свобода и независимость в опасности. Вы уходите в море. Так докажите же, что мы не ошиблись, когда принимали вас в партию.
– Все свои силы и знания я готов отдать за священное дело партии! произнес я и пожал большую сильную руку Виталия Ивановича.
– Ну как? Теплее с партбилетом?
– хлопнул меня по плечу Станкеев, как только мы вышли из кабинета начальника политотдела и направились на пирс.
– И верно, теплее...
– Дела, видео, на фронте серьезные, - нахмурил брови Иван Акимович, - в сегодняшней сводке опять... отступление...
Некоторое время мы шли молча.
– Снова введен институт комиссаров, - сообщил Иван Акимович.
– Так ты теперь комиссар "Камбалы"?
– Выходит, так.
– И я должен обращаться к тебе на "вы"?