В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина

Март Михаил

Пилот

Восстание в Бухенвальде началось восьмого апреля, когда американская канонада гремела в нескольких километрах. Шабанов за очередной побег сидел в бараке смертников и ждал отправки в крематорий. Их освободили свои же узники, разоружившие эсесовцев. Американцы пришли через три дня. Их странное поведение удивило всех. Сначала они забрали у восставших оружие, у всех, кроме русских, они не отдали, а затем заставили военнопленных восстановить

колючую ограду, поломанную во время восстания, и только потом начали оказывать медицинскую помощь, при этом падающих от бессилия людей помещали в соответствующие зоны по национальному признаку. Накормить сообразили не сразу, а когда раздали хлеб и тушенку, погубили этим еще немало жизней. Истощенные узники погибали от заворота кишок. Сытым воякам, плохо понимающим, что такое война и концентрационные лагеря, многое казалось непонятным.

Глеба Шабанова, не успевшего попасть в печь, около трех месяцев кидало по карантинным -зонам. Перед тем как наши взяли своих офицеров в советские оккупационные зоны, американцы каждому предлагали выбор. Шабанова предупредили: «Сталин военнопленных считает предателями. Вы рискуете быть расстрелянным своими же. Мы можем предоставить вам политическое убежище и не вносить вас в списки, подготовленные для русских. Никто об этом не узнает». Глеб отказался и попал в новую зону, но уже советскую. Начались новые допросы.

Он рассказал следователю НКВД все без утайки, но погоны ему возвращать никто не собирался. Шабанов начал понимать, что ему не верят. За десять суток его допрашивали десять раз. Каким-то образом раскопали о нем всю информацию, вопросы коснулись даже его детства. Доверия в глазах следователя не прибавлялось, похоже, он матери родной не верил.

Пришел день, и Шабанова под конвоем отправили на станцию. Там он увидел майора и успел выкрикнуть:

— Тихон, Пустовалов!

Майор оглянулся, узнал его и подошел.

— Глеб?!

Конвоиры остановились. Трое офицеров, шедшие с майором, косо поглядывали в их сторону.

— Куда это тебя?

— Без понятия. Таких, как я, полон эшелон.

— Значит, выжил. Молоток!

— Ты, я вижу, тоже уцелел. После того как нас взяли, в барак смерти определили. Приди американцы чуть позже, я бы в пепел превратился. Мы там бунт подняли.

— Стало быть, не судьба тебе в пепел превращаться.

— Тебя, я вижу, в звании восстановили.

— Я же разведчик. Сейчас в Берлине своих больше, чем в Москве.

Пустовалов похлопал Шабанова по плечу и ушел. Вот и поговорили. Глеба повели дальше. Солдат с рыжими усами подал ему руку, и он взобрался в вагон, набитый людьми, как бочка селедкой.

Ему опять повезло. Перед самым отправлением поезда к вагону подошел лейтенант и выкрикнул его фамилию. Шабанов спрыгнул на землю, и дверь вагона захлопнулась. Его вернули в комендатуру, в знакомый ему кабинет. Помимо следователя, там был Тихон Пустовалов.

— Садитесь, Шабанов.

Он сел на табурет, стоящий посреди комнаты.

— Почему

ничего не рассказали о побегах, которые вы устроили?

— Вы не спрашивали.

— В последнем участвовал майор Пустовалов, он подтвердил ваш первый и второй побег и то, что вас приговорили к казни.

— Из концлагеря на свободу не выходят. Сам не подохнешь, тебя сожгут. Побег — это всегда надежда.

— Могли бы сбежать в одиночку?

— Тогда точно сбежал бы. Нас ловили по вине неопытных, силенок не всем хватало на резкий бросок. В первом случае ушли на три километра, во втором — на шесть. Бросать слабых без помощи не приучен. Майор Пустовалов шел первым, и его не нагнали.

Я замыкал колонну. Бежало нас восемь человек, ушли только двое, остальных взяли.

— Тихон Петрович говорит, что план побега готовили вы?

— Опыт имеется. В общей сложности я бежал восемь раз. С пересылок, с поездов, пеших этапов. Важно точно выбрать направление и найти слабое место в зоне.

— Вы сбили восемь самолетов?

— Девятый сбил, когда уже сам был подбит. Тот самый редкий случай, когда на дуэли погибают оба дуэлянта.

— В Берлине наша война не кончилась, у нас есть обязательства перед союзниками. Мы должны освободить Дальний Восток от японских милитаристов. Пойдете добровольцем?

— Готов.

— Напишите заявление, мы его рассмотрим. Если военная коллегия утвердит вашу кандидатуру, вас восстановят в звании. Проявите себя в воздушных боях, восстановят в партии и вернут ордена.

Можно сказать, Пустовалов спас Шабанова. Намного позже Глеб узнал, куда гнали эшелоны с фронтовиками без погон. С 45-го по 47-й «освежили» гулаговский контингент. Блатным тогда пришлось несладко, вояки их быстро на место поставили.

Погоны Шабанову вернули и дали краткосрочный отпуск. Целых пять дней.

Дом в Малом Козихинском переулке уцелел. В квартире Глеба никто не жил, переселение, подселение и уплотнение еще только начиналось. Куда подевались соседи, он не знал. Отметившись в комиссариате, получил командировочное удостоверение, паек, хлебные карточки и билет на поезд. Впереди пять дней полной свободы. Но на четвертый день его навестили гости, ворвались, словно во вражеский блиндаж. Четверо в форме офицеров МВД и двое в штатском. Глеба застали с намыленными щеками и опасной бритвой в руках, с полотенцем на шее и мокрой головой. Втащили в комнату, усадили на стул и приказали сидеть и не шевелиться.

— Сейчас вам будут задавать вопросы. Отвечать четко, быстро и конкретно. Все понятно?

— Да ради бога. Только можно было не устраивать здесь этот цирк.

В комнате с ним остался один человек в штатском с пистолетом в руках. И, судя по его физиономии, такой выстрелит, не задумываясь. Минуты через две дверь отворилась, вошел невысокий полный мужичок с лысой головой и маленькими свиными глазками. Ничего особенного. Осмотревшись, он взял стул и сел напротив хозяина.

— Вы Глеб Шабанов? Летчик?